Зеленый берег

6

В конце октября выпал первый снег, но зима еще не установилась по-настоящему. Вскоре в центре большого города снега не осталось и в помине. Куда ни глянешь — черные тротуары и мостовая. Только в скверах и на склонах ближних гор, где не ходят люди и нет пути машинам, местами белел снег. Погода стояла переменчивая: то потеплеет, то пахнёт холодный ветер и полетит колючая крупа. На дорогах, гололедица. Солнце совсем не появлялось. Часа в три — в половине четвертого все затягивалось какой-то сумеречной пеленой. И вот наконец-то повалил настоящий снег — хлопья частые, пушистые. День и ночь не прекращался снегопад. Всю землю укутал. И впервые за долгие дни засияло зимнее солнце. Люди облегченно вздохнули: кончилась черная осень.

У Гаухар тоже посветлело на душе. Недавние дни с их иногда тяжелыми переживаниями казались ей не приятным сном. Не пора ли встряхнуться, поднять голову?

Теперь уж ей ясно: все началось с гибели Юлдаша. А потом одно пошло громоздиться на другое… Но ведь жизнь не замерла, продолжается. Никого не обрадуешь тем, что согнешься от горя, и никто тебя не похвалит за это. Подлинное мужество состоит в умении всегда преодолевать трудности, невзгоды, а не в том, чтобы, покорившись стихии, плыть по мутным волнам. От черных мыслей и на душе становится черно. Она тогда и о некоторых людях стала думать дурно. Вот ополчилась на Исрафила Дидарова. Приписала ему бог весть что. Не требуется особой смелости, ни глубокого ума, чтобы так сразу очернить человека. Справедливо ли было порицать Исрафила, поддавшись собственному дурному настроению? Что плохого сделал он? Наоборот, и при покупке машины, и при строительстве дачи, и при переезде на новую квартиру не обошлось без помощи Дидарова. Нельзя, в самом деле, быть такой неблагодарной. Теперь, когда на душе у Гаухар посветлело, она еще раз попыталась найти источник своей неприязни к Исрафилу Дидарову. И тут среди прочих догадок в ее воображении смутно мелькнуло холеное, красивое, холодное лицо Фаягуль Идрисджановой. Но какая тут связь? Ведь оба они так не похожи друг на друга.

Как-то в минуту откровенности Исрафил Дидаров признался, что сильно изменился за годы войны. По его словам, раньше он был лучше, — ну, чище душой, что ли, честнее в своем отношении к людям, к жизни вообще. А, дескать, после войны в характере у него появились кое-какие странности, которые и самому ему порой кажутся неприятными. «Допустим, что так, минувшая страшная война и в самом деле оставила рубцы не только на теле, но и в душе некоторых людей. А при чем тут Фаягуль? Она ведь не была на фронте? — спросила себя Гаухар. И сейчас же ответила:

— Если в натуре Фаягуль и есть что-то порочное, отталкивающее, как мне кажется, то это не случайное, не наносное, а врожденное. Отрицательные черты такого происхождения, как правило, гораздо опаснее, потому что они устойчивее».

Вот так и бывает. Казалось бы, все неприятное, что несколько дней тяготило человека, осталось позади, впору забыть о нем. Ан нет. Снова шевельнулся в душе какой-то червяк. И опять мрачные мысли гнетут и тревожат человека.

Хотя Гаухар довольно часто и неприязненно думала о Фаягуль, она никогда не упоминала ее имени в разговоре с мужем, — словно муж способен сделать что-то страшное для Гаухар, не только видя Фаягуль, но даже услышав ее имя. И Гаухар незаметно для себя постепенно прониклась страхом перед отчужденной красотой этой женщины. Не в опасной ли красоте заключается превосходство Фаягуль над ней, Гаухар? «Постой, — вдруг осенило Гаухар, — уж не для того ли Джагфар частенько бывает у Дидаровых, чтобы видеться там с Фаей? Может быть, не на собраниях задерживается, а проводит время с Фаягуль?»

Эта мысль, мелькнув однажды, не переставала терзать ее. Сгорая от стыда, Гаухар все же стала следить за мужем. Однако ничего предосудительного в его поведении не обнаруживала. Тогда, глубоко запрятав тайный умысел, однажды сказала Джагфару:

— Знаешь, мне хочется повидаться с Фанузой-апа. Она говорила тогда, на даче, что у нее есть модные выкройки. Ты не встречал ее?

— Я с чужими женами если и встречаюсь, то чисто случайно, — рассмеялся Джагфар. — Слава богу, Фануза старше меня почти вдвое.

— Если сама она старше, у нее может найтись молоденькая подружка, — сказала Гаухар, покраснев от своей неумелой шутки.

— И подружка не интересует меня. Лучше моей жены никого нет.

— Ты уж скажешь! — опять возразила Гаухар, а сама нежно взглянула на Джагфара. «Дурочка, подозреваешь такого верного мужа. Хорошо, что Джагфар не догадывается о моих намёках, — высмеял бы меня и пристыдил». — И она уже с легким сердцем объяснила себе: «Значит, Фаягуль неприятна мне просто как женщина сомнительной нравственности. Но за что же она ненавидит меня? Возможно, ей нравится Джагфар? Ну, нравиться-то никому не запретишь…»

Подозрения и сомнения мучили ее несколько дней. И вот она освободилась от этого тяжкого груза. Идет в школу легким, быстрым шагом. А кругом белый снег. Она с наслаждением вдыхает посвежевший воздух. На душе тоже чисто, не осталось ни единого пятнышка. Как хорошо и свободно!

Как только Гаухар переступила порог школы, все ее мысли обратились к детям. Можно ли их не любить! Вон как они ластятся, прижимаются к своей Гаухар-апа, верят, что она способна уберечь их от любых жизненных невзгод. И как они быстро и безошибочно угадывают настроения учительницы! Если Гаухар не в духе, сидят тихо и смирно. А при хорошем ее настроении они беззаботны и веселы. Преподавательница начальных классов никогда не должна забывать о чуткости своих воспитанников; они бессознательно перенимают у нее жесты, манеру говорить, выражение лица. Какие бы бури ни бушевали в душе учителя, надо стараться, чтобы дети ничего не заметили, — пусть перенимают только самое лучшее;

На утренней перекличке не отозвался Фуат Каримов. Он не явился на уроки в этот день. «Фуат частенько хворает. Наверное, опять заболел», — подумала Гаухар. Все же она спросила учеников;

— Кто нынче утром, перед уходом в школу, или вчера вечером видел Фуата?

Никто ничего не мог сказать. После уроков Гаухар направилась к Фуату домой.

В школе, среди детей, ей не приходили в голову тревожные мысли, А сейчас стало беспокойно. Ребенок ведь, разве он помнит каждую минуту, то на улицах города его почти всюду подстерегает неожиданная опасности Автомобильное движение с каждым годом увеличивается. Вот Юлдаш забавы ради ухватился за прицеп, и вон какая случилась беда. Гибель Юлдаша повлияла на характер Гаухар. Раньше она знать не знала, что такое нервы, а теперь при неожиданном звуке вздрагивает, всякая неизвестность тревожит ее. Знакомые учительницы говорят: «Гаухар, ты ведь такая спокойная была». Она пожимает плечами: «Что тут поделаешь, не могу совладать с собой». А ведь прохожие на улице, наверное, думают о ней: «У этой модно одетой женщины, должно быть, нет никаких забот и печалей. Вон как быстро шагает и высоко держит голову. Не прошла Гаухар и половины пути, ей повстречался Исрафил Дидаров, одетый в добротное зимнее пальто и пыжиковую шапку.

— О, Гаухар-ханум, здравствуйте! Куда это вы держите путь? Даже не замечаете друзей.

— Ах, извините, Исрафил-абы, я задумалась, шла, опустив голову… Один мой ученик, Каримов, почему-то не явился в школу. Раньше не пропускал ни одного дня. Решила навестить его, узнать.

— Каримов? Это не сын Исхака?

— Да, кажется, отца Фуата зовут Исхаком, — вдруг встревожившись, ответила Гаухар. — Вы что-нибудь знаете?

— Не беспокойтесь, Гаухар-ханум, семье Исхака дали квартиру. Кажется, где-то в Ленинском районе, Между прочим, Исхак всем говорит, что ему помог депутат Джагфар Маулиханов. Мальчик так радуется, Ведь новая квартира для человека — полжизни.

Исрафил Дидаров куда-то очень спешил, но все же счел нужным предупредить:

— Не ходили бы, право. Чего беспокоиться о посторонних людях, к тому же теперь счастливых! У вас так дорого время.