Страница 27 из 31
Но вот, заглушая шум наших танков, позади нас послышался рев моторов «мессершмиттов». Они неслись совсем низко над дорогой. Пройдя над машинами, истребители развернулись и пошли над танками. Перевалив машины на крыло, летчики всматривались в колонну. Даже лица пилотов были видны нам совершенно отчетливо.
Зайдя над колонной в третий раз, головной истребитель дал короткую очередь из пулемета по обочине дороги. Я наобум подал сигнал зеленой ракетой. Стервятники были сбиты с толку. Сделав еще один круг, они повернули назад. Однако я знал, что на этом дело не кончится. Пока не поздно, надо было искать укрытия. Но где? По обе стороны дороги лежала голая, засыпанная снегом равнина.
Машины на полном ходу прошли еще километра четыре. Отсюда с пригорка была видна деревня, своей единственной улицей протянувшаяся километра на два вдоль дороги.
Танки вошли в деревню. И это было во-время» Не успели мы еще как следует замаскировать поставленные возле домов машины, как над деревней появился «костыль» — фашистский самолет-разведчик и корректировщик. Он стал медленно кружить над домами, явно обнаруживая возле них плохо замаскированные танки. Затем спустился еще ниже и начал бросать небольшие бомбы, а еще через десять минут на деревню налетели шесть «юнкерсов». Они, пикируя, сбросили свой груз на дома вдоль всей улицы и, наполовину разрушив деревушку, улетели.
Не дожидаясь второго захода, я вывел колонну на дорогу и, выжимая из моторов все, что они могли дать, погнал танки в другое место. Выскочив на бугор, мы увидели километрах в трех впереди идущие нам навстречу фашистские танки. Их было двадцать. Нас меньше.
Влево от дороги виднелся лес, но идти туда было уже поздно. Враги нас заметили и на ходу начали разворачиваться в боевой порядок.
Надо было принимать бой. «Только бы не ударил с тыла другой отряд», — подумал я. Мы занимали более выгодное положение. Наши танки могли отходить назад и, скрываясь за бугром, менять огневые позиции. Противник же был перед нами все время как на ладони.
Фашистские танки, приближаясь, вели огонь с хода. Наши самоходки отвечали огнем из всех орудий. Бронебойных снарядов нами израсходовано было сравнительно мало, и экономить их теперь не приходилось.
Вот над одной из ползущих в гору фашистских машин поднялся столб густого дыма, затем он как-то сразу опал, и весь танк охватило пламенем. Скрываясь за бугром и появляясь уже в новых местах, наши машины уничтожали противника без ущерба для себя. Загорелся второй вражеский танк, третий, четвертый, но другие, оставляя их позади себя, продолжали атаку.
Вот один из них остановился и выпустил три снаряда по нашей самоходке, вылезшей далеко вперед. Один из этих снарядов сбил ленивец, а другой попал в борт машины, повернувшейся теперь на одной гусенице, и самоходка загорелась. Экипажу удалось отползти за бугор.
Бой продолжался минут сорок. Мы отлично использовали преимущество наших позиций и нанесли противнику большой урон. Но стоило бы нам встретить танки врага на полчаса раньше, или несколько позже — исход боя был бы почти предрешен, по всей вероятности, не в нашу пользу.
Гитлеровцы много раз в бессильной злобе и ярости бросались на высоту, но, оставляя на поле свои подбитые и сожженные танки, откатывались назад.
Убедившись в своем бессилии, они отошли совсем, продолжая огрызаться издали, что, однако, мало нас беспокоило.
Мы берегли снаряды и не отвечали. Тогда гитлеровцы снова, широко рассыпавшись по полю, пошли в атаку на высоту.
Кобцев сегодня превзошел сам себя. Я хорошо знал его стремительную боевую «роспись» и всегда почти безошибочно мог узнать его танк в боевом порядке наступающего подразделения. У каждого со временем вырабатывается свой метод по технике боя, а у Кобцева он был особо приметен. Если иные, деловито меся гусеницами снег, точно выдерживали строй, поворачивались по команде, не отставали и не вырывались вперед, то Кобцев был в этом отношении неисправим. Иногда он отставал от наступающего подразделения, но потом, разрывая воздух пронзительным ревом мотора, мчался вперед, обгоняя остальные танки, стремительно налетая на врага. Видя как вихрь несущийся танк, гитлеровцы сосредоточивали на нем весь огонь, но попасть в машину, непрерывно меняющую направление на огромной скорости, было не так легко.
Вот и сейчас, когда фашистские танки снова подошли на дистанцию эффективного огня, все наши самоходки и танки почти одновременно открыли стрельбу по вражеским машинам. Фашисты вели непрерывный огонь. Кругом все гремело, над полем клубились, разрываемые ветром, грязно-бурые облака дыма.
Кобцев, прекрасно маневрируя, сжег уже два танка противника. Третью машину подбил Лопатин. Всего же с начала боя мы уничтожили девять машин. Кроме трех левофланговых танков, которые продолжали карабкаться в гору, беспрерывно окутываясь облачками белого дыма, у гитлеровцев уже фактически не осталось полностью неповрежденных боевых машин.
Но вот загорелся танк младшего лейтенанта Кращина из взвода Кобцева. Он рванулся вперед навстречу фашистам, оставляя позади себя хвост черного дыма. Сначала пламя как будто было сбито с машины. Однако в это время болванкой сорвало правый ленивец, и танк занесло боком в сторону. Новый снаряд врезался ему в борт, и тогда произошел взрыв.
Почти борт о борт с моей машиной остановился танк Кобцева. Лейтенант выскочил из люка, перепрыгнул на моторное отделение нашего танка и, свесившись ко мне в башню, крикнул:
— Разреши, старшой, обойти этих трех куцерылых!
— Действуй! — разрешил я ему.
Кобцев скрылся в люке башни, и его водитель Широков погнал танк по обратному склону высоты в сторону леса. Заходя трем фашистским танкам во фланг, машина Кобцева скрылась за поворотом, но вот снова выскочила уже в поле и, оставляя за собой облако снежной пыли, понеслась наперерез фашистам, продолжавшим двигаться в гору. Приблизившись к ним метров на триста, Кобцев остановился. Медленно развернулась башня его танка и взвился дымок. Правофланговый танк врага вспыхнул. Вторым снарядом Кобцев попал в башню другого фашистского танка и перебил хобот орудия. Поврежденная машина круто развернулась и понеслась с горы наутек. Следующим снарядом Кобцев взорвал и этот танк.
Третья машина остановилась, развернула башню и выпустила два снаряда в упор летевшему на нее танку Кобцева. Болванка попала в танк, Кобцев и башнер погибли.
Танк был обезглавлен, а пушка выведена из. строя. В машине оставались еще радист и механик-водитель Широков. Танк настолько сблизился с машиной противника, что нам с высоты нельзя было стрелять из-за опасения попасть в своих.
Оба танка неслись вниз на максимальной скорости. Наш танк, в башню которого попали еще две болванки, с каждой секундой сокращал дистанцию, нагоняя гитлеровский танк. Теперь он был уже в двух метрах позади гитлеровской машины. Развязка приближалась. Сделав последний рывок, Широков врезался лобовой трубой в ведущее колесо фашистской машины, и танки, сцепившись друг с другом, застыли на месте.
Из люка башни нашего танка показалась голова водителя. Прячась за откинутую крышку люка, он наблюдал за фашистами. Их машина стояла некоторое время с задраенными люками. Но вот люк башни медленно приоткрылся. Широков ждал. Фашист открыл люк шире и, быстро откинув его до отказа, собирался было выскочить из машины. Широков три раза подряд выстрелил в упор. Гитлеровец качнулся и мешком рухнул обратно в танк. Широков не спеша швырнул две гранаты в открытый люк фашистской машины, откуда вырвался вверх столб огня и дыма.
Нырнув в свой танк, Широков отогнал машину задним ходом от поверженного танка врага, развернулся и, оставляя за собой облачко снежной пыли, понесся на большой скорости к нам на высоту.
В этом бою я потерял друга и земляка Гришу Кобцева. Славно прожил он свои двадцать три года. Жил честно и умер красиво.
Уцелевшие немецкие танки ушли за дальний пригорок. Позади нас километрах в трех показалась новая, заходившая нам в тыл, колонна вражеских танков. Мы оказались в тисках. Единственным выходом из создавшегося положения было добраться до леса и там уже встретить врага лицом к лицу.