Джимми Хиггинс

III

Плыли по Северному морю и вдоль берегов Норвегии, где царят вечные туманы и дуют без устали ветры; плыли, подвергаясь ежесекундно опасности со стороны подводных лодок и мин. В экспедиции участвовало три транспорта с конвоем: двумя крейсерами и полдюжиной миноносцев, рисовавших вокруг судов свои пенистые узоры. Постепенно становилось все холоднее, дни уменьшались — суда входили в страду полночного солнца, но это было уже такое время года, когда там начинается полярная ночь. У солдат было много свободного времени для чтения и бесед. Джимми, по своему обыкновению, высказывался о войне с социалистической точки зрения, защищая русских революционеров, и, как всегда, кого-то разозлил, и тот донес начальству о его крамольных взглядах.

Командиром Джимми был лейтенант Ганнет. До войны он служил конторщиком на текстильной фабрике и никогда не занимал начальственного положения. А тут вдруг пришлось учиться командовать людьми, и он решил, что это нужно делать в очень резкой и повелительной форме. Ганнет был весьма добросовестный молодой человек и ревностный солдат, готовый терпеть любые трудности и опасности при выполнении своего долга. Джимми не мог, конечно, оценить эти качества. Он знал одно: у начальника такая манера сердито глядеть из-под очков, будто он заранее уверен, что ему все лгут.

Лейтенант Ганнет не стал даже спрашивать Джимми, что он такое говорил,— он сам повторил все, что ему донесли. И да будет известно Джимми Хиггинсу — он такого рода разговорчиков среди солдат не потерпит! Обязанности сержанта Хиггинса заключаются в том, чтобы содержать в исправности мотоциклы и следить за работой мотоциклистов. А по поводу всего прочего пусть держит язык за зубами и не лезет решать государственные дела. Джимми осмелился заметить, что он лишь повторил то, о чем все время говорит президент Вильсон. На это лейтенант отвечал, что его нисколько не интересует мнение сержанта Хиггинса о мнениях президента Вильсона,— пусть сержант Хиггинс оставит свои мысли при себе, иначе у него могут быть серьезные неприятности.- Джимми ушел от него, кипя гневом, снова чувствуя себя мятежником, каким он был некогда среди социалистов Лисвилла.

Интересно все-таки знать, какие права у солдата? Дозволено ли ему, например, беседовать о политике и соглашаться с высказываниями президента своей страны? Разрешено ли ему верить в то же, во что верит президент: в справедливый мир и право всех народов на свободу и самоопределение, хотя бы многие офицеры в армии и относились к этим идеям с презрением и ненавистью? Джимми этого не знал, и ему некого было спросить; он знал, однако, что, когда шел бороться за демократию, то не отказывался от своих прав гражданина. И если эти права вздумают у него отнять, это будет не без борьбы.

IV

Транспорты вошли в полосу низких густых туманов, айсбергов и скалистых утесов, покрытых снегом, над которыми кружили стаи чаек. Много дней и ночей плыли по арктическим водам — и вот, наконец, Белое море и Архангельский порт.

Союзники находились в Архангельске с самого начала войны, сооружая доки, склады и железнодорожные депо; но никак не могли настроить столько, сколько требовалось, а тут еще полностью развалилось транспортное ведомство гнилого русского правительства. Поэтому горы всевозможных материалов для нужд армии валялись под открытым небом в порту. По крайней мере такую версию Джимми слышал и даже читал в газетах, что такое заявление было сделано в ответ на запросы в английском парламенте. На этом-то основании он и решил, что его прислали сюда спасать от немцев эти горы ценного имущества, и был поражен, когда, оглядев порт, не нашел ничего похожего.

Дальше, вглубь материка, простирались непроходимые хвойные леса и замшелые болота, где даже летом можно

было увязнуть по шею. Теперь, в сентябре, они уже покрылись плотным льдом, и по ним надо было ездить на санях в оленьей упряжке, закутавшись в меха,— точь-в-точь дед Мороз с картинки, виденной в детстве, только бороды не хватает! Но главным средством сообщения армии были реки, перерезавшие леса и болота, и одна единственная железная дорога, которую сейчас приводили в порядок.

Никаких дорог для езды на мотоцикле в этом краю не было даже летом. Джимми выяснил, что ему предстоит работать в городе и ближних военных лагерях. Несколько улиц будут очищать от снега для его маленького отряда связных. Ну, пускай даже кто-нибудь из них когда и свалится в сугроб, а когда и мотоцикл повредит, все это еще туда-сюда — Джимми стерпел бы такое и с радостью руководил бы порученным ему делом, если бы его не грызла тревога.

Первые несколько дней было, конечно, не до размышлений. Он трудился, как муравей, над выгрузкой отряда на берег и оборудованием мастерской в железном бараке, где в каждом конце гудело по печке и были свалены кучи дров, доставляемых крестьянами на крепких розвальнях, запряженных оленями. Джимми и его подчиненные работали не только днем, но и по вечерам и не считаясь с воскресеньями. Командованию надо было разместить на берегу пять тысяч солдат со всем снаряжением, и это делалось в такой ужасной спешке, словно в любую минуту могли нагрянуть немцы. Прошло немало времени, прежде чем Джимми выбрался походить по городу, познакомиться с прибывшими сюда за месяц до них «том-ми» — английскими солдатами — и разузнать, чем они здесь занимались и чем собираются заниматься.

В начале Джимми считал, что экспедиция прибыла для борьбы с немцами, но теперь y него возникли сомнения: уж не для борьбы ли с большевиками? В Архангельске произошла социальная революция, и совет рабочих и крестьян взял власть в свои руки, но внезапно на город напали английские моряки и пехота, которые вынудили революционеров поспешно отступить. Сейчас снаряжается одна экспедиция по железной дороге и другая — водным путем по Северной Двине, чтобы вынудить русских социалистов отступить вглубь замерзших болот. А тут еще прибывают американские войска, их спешно выгружают на берег в полной боевой готовности. Для чего же как не воевать против рабочего государства?!

Джимми был в полном смятении. Все это было так ново для него и странно, а посоветоваться не с кем! Дома, в Лисвилле, если перед ним, как перед социалистом, возникла бы какая-нибудь проблема, он пошел бы к Мейснеру, Станкевичу или к своему партийному руководителю—товарищу Геррити или к товарищу Мейбл Смит, председателю литературной комиссии. А здесь, среди военных, Джимми не знал ни одного человека, мало-мальски знакомого с радикальными идеями; все смотрели на большевиков, как на бешеных собак, предателей, преступников, сумасшедших — какими только словами их не обзывали! Большевики изменили союзникам; они-де объединились с Германией, чтобы уничтожить демократию; потому-то американцы и прибыли сюда — преподать им урок законности и порядка. Американцы считали себя авангардом громадной экспедиции, которая дойдет до Петрограда и Москвы и уничтожит все следы большевизма на земле. А Джимми Хиггинс — он должен им в этом помогать! Джимми Хиггинс, скованный по рукам и ногам, с кляпом во рту, привязанный к колеснице милитаризма, должен принять участие в уничтожении первого в мире пролетарского государства!

Чем больше Джимми думал об этом, тем сильнее разгорались в нем гнев и чувство личной обиды — ну и подлый же трюк сыграли с ним! Он согласился поверить их пропаганде, наглотался их патриотизма, бросил все, чтобы поехать бороться за демократию. Он воевал за Америку, рискуя жизнью, пролил за нее свою кровь, пережил такие страшные муки! А они преподносят ему теперь сюрприз — воюй, мол, против рабочих, как какой-нибудь американский полисмен! Хороша демократия! Высаживаются как интервенты и гордятся тем, что намерены победить русских революционеров!

А Джимми Хиггинс, подчиняясь законам военного времени, обязан повиноваться и держать язык за зубами! Джимми вспомнил всех своих американских друзей, которые выступали как враги милитаризма: товарищей Мэри Аллен, Мейбл Смит, Эвелин Бэскервилл и товарища Геррити. Он не посчитался с их советами: если бы они сейчас увидели, что он делает, с каким презрением оттолкнули бы они его! При одной мысли об этом Джимми сжался от стыда, и ему не стало легче, даже когда кто-то из его подчиненных разъяснил ему подоплеку происходящих событий: чтобы вынудить англичан поставить свои войска под контроль французского главнокомандующего и таким образом спасти Францию, американцы тоже подчинили свои войска французу. И что же получилось? В результате их прислали сюда и заставляют воевать против революционного правительства, отказавшегося платить царский долг Франции и этим обидевшего хозяйственный народ, который всегда знал цену деньгам!