Жара в Аномо

Эта весть живо облетела селение по ту сторону озера. На окрестных возвышениях маячили фигурки женщин с младенцами за спинами, ребятишки постарше сновали повсюду, как муравьи. Мужчины же сгрудились на утрамбованной площадке перед часовенкой, готовясь к какому-то ритуалу, раскрашивали друг другу обнаженные торсы и лица разноцветной глиной, подтягивали и проверяли на слух легкими пошлепываниями грубую кожу нгом — старинных ударных инструментов.

Среди людской суеты и рева тягачей возбужденно беседовали возле слегка демонтированной вышки БУ-75 Луковский, седовласый толстячок в бриджах и двое рабочих, Лумбо и Даб.

Вышка эта возвышалась над лагерем подобно ажурной мачте телецентра над городом. Знаменитая, широко известная своей мощью среди специалистов нефтяной геологии всего мира советская буровая установка, прозванная нефтяниками "бэушкой", способна просверлить землю на несколько километров вглубь. Сложное многотонное сооружение.

По лагерю шли Борис Корин и Светлана.

Разговаривая со спутницей, Корин по-хозяйски присматривал за происходящим вокруг, то и дело останавливаясь, чтобы отдать необходимое распоряжение или ответить на вопросы часто подбегавших к нему рабочих.

Легкий, сухой ветерок швырял мелкую рябь на белесо-голубую поверхность озера, тихонько подталкивал сиротливый катыш облачка по бездонной глади огромного небосвода.

— Наломал ты дров, — говорила она, — по Виктору вижу, наломал солидно. Престиж — святая вещь, Боренька.

— В Тюмени пласты-океаны куда ни ткни, — сказал он, — а здесь структуры, разрозненные купола.

— Давай, давай, тангенс на котангенс, синус на косинус, альфа на бету, а нефти нету.

— Не надо Светлана Сергеевна. Не надо.

— Ты не сердись, мы все свои. Обидно. Ведь не я отменила сейсморазведку. Знаешь, Виктор Иванович места себе не находит, просто на части разорвался. И вот что интересно, все равно стоит за тебя горой.

— Я знаю, — сказал Корин. — Да, промах. Но логика была. Мы хотели сэкономить время и средства. Сейсморазведка в этих условиях — недели. И не меньше полторы сотни тысяч. А главное — вода. Вода, Светлана Сергеевна, простая водичка, кровь нашей работенки. Короче, мы с Банго решили не тратить время и на артезианскую скважину. Поставьте себя на наше место. Предполагалось, причем железно предполагалось, что и здесь перспективная зона. Во всяком случае, захватывалась контуром предыдущего плана. Плюс сравнительно хорошая подъездная дорога, готовое водохранилище, ставь на озеро водокачку — вся музыка. Вы бы на нашем месте тоже смонтировались и забурились. Такие пироги.

— Такой блин. Вот уж и впрямь первый блин комом, — сказала она сочувственно, — беда, и только.

— Это полбеды, — сказал Корин, — беда другое… трагедия. Не можем смириться с мыслью, что его нет и не будет с нами. Поверите, по ночам слышу его голос, песни, руки его вижу. Железо пищало в его руках.

— У них сражение еще продолжается. Сражение не только окопы и оружие. Ничто не приходит сразу. — Светлана вдруг грустно усмехнулась. — Разве что простуда и насморк.

— Мы с ребятами поклялись своей совестью, памятью, именем его поклялись сделать все, чтобы сбылась его мечта. Мы должны найти нефтяную ловушку, должны.

— Банго не умер, он погиб. Это не одно и то же. Ты понимаешь, что я хочу этим сказать?

— Да, мы уверены, что погиб не случайно.

— Не только он один хотел, чтобы тут покончили с нищетой и отсталостью. Как же ты мог допустить такое легкомыслие, когда каждый день на счету, каждый час?

— Это не легкомыслие, а промах. Подобные вещи случаются даже с опорными скважинами таких потрясающих нефтярей, как наши в Приобье или в Башкирии. Что я…

— А Виктор говорил, что ты мастер экстра-класса.

Борис чуть не взорвался, даже лицом потемнел.

— Слушай… те, доктор, — произнес он, — я же просил, не надо лить воду в костер, мы не туристы в лесу.

Из автобуса с выбеленным полотняным покрытием, в котором размещалась химическая лаборатория, показалась молодая женщина в клетчатой рубахе с закатанными рукавами. Заметив Бориса и его спутницу, она повернула вспять, да так и замерла, ухватившись за поручни висячей лестнички, настигнутая возгласом Корина:

— Габи!

Женщина не обернулась, лишь вздрогнула, как от внезапного прикосновения. Борис и Светлана приблизились к ней.

— Это Габриэль, наш химик, — сказал Корин. И добавил тихо: — Его жена.

Светлана удивленно и даже с некоторой профессиональной настороженностью посмотрела на него, положила руку на его плечо и легонько встряхнула.

— Что с тобой?

— Да, да, конечно… — пробормотал Борис. — Ну, я пошел. Забот — невпроворот.

Он быстро зашагал к буровой установке, под которую в реве моторов и лязге гусениц подгоняли транспортировочные лафеты.

— Здравствуй, Габи, — чуть слышно произнесла Светлана, — милая моя Габи. Я так хотела тебя увидеть.

— Здравствуй, — сказала Габи.

Женщины обнялись. У Светланы вдруг задрожали губы, и она не сдержала слез. Уткнувшись лицом в плечо Габриэль, она прерывисто шептала, всхлипывая и захлебываясь словами откровенного, искреннего сочувствия.

— Да, Габи, ужасно… милая, милая Габи… будь мужественной… Это большое горе… для всех… ужасно… будь мужественной… надо быть мужественной…

Плакала Габи Амель. Гладила русые волосы Светланы и плакала. Издали, не прекращая работы, поглядывали на них мужчины, примолкнувшие и печальные.

Одинокое облачко набежало на огненную крицу солнца и отпрянуло, словно обожглось, покатилось дальше, успев лишь мазнуть по горячей земле зыбкой своей тенью.

Внезапно взоры всех, кто находился в лагере, обратились к селению за озером.

Оттуда донесся приглушенный шум, достаточно явственный, однако, чтобы пробиться сквозь звуки работы в лагере, и вслед за тем показались люди.

Пританцовывая в замысловатом ритме нгом, извиваясь лоснящимися на ярком солнце черными, раскрашенными фантастическим орнаментом телами, гибкими, как резина, они с поразительной синхронностью ступали босыми ногами, над щиколотками которых были привязаны трещотки.

Достигнув подножия ближайшей к лагерю нефтяников дюны, они образовали круг.

Ступая теперь по кругу в значительно убыстренном, едва ли не экстатическом ритме, стройные и величественные, с каменными лицами молодые и старые потомки некогда воинственного, а ныне мирного племени продолжали свой танец, сохраненный древней сокровищницей обычаев и традиций.

Под крепкими узлами мускулов и сухожилий бурлила пламенная кровь предков. В пыльном и удушливом воздухе сухо трескались и рассыпались отзвуки неистовых, тугокожих, стонущих под ударами ловких ладоней двух опоясанных пестрыми лентами нгом.

Нефтеразведчики и гости прервали дела, чтобы отдать дань блестящему искусству танца, показанного в их честь.

— Что означают эти символы? — спросил Луковский.

— Это знаки особого внимания к тем, кто жил с ними рядом так долго, а теперь собирается их покинуть, — ответил седовласый представитель правительства.

— Они недовольны?

— Они желают уходящим добра и удачи в других краях.

15

Киматаре Ойбор в форме и при оружии направлялся в конец коридора, где находился кабинет Даги Нгоро. На ходу он сказал сопровождавшему его полицейскому строго и внушительно:

— Мой Самбонанга будет невозмутим, как бы и о чем бы мы ни говорили.

— Да, — с готовностью ответил тот.

Когда они вошли по всем правилам субординации, капитан встал из-за стола, своим видом подчеркивая официальность и озабоченность.

— Наконец-то, — сказал он и тотчас поднял трубку внутреннего телефона. — Переключите внешнюю линию на дежурного офицера, минут десять меня нет. — И сержанту: — Ну что?

— Не слишком густо, к сожалению.

— Правительство всерьез обеспокоено, вам это известно?

— Так точно, — сказал Ойбор, — вы уже говорили мне об этом.