Страница 69 из 87
Как сказал майор, губернатор распорядился, чтобы нас поместили в этом лагере, где мы будем жить под защитой гренадеров. После завтрака он показал нам вместительный офицерский барак, предназначавшийся для нас в качестве квартиры. В бараке были две комнаты, ванная, а вдоль фасада тянулась веранда, с которой открывался чудесный вид на столицу острова Кингстон и дальше на море. За домом находилось строение поменьше, утопавшее в ярких цветах; там были большая кухня и другие хозяйственные помещения. Солдаты приводили все в порядок и расставляли мебель. [289]
Мы провели с Вилли весь день в офицерском казино, оживленно беседуя, играя в карты и слушая музыку по радио. Отведав доброго ямайского рому, мы в несколько возбужденном настроении около десяти часов вечера отправились на новую квартиру, чтобы провести там нашу первую ночь.
Утром, когда я еще спал, в мою комнату ворвался взъерошенный Вилли и на своем рейнском наречии сообщил малоутешительную весть:
— Мне кажется, эти парни строят там проволочные заграждения.
Я выглянул в окно и заметил, что около десятка негров забивали колья вокруг нашего двора, где солдаты выгрузили мотки колючей проволоки. Кроме того, мы заметили, что в бараке напротив нас разместились унтер-офицер и двенадцать солдат, чтобы наблюдать за нами. Двое из них уже стояли на посту с карабинами за плечами.
Майор позвал нас завтракать, и мы не скрыли от него своего удивления.
— Все это делается для вашей защиты, — пояснил майор. — Вы не должны чувствовать себя пленниками. Вы можете гулять, где хотите. Однако у меня имеется предписание, чтобы вас всегда сопровождал солдат. Завтра вечером губернатор приглашает вас на ужин в Кингстон, где вы сможете обсудить с ним все эти вопросы.
Несмотря на кое-какие недобрые предчувствия, я считал, что еще не все потеряно.
Назначенная на вечер следующего дня встреча с губернатором в силу непредвиденных обстоятельств сорвалась. В первой половине дня мне было передано, что я должен явиться вечером на обед к губернатору в смокинге; в ответ я сообщил, что, к моему прискорбию, был вынужден оставить смокинг в Голландии, в руках гестапо, и не смог привезти его в своем чемоданчике. Губернатор выразил сожаление по поводу того, что смокинг по вечерам во дворце совершенно обязателен, и сообщил, что пригласит меня на обед в один из следующих дней.
В сопровождении двух вооруженных пистолетами солдат точно в назначенный срок я проехал через огромный красивый парк и остановился перед главным входом губернаторской резиденции в Кингстоне. [290] В то время как оставшиеся внизу канадские конвоиры с удивлением смотрели на меня, двое разукрашенных галунами черных слуг проследовали со мной наверх. Сэр Артур Ричардс и его супруга приняли меня как дорогого и почетного гостя. Чтобы приветствовать меня, прибыли самые высокопоставленные чиновники острова с женами, начиная с командующего вооруженными силами британских Антильских островов и вплоть до секретаря администрации и начальника полиции острова Ямайка. За столом меня даже усадили на почетное место справа от хозяйки.
Царила интимная и все же церемонная атмосфера, столь знакомая мне по многочисленным подобным же приемам, на которых я бывал за свою дипломатическую службу в мирное время. Мне пришлось сделать усилие, чтобы вспомнить, что в действительности я вовсе не салонный лев, в качестве которого меня чествовали, а всего-навсего беззащитный пленник этих людей, уверенно и бодро живших в своем мире, казавшемся им нерушимым. Все приглашали меня, выражая желание сократить скучные дни моего одиночества в Ньюкастле.
Нельзя сказать, что мне удалось серьезно поговорить с губернатором о моих делах. Сэр Артур сослался на предписания, согласно которым в британских колониях любого немца, хорош он или плох, надлежит содержать за колючей проволокой. Но он выразил готовность сделать мое пребывание в Ньюкастле настолько приятным, насколько это было в его силах. Я получил радиоприемник, пишущую машинку, два кресла и кое-что другое.
Часто леди Ричардс посылала мне конфеты и прочие приятные вещи, и по крайней мере раз в месяц меня приглашали на обед в Кингстон. Мне разрешалось принимать и другие приглашения высокопоставленных чиновников, так что время от времени я мог прервать свою монотонную жизнь в лагере и провести несколько часов в приятных, культурных домах. Однако я никуда не мог поехать без конвоя и колючая проволока по-прежнему окружала мой дом. В этом отношении англичане не шли ни на какие уступки.
Зато наши отношения с канадскими солдатами складывались как нельзя лучше. Они тоже были недовольны спесивыми англичанами и не слишком любили их. О британских хозяевах острова они говорили не иначе, как об «имперцах», подразумевая под этим их заносчивость и вообще неспособность английских «сэров» к чему-либо путному. [291] Им вовсе не хотелось быть под командой этих «имперцев» и охранять их. Они с тоской вспоминали бескрайние пшеничные поля в далеких прериях и пытались сделать свою отупляющую военную службу по возможности приятной.
Вилли был не только хорошим поваром, но и отличным мастером коктейлей. Вскоре он стал незаменимым и популярным во всем лагере мажордомом. Без его авторитетного руководства праздник в офицерском казино не считался праздником, а солдаты кулаками оспаривали право стоять на посту у нашего барака, потому что тут всегда находилось для них что-нибудь приятное. Прежде всего они могли у нас поесть, избежав таким образом однообразия полевой кухни. За обедом и ужином я председательствовал на кухне, где сидело пятнадцать человек, восхищавшихся кулинарным искусством Вилли. Направо от меня сидел унтер-офицер, налево — ефрейтор, а напротив — Вилли в окружении солдат.
Кроме того, Вилли был хитроумнейшим картежником. Карты ни на миг не исчезали из наших бараков. Наши канадцы соображали по большей части туго, и Вилли оказывался подчас с солидным выигрышем, что позволяло улучшить наше питание, и жили мы совсем неплохо. Прежде всего мы употребили выигранные деньги на то, чтобы добавить к нашему рациону овощи, фрукты и так далее. Но в первую очередь мы запаслись добрым ямайским ромом, без благотворного воздействия которого наша жизнь была бы куда более невыносимой.
Иногда вечерами, слегка подвыпив, прежде чем пойти спать, мы сидели на веранде. Нас обдувал теплый тропический ветер, мы любовались морем, огнями Кингстона и южным звездным небом. Но в мыслях и беседах мы всегда были на далекой родине, где бушевала ужасная война.
— Вот было бы хорошо, — мечтали мы, — если бы можно было подвесить на серп луны по маленькому письму. Через четырнадцать часов луна будет над Германией. Первое письмо могло бы упасть в Лааске, второе — в Кельне, а завтра вечером в это же время мы получили бы ответ из дома.
К сожалению, это были всего только прекрасные фантазии. Мы знали, что наши семьи живы. Вилли поддерживал со своими связь через товарища в Швейцарии, а я получал известия через певицу Лотту Леман, жившую теперь в Калифорнии, а также через мою старую швейцарскую гувернантку. [292] Я получал даже записки, хотя и не написанные матерью, но которые она держала в руках. Часто между нами циркулировал небольшой клочок синей бумаги, на котором были напечатаны стихи Гете:
Удержаться, вопреки насилию,
Не гнуться, быть сильным,
Призвав богов на помощь.
Несмотря на отчаяние, которое мы испытывали, слушая победные сообщения германского коротковолнового передатчика, мы никогда не теряли веру в то, что наступит день, когда мы увидим лучшую Германию.
Канадские солдаты охотно совершали со мной прогулки в горы. Приблудная собака — ей дали кличку Наполеон — была нашим постоянным спутником. Мы купались в кристально прозрачной воде водопадов и загорали под зелеными кокосовыми пальмами. Мы познакомились с кое-какими семьями в окрестностях и стали желанными гостями в их домах, где нас угощали кофе с пирожными. По другую сторону горного хребта, делящего остров пополам, жила семья одного сахаропромышленника, у которого был автомобиль. Его жена иногда возила нас со своими детьми на северное побережье острова, где можно было достать свежих омаров, которых мы варили тут же на берегу.