Страница 24 из 39
— Чем же мы вернем, если мы уже нищие? — развел руками Ямада.
— Чем? — Паттерсон наклонился над столом, опершись о него своими волосатыми руками, и приблизил к Ямале побагровевшее от вина лицо. — Мы вооружим вас, и вы, японцы, должны установить американский образ жизни во всей Азии.. вплоть до Урала. Понятно? Хе-хе-хе! Надеюсь, вы извините меня за солдатскую прямоту. Я не дипломат и не люблю крутить...
Когда гости разошлись, отец и сын еще долго сидели за столом.
— Мне нравятся эти люди, — сказал Кадзуо,— с ними чувствуешь себя спокойнее и увереннее. Нам многому надо у них поучиться!
Ямала молча прохаживался по комнате. Остановившись в раздумье, он сказал:
— Да, конечно, американец по-своему прав. Раз мы в проигрыше, мы и должны платить! Это известный закон... Слава небу, что у нас еще есть чем платить, что у нас в достаточном количестве то, что сейчас котируется на американской бирже. Я имею в виду нашу молодежь...
* * *
На лесном дворе лесопилки собрались рабочие. Они закончили работу, но не расходились по домам. Одни расположились на кучах стружек, другие — на пилораме. Хей-таро с товарищами забрались на груду сваленных сосен. Сосны были еще влажные от дождя и приятно пахли смолой.
Рабочие собрались, чтобы решить: продолжать работу или бастовать. Условия жизни рабочих с каждым месяцем становились все тяжелее, цены быстро росли, а заработная плата оставалась прежней, штрафы увеличивались... А теперь стало известно, что владелец лесопилки принял военный заказ американцев и решил удлинить рабочий день еще на два часа.
Люди угрюмо молчали или вполголоса перешептывались. Не так легко решиться на забастовку, когда дома большая семья, которую нужно кормить. Но и жить по-прежнему тоже нельзя. За ценами — не угонишься... Много ли соберешь с крошечного огорода? Продержишься ли на одной ботве и ячменной похлебке? О рисе и мечтать не приходится...
На трибуне — куче сваленных досок — появился рабочий Исибаси, худой, изможденный человек.
Исибаси кормил не только свою многочисленную семью, но и детей брата, сидевшего в тюрьме за кражу двух банок с консервами.
После каждого слова он задыхался от сухого, острого кашля.
— ... Гонка вооружений, подготовка к новой войне — вот что сделало нашу жизнь, жизнь рабочих, невыносимой! Нам остается одно... — На лице Исибаси — нездоровый румянец. Кашель не дает ему говорить, и он машет рукой: — Избрать стачечный комитет и предъявить требования!
Раздались крики:
— Правильно! Надо действовать!
— Мы не скот, чтобы жрать рисовые очистки!
— Хватит! Голодом морят, ни за что людей в тюрьмы бросают! Учителя Сато арестовали... Провокации устраивают. .. Когда конец этому?
Возбуждение рабочих усиливалось. Имано встал и поднял руку, но в это время послышался вкрадчивый голос:
— Не надо только горячиться. Давайте обдумаем всё...
К трибуне не спеша пробирался маленький Кимура — браковщик леса. Позади него шли два его рослых молчаливых сына; они всегда неотступно следовали за отцом. На губах у Кимуры играла ласковая улыбка, у сыновей лица были замкнуты и неподвижны.
— Зачем горячиться? — повторил Кимура. Он повернулся к рабочим и словно в недоумении развел руками. — По-моему, надо сперва поговорить с господином Ямадой по-мирному и попробовать договориться. Не надо торопиться. Господин Ямада выслушает наши просьбы и примет во внимание...
— Как же, примет во внимание! — раздался чей-то насмешливый голос. — Это тебя он принимает во внимание! Угощает на праздники. .
Кимура сделал вид, что слова эти к нему не относятся.
Сыновья повернули свои одеревеневшие лица в сторону, откуда послышался голос.
— Чем, скажите, пожалуйста, Ямада-сан хуже других хозяев? — продолжал Кимура. — Тем, что не может больше платить, чем вы требуете? У него тоже положение трудное. .. Ведь лесопилка — это предприятие, а не благотворительное общество. Как хотите, а я вам не советую бастовать, особенно в такое время, как сейчас... А что до учителя Сато, то властям виднее. Значит, есть за что, если посадили. А с ящиком оружия следует еще разобраться... действительно ли подбросили ему, как говорят, или...
— Подлец ты! — не выдержал Исибаси. — Гадина!
— Нечего слушать хозяйского холуя!
— Не ты ли и подбросил ящик-то? За деньги ты на все пойдешь!
— Ему хозяин доски давал бесплатно — вот и купил его!
Имано поднял руку, призывая к тишине. Шум возмущения постепенно утих.
— Хочется бунтовать — бунтуйте. — Кимура показал пальцем на Имано: — Слушайте побольше смутьянов! Доведут они вас до беды. .. Пошли, сынки!
— Постой, Кимура! — крикнул ему Имано. — Зачем уходишь? Мы тебя не гоним. Нам интересно услышать твою правду. Ты так и не сказал, почему мы не должны бастовать, почему хозяину трудно нам больше платить... Говори, пожалуйста!
Кимура внимательно посмотрел на Имано, затем оглянулся на Хейтаро и других. На их лицах он не увидел насмешки: они были сосредоточенны и серьезны.
— Если хотите, то скажу... — Кимура откашлялся в кулачок. — Я так полагаю, что наш завод — это семья, а хозяин — отец, потому что он дает нам работу. Семья должна быть дружной, тогда всем будет хорошо. Мне и вам платят столько, за сколько мы нанимались работать. А что касается военных заказов — какое наше дело? Это вас Имано и Хейтаро мутят... Было бы таких заказов побольше! Кому не нравится — никто не неволит, пусть уходит с лесопилки. Безработных только помани пальцем — сбегутся... Времена теперь тяжелые. Надо подождать, когда лучше станет. И тогда господин Ямада разрешит вопрос в духе справедливости...
— Ладно, хватит! — крикнул седой рабочий в очках и сплюнул. — Ты действительно гадина!
— Хозяйский холуй!
Кимура покраснел и стиснул зубы. Внезапно он протянул руку в направлении Имано и визгливо закричал:
— Не слушайте его! Он — коммунист!
— Я горжусь тем, что коммунист, — спокойно ответил Имано. — И об этом знают все... Товарищи! Вы слышали, что нам сказал Кимура? Он хочет, чтобы мы называли хозяина отцом и безропотно работали на него! Чтобы мы молчали, когда нас арестовывают за слова правды и когда фашисты заодно с полицией устраивают провокации против нас!.. — Имано на мгновение замолк и обвел глазами притихших рабочих. — Кимура говорит, что надо затянуть пояс и терпеливо ждать, пока хозяин не станет справедливым. ..
— Пока у черепахи не вырастут волосы, — раздался голос старика Мори.
— Пока солнце не взойдет с запада,— сказал Хейтаро.
Рабочие засмеялись.
— Или не будем ждать и начнем бороться? — спросил Имано. — Ждать или бороться?
— Бастовать! — крикнуло несколько голосов.
Кимура пытался что-то говорить, но его голос был заглушен шумом аплодисментов.
Имано поднял обе руки вверх:
— Итак, товарищи, решили! Будем бастовать!
Лес рук дружно взлетел вверх.
— В ближайшие дни все мы выйдем на демонстрацию. Пусть с нами выйдут наши дети, жены, старики. К нам присоединятся лесорубы и углежоги Одзиямы, рыбаки Хага и крестьяне ближних деревень. Они поддержат наши требования...
Хейтаро высоким сильным голосом затянул:
Знамя народа, алое знамя...
Все встали и запели свою любимую боевую песню.
* * *
— Вы задались целью разорить меня! — повысил голос Ямада. — Разве это требование здравомыслящих людей?
Он сидел, развалившись в кресле, за огромным полированным столом из черного дерева, на котором стоял электрический веер. На стене за его кожаным креслом висел портрет: император — в очках, с отвислой нижней губой, с узкими покатыми плечами, и рядом с ним генерал Макартур, облаченный в длинный сюртук, высокий, с крючковатым носом, держащий в руке трубку.
— Напрасно вы думаете, господин Ямада, что мы не здравомыслящие люди, — сказал Хейтаро, сидевший напротив. — Требования рабочих вполне справедливы.
— Вы, господа, должны знать, — медленно произнес Ямада, — сколько миллионов безработных в Японии были бы рады работать и за половину той платы, которую я плачу.