Страница 2 из 4
«Мой век оказался широким и длинным…»
Мой век оказался широким и длинным; Примерка чревата надрывом, надломом, И свет, постепенно сходящийся клином, На юг пролетает над домом, над домом. Не то чтобы страсть у него роковая К какой-нибудь Африке там, Индостану, Но руку тяну и краев рукава я Никак не достану, никак не достану. Не знаю, за что я настолько не вырос, Зачем не хватает лица на парсуну, Но шею тяну, и не близится вырез, В который никак головы не просуну. Я света не вижу, экзамен экстерном Сдаю, объясняя, что звезды померкли. Не я оказался таким безразмерным, А век, получается, мне не по мерке. Я мал ему, тьма обложила, как вата, И в лампе ни ватта, и свет не воротишь. Ну вот, говорил же, примерка чревата, И я в балахоне как чей-то зародыш. Я время забуду – и это, и оно, Свернусь, точно полоз, сгнию, точно колос; Тогда и раздастся: «Да ладно, Иона, Мне просто хотелось услышать твой голос».«И не родился я, и не погиб там…»
И не родился я, и не погиб там, И резко не менялся, становясь, Но отчего-то чувствую с Египтом Ничем не отменяемую связь. Что мне его высоты и низины — От пирамид и до могильных ям, — Домов недоплетенные корзины С торчащей арматурой по краям? Нет, я иными снами наполнялся И из иных посылок исходил, Когда опять с работы увольнялся, Как будто из Египта исходил. Пока еще упрямый дух исхода Ведет меня, связуя и горя, Жива моя последняя свобода Сжигать мосты и раздвигать моря.«Я теперь обошелся бы и без…»
Я теперь обошелся бы и без Мизансцен, декораций, кулис; Без того, чтобы слушать, как чибис Репетирует выход на бис. Пусть луна, выцветая над полем, Указует на быт угловой. Мы не пашем, не сеем, не полем, Только слышим, как дрозд луговой, Призывая подругу к зачатью, То ли чавкает, то ли скрипит, Точно этой звучащей печатью Он свое сообщенье скрепит. Я подслушиваю – и от скрипа В узких прорезях сонных пустот Возникают египетский скриба, Чибис, ибис, и Тот, да не тот. То ли буквы незначимы, то ли Сновидение проще, чем му, Для однажды попавшего в поле Притяженья бог знает к чему. Совпадение знака и злака — В прописной перспективе строчной. И чухонский Анубис, собака, Воет, воет, как неручной.Третья комната
В комнату войду – забуду с чем — И стою, к двери прижат. В позапрошлом недобудущем Вещи мертвые лежат. Как солдаты, розно тающие На последнем рубеже, — Знаки жизни, означающие, Что они не жизнь уже. То веревка, то картина, То подкладка из ватина, Веер, маска, карнавал, Только пыль да паутина, А за ними – все едино, То каверна, то провал, То инкубы, то суккубы — Как в распавшиеся губы Пустоту поцеловал.«Чудак с патологическим лицом…»
Чудак с патологическим лицом, Нелепо вытянутым, одутловатым, В автобус вполз и присоединился К экскурсии. Он явно мне кого-то Напоминал. Судите сами. Начнем с волос. Черны, и жидки, и нечисты, Они почти до плеч спадали; шея Была короткой, и на ней наверчен Какой-то шарф. И в цвет волос пальто Вмещало мешковатую фигуру. Очки-хамелеоны, которые от солнца Бывают ослепительно-черны, В автобусных потьмах его глаза И не скрывали, и не обнажали, Зато ухмылка обнажала зубы В венце несвежих, с желтизной, клыков. Два дня за ним я наблюдал. Я видел, Как в церкви плохо сделалось ему (Он резко реагировал на ладан); Как суп он по тарелкам разливал (Вегетарианцем будучи, он мясо из кастрюли Подкладывал другим, а сам смотрел, Облизывая сохнущие губы, Как мы едим – так алкоголик, Подшитый, как газета, и такой же серо-желтый, Следит за тем, как пьют товарищи его). Я стороной узнал, Он пережил клиническую смерть. (Вот сочетание, что вызывает образ Клинка, входящего в грудную клетку По рукоять). Когда чудак обмолвился, что он Работает в театре, я подумал: Да кем он мнит себя? Мельмотом, демоном, вампиром? Ну, если демон, то из самых мелких, Ничтожных и бездарных, вроде тех, Которых объегоривал Балда, Кто вьется в снеговом столбе И тянет лапки к неопрятным ведьмам. Я присмотрелся к тени – тень была. Он сам был тень, и только. Тень упырька. Хотелось крикнуть: «Кто кинул тень свою?» Но он не понял бы меня, А тот, от тени отказавшийся, – я знаю, тот бы не услышал.