Страница 7 из 26
В сумме своей магистерское и докторское исследования давали возможность рассмотреть социально-политический аспект внутреннего развития Великого Княжества Литовского в XIV–XVI вв. Успешному выполнению поставленных задач способствовало существование в русской историографии конца XIX в. труда В. О. Ключевского о Боярской думе, основанного на материалах по истории Северо-Восточной Руси.
Разрешение такой сложной и не разработанной в историко-юридической литературе темы, как Литовско-Русский сейм, требовало глубокой самостоятельной проработки большого комплекса источников, начиная с древнейших летописей и кончая огромным актовым материалом, взятым из отечественных и зарубежных (польских, немецких) публикаций второй половины XIX в.
Основной объект изучения требовал в первую очередь анализа законодательных памятников. Здесь ученый с успехом применил историко-сравнительный метод. Сравнение более ранних статутов с более поздними давало возможность проследить их эволюцию, а их проверка и дополнение по другим источникам (преимущественно по актовому материалу, отображавшему повседневную жизнь государства) позволяли решить вопрос о степени реализации законодательства в действительности. Источниковедческая критика проводилась и путем анализа содержания самого источника, и путем использования результатов самостоятельных генеалогических разысканий.
Ценной чертой источниковедческого анализа, проведенного М. К. Любавским, стало умение выделять при изучении документов интересы того или иного социального слоя, которые в свою очередь накладывали отпечаток на характер и содержание источника. Выявляя в документе подобные интересы, историк всегда исходил из вопроса: кому это более всего выгодно? Нередко он признавал при этом преобладание экономических интересов над политическими и правовыми.
Логичная структура работы позволяла не потеряться в море фактов, а целенаправленно двигаться к решению поставленных задач. Конкретные, доказательные ответы на главные вопросы исследования (социально-политическое устройство Литовского государства в XIV–XVI вв., история его сейма и двух его «станов» шляхты и панов-рады, внешнеполитические отношения Литвы с Москвой и Польшей, уния с Польшей, система внутреннего управления Литовского государства и т. д.) стали важным научным достижением отечественной историографии. В ее арсенал вошел и вывод М. К. Любавского о сейме как порождении особенностей внутреннего развития социально-политического строя Литвы. Рассматривая феодализм в качестве формы организации власти и управления, ученый оставался на позициях государственной школы, но понимание сущности социальных процессов было более глубоким. Это сказалось в трактовке привилегированного положения и видной роли правящего шляхетского сословия в делах управления государством как прямого следствия экономического могущества шляхты по сравнению с другими слоями населения. Справедливо отмечалось, что «экономические факторы берут обыкновенно свое вопреки юридическим ограничениям»[113].
Основанное на богатом и в значительной степени новом материале исследование М. К. Любавского «Литовско-русский сейм» было признано «ценным вкладом в историческую науку, восполняющим крупный пробел в русской и польской литературе по историографии Западной Руси»[114]. После защиты исследования как докторской диссертации 28 мая 1901 г. его автор был единогласно удостоен степени доктора русской истории. Труды М. К. Любавского, по мнению одного из рецензентов, составили «новую эпоху в развитии научного изучения прошлого Литовско-Русского государства»[115]. Правда, в эти годы некоторые ученые не только пытались оспаривать выводы Любавского об организации центральных учреждений Литовского государства (М. В. Довнар-Запольский)[116], но и демонстрировали полное непризнание их правоты (Н. А. Максимейко, Ф. И. Леонтович)[117]. Матвей Кузьмич детально и критически рассмотрел аргументацию рецензентов и отстоял свою позицию[118]. Советская историография признала верность выводов М. К. Любавского[119].
После успешной защиты докторской диссертации М. К. Любавский, утвержденный в 1902 г. в должности экстраординарного профессора, фактически стал преемником В. О. Ключевского на кафедре русской истории. Получение кафедры состоялось при личном содействии В. О. Ключевского[120].
Новое положение обусловливало и иные масштабы работы. В 1902–1905 гг. Любавский стал читать курс по «Древней русской истории», вел семинары по теме «Главные источники древней русской истории» (летописи, Русская Правда, Судебник 1497 г.), по историографии и др.[121] Он продолжал также вести курсы по исторической географии и истории западных славян, давал уроки в средних учебных заведениях, исполнял обязанности секретаря факультета, преподавал на Высших женских курсах[122]. Как видим, его педагогическая нагрузка в эти годы весьма внушительная.
Кроме того, в активе Любавского как исследователя к 1905 г. числилось около 25 печатных работ по истории Великого Княжества Литовского и западного славянства.
В эпоху революций (1905–1917 гг.). В период революционных потрясений 1905–1907 гг. русская либеральная буржуазия стала ратовать за единение с царизмом, твердой законной властью. Это было характерно и для М. К. Любавского, показавшего себя «академически» мыслящим консерватором[123]. Под напором революционного движения правительство было вынуждено идти на уступки. Так, подачку в виде «Временных правил» подбросили и либерально настроенной профессуре Московского университета. Здесь вводилась ограниченная автономия. Совет университета избрал первого выборного ректора: 3 сентября им стал князь С. Н. Трубецкой, известный русский философ-идеалист и сторонник конституционной монархии. Для управления хозяйственными и учебными делами университета была создана комиссия в составе Р. Ю. Виппера, В. О. Ключевского, М. К. Любавского, В. И. Вернадского, К. А. Умова, К. А. Тимирязева, П. И. Новгородцева, И. А. Каблукова, В. М. Хвостова, А. Б. Фохта, И. Г. Спижарного и Д. И. Дьяконова[124].
Отрицательно относясь к революционному движению в эти годы, М. К. Любавский считал, что революционные события станут причиной гибели высшей школы на несколько лет[125]. Революция определила и его отношение к основным политическим партиям России. К кадетам ученый по своим убеждениям примкнуть не мог, так как они «не провели достаточно резкой границы между собой и революционными партиями». Умеренно-прогрессивная партия отталкивала его своей «четыреххвостностью» (всеобщая, прямая, равная и тайная подача голосов). Монархические партии были «уж очень ветхозаветны». «Скорее всего примкну к так называемой партии 17 октября, писал Любавский Герье, хотя по-настоящему следовало бы организовать свою партию октроированной конституции»[126]. В предчувствии крайностей Матвей Кузьмич начал серьезно подумывать о перемене рода деятельности, поскольку ожидал в исторической науке «либо господства реакционного деспотизма, либо господства якобинского деспотизма». «И то и другое, отмечал он, одинаково для меня ненавистно»[127].
В 1908 г. М. К. Любавский был избран деканом историко-филологического факультета и снова активно включился в административную работу не без желания способствовать введению студенческой молодежи в русло академической науки[128].
113
Любавский М. К. Литовско-русский сейм. С. 848.
114
Исторический вестник. СПб., 1901. Т. 85. С. 360–361.
115
Отчет о присуждении премии Г. Ф. Карпова имп. ОИДР при Моск. университете. М., 1903. С. 9.
116
Довнар-Запольский М. В. Спорные вопросы в истории Литовско-Русского сейма. СПб., 1904. С. 47.
117
Максимейко Н. А. Литовско-русские сеймы. Харьков, 1902. С. 40.
118
Любавский М. К. Новые труды по истории Литовско-Русского сейма // ЖМНП. 1903. № 2–3. С. 121–167.
119
Пичета В. И. Белоруссия и Литва. С. 186.
120
РГИА. Ф. 733. Оп. 151. Д. 158. Л. 329.
121
Обозрение преподавания на историко-филологическом факультете императорского Московского университета за 1902–1905 гг. М., 1902–1904. С. 13–16.
122
ОР РГБ. Ф. 364. К. 11. Д. 15. Л. 5.
123
ОР РГБ. Ф. 70. Оп. 48. Д. 13 (Письма М. К. Любавского к В. И. Герье от 11 октября 1904 г. и 8 декабря 1904 г.).
124
Отчет о состоянии и действиях императорского Московского университета за 1905 г. М., 1906. С. 63.
125
ОР РГБ. Ф. 70. П. 48. Д. 14 (письмо М. К. Любавского к В. И. Герье от 27 декабря 1905 г.).
126
ОР РГБ. Ф. 70. П. 48. Д. 15 (письмо М. К. Любавского к В. И. Герье от 2 января 1906 г.).
127
Там же. Д. 15 (письма Любавского к Герье от 2 января 1906 г. и от 12 февраля 1905 г.).
128
Отчет о состоянии и действиях имп. Московского университета за 1908–1909 гг. М., 1909. С. 14.