Ярославское шоссе

Ответа не было. Но были вокруг родные стены, было солнце и смеющиеся девушки. И в тот момент казалось, что так и будет продолжаться вечно.

Ощущение беды пришло из ниоткуда. Странное, ни на что не похожее чувство: что-то не так. Книжник еще не испытывал подобного. Он не был воином волею судеб, его бросало в крутые переделки, и единственное, почему он все еще жив – это помощь друга. Рядом с Зигфридом можно быть уверенным: он выручит в любой ситуации.

Но сейчас что-то изменилось. Зигфрид беседовал с прекрасными воительницами, ловил взгляды и отвечал сдержанной улыбкой. Темноволосая красавица таяла под его взглядом, и можно было не сомневаться: воин нашел в ее глазах нечто большее, чем просто симпатия.

Но Книжник смотрел в другую сторону. Там, вдоль неказистых служебных сооружений деловито сновали по своим делам гражданские – рабочие, фермеры, священники, семинарские наставники. Только один выделялся среди них. Стоял посреди людского потока, и прохожие обтекали его, как остров, как какое-то инородное тело.

Вот он – «инородное»! Незнакомец вел себя как-то не так. Все здесь было ему чуждо. И он был как бы не в своей тарелке. Будто случайно оказался здесь, и никак не может привыкнуть к городской суете. И одет он необычно: вроде как кремлевский, но словно как-то… нарочито, что ли, почти пародийно. И этот нелепый длинный плащ…

Это чужак.

Книжник не успел осознать до конца данное обстоятельство, как незнакомец пришел в движение. Резко выдвинулся из толпы – и быстрым шагом направился в их сторону.

– Зиг… – неуверенно позвал Книжник.

Воин не слышал. Он был слишком увлечен беседой со своей красавицей. Книжник завороженно наблюдал за приближением незнакомца. Он еще не понимал, откуда у него это острое ощущение угрозы. Мало ли незнакомцев он видел в жизни? Даже в тесном мирке Кремля, где всего-то несколько тысяч человек, он не знает в лицо каждого. Может, ему просто показалось, и это никакой не чужак. Монах ведь сказал – кто-то искал Зигфрида. Интересно зачем?

В следующий миг незнакомец отдернул полу плаща и поднял на уровень глаз какой-то предмет. Книжник не успел рассмотреть эту штуковину. Но не нужно было вглядываться, чтобы понять: это оружие. Он и не вглядывался, он действовал. С криком: «Ложись!» – он бросился на Зигфрида и сшиб его с ног. В то же мгновение что-то упруго просвистело над головой.

Рухнув на землю, Зигфрид подскочил мгновенно, как пружина. Ему не потребовалось много времени, чтобы сориентироваться. В следующую секунду он уже мчался на этого неизвестного, торопливо пытавшегося перезарядить оружие. Еще один глухой выстрел – на этот раз прямо в грудь воину. Но не так-то просто попасть в Зигфрида, когда он видит противника: вест молниеносно ушел в сторону, и в следующую секунду всей массой сшиб незнакомца с ног.

Схватка была короткой. Зигфрид был сильнее своего врага, и вскоре тот уже корчился на земле, с руками, туго стянутыми за спиной собственным поясом.

Все это Книжник видел лишь мельком. Он смотрел в противоположную сторону – туда, где с массивной черной стрелой в груди тихо оседала на землю черноволосая красавица. Она молчала – лишь крупные слезы катились по прекрасному лицу. Она успела сделать еще пару вздохов – и кровь показалась в уголках ее губ. Золотоволосая кричала, звала на помощь, а Книжник отчаянно пытался помочь. Но что можно сделать, когда стрела, пробив грудную клетку, вошла прямо в сердце? Слабеющими руками девушка обхватила основание точащей стрелы, и кровь толчками пробивалась сквозь пальцы. Слабея прямо на глазах, она еще попыталась что-то произнести – и затихла навсегда.

Книжник поднял глаза: рядом стоял Зигфрид. Он был почти черен. Никогда семинарист не видел, чтобы смерть производила на его друга такое впечатление. Воин повидал много смертей. Гибли его боевые товарищи и ни в чем не повинные мирные люди. Еще больше жизней отнял он сам. Но гибель девушки, которую он встретил всего несколько минут назад, потрясла его. Может, потому, что эта девушка тронула его сердце. А может, он осознал, что на ее месте должен был оказаться сам. И в этом случае красавица погибла из-за него. Тяжелая ноша, ничего не скажешь.

Вест встал на колени и сам закрыл глаза убитой.

– Что это было? – хрипло спросил Книжник.

– Наемный убийца, – сухо сказал Зигфрид.

– Кто? – изумился Книжник.

Зигфрид не ответил. Он резко поднялся и направился к пленнику, который продолжал корчиться в нескольких шагах позади. Теперь его окружали зеваки. Здесь были гражданские, несколько вездесущих мальчишек. Но вот подошла группа ратников и бесцеремонно оттеснила посторонних. Вперед с хозяйским видом вышел неприметного вида человек, удивительно невзрачный и даже какой-то серый. Но как ни странно – ратники подались в стороны, будто избегали его касаться.

Вот, значит, и опричники пожаловали. И как они только чуют, где и что происходит?

«Серый человек» тихо и быстро приблизился к телу убитой, склонился над ней, поднял взгляд на Зигфрида. Прозрачный такой, ничего не выражающий взгляд, от которого, тем не менее, становилось жутко.

– Что здесь стряслось? – поинтересовался он. И не дожидаясь ответа, констатировал, глядя на Зигфрида: – Убийство сестры-дружинницы – серьезное преступление. Что скажешь, вест?

– Что я должен сказать? – бесцветно отозвался Зигфрид. – Есть преступление – ищите виновного.

– Так по всему выходит, что ты и есть виновный, – сказал опричник.

– Вы что, белены объелись?! – взорвался Книжник. – Вот же свидетельница! Она все видела!

Он указал на сидевшую рядом с телом подруги зареванную белокурую зенитчицу. Опричник присел на корточки рядом с ней, погладил ее по волосам, вкрадчиво спросил:

– И что же ты видела, милая?

– Н-не знаю… – пробилось сквозь рыдания. – Все слишком быстро было.

– Но ведь не Зигфрид стрелял! – крикнул Книжник. – Вон он, убийца! Да расступитесь же!

Ратники оттеснили зевак. Парень бросился было туда, но замер, как вкопанный.

На земле никого не было. Пусто.

– Где связанный? – растерянно произнес Книжник. – Он же тут лежал!

– Неувязочка получается, – сказал опричник. – Убийство есть, а убийцы нет? Так не бывает. А ну, ребята, хватайте этого!

Дружинники грозно надвинулись на Зигфрида. Семинарист был уверен, что тот не даст себя в обиду, с ходу раскидает обидчиков и бросится в бегство. Ведь Книжник рассказывал ему, что значит попасть в застенки Тайного приказа. Но Зигфрид не сопротивлялся. Он позволил связать себе руки и покорно пошел с импровизированным конвоем.

– Но как же так! – семеня следом, пробормотал Книжник. – Он же не виноват! Ведь это несправедливо!

– Ты тоже не обольщайся, любитель справедливости, – бросил ему опричник. – Завтра утром на допрос жду, в Тайном приказе. Пока как свидетеля, а там видно будет.

– Не имеете права! – голос семинариста предательски сорвался. – Я княжий советник!

– Знаю, что советник, – равнодушно отозвался опричник. – Иначе пошел бы сейчас вслед за приятелем. Но думаю, завтра мы и от князя санкцию получим. Потому как давно чуем: мутные вы оба – что этот грязный вест, что ты, его шавка.

Проводив взглядом ушедший конвой, он остался один – в полной растерянности, понятия не имея, что делать дальше. Возвращение домой вышло совсем не таким, как рисовало воображение. Это только кажется, что ты вернулся – и на этом все злоключения кончены, что впереди радостная и беззаботная жизнь.

Все не так. Впереди тяжелая борьба – за жизнь, за человеческое достоинство, за собственное место под солнцем. А потому нельзя сдаваться. Нельзя ныть и заламывать руки. И если друг попал в беду – нужно его выручать.

– Что же делать? – бормотал он. – Что же делать?

Книжник топтался на месте, где был оставлен связанный убийца. Взгляд упал на обрывок ремня. Парень присел рядом, внимательно разглядывая «улику».

Действительно, что сейчас в его силах? Он может пойти к князю, с прошением. Но даже если князь ему поверит – что он может ему предъявить? Положение формального главы Кремля не такое уж и простое: князю приходится находить компромисс со всеми, в том числе и с влиятельной Боярской Думой. А известно, что многие бояре с подозрением относятся к вестам, приютившимся по соседству. Для них случившееся с несчастной зенитчицей станет прекрасным поводом избавиться от лидера вестов – упечь его в темницу, а то и казнить.