Полк продолжает путь

— Товарищ майор, — сказал Ларин, входя в ярко освещенную палатку Хрусталева. — Вы нас снарядами обидели. Прошу вас дать указание и…

— Что это ты, доктор, такой ошалелый? — заметил Хрусталев. — Не как человек зашел, не как человек разговариваешь…

— Так ведь с временем вот как… — Ларин поднес руку к горлу. — Дайте приказание, товарищ майор.

— Ну, не хотите по-человечески разговаривать, не надо, — сказал Хрусталев добродушно. — Давайте заявку.

— Заявки у меня нет. Бой идет. Заявку я завтра доставлю.

— Ну так завтра и снаряды получишь, — засмеялся Хрусталев.

— Товарищ майор!

— Да я уж сколько лет как майор, я и войну начинал майором… Вот у нас в корпусе вместе со мной некий Бурсов служил, в сороковом году. Теперь он генерал. Товарищ генерал! Вот как!

— Не время сейчас чиниться, — горячо сказал Ларин. — Идет бой, вы же сами знаете — бой…

— Бой? — переспросил Хрусталев. — В самом деле бой? А я-то думал… Вот спасибо, разъяснил тыловой крысе обстановку… Я думал, дивизия на учении, — Хрусталев откинулся назад вместе со стулом, на котором сидел, и, покачиваясь, смотрел на Ларина. Таким его Ларин еще никогда не видел. Действительно, безмятежно-хорошее настроение. «Неужели же только потому, что я стою перед ним в позе просителя?» — подумал Ларин.

— Есть приказ о наступлении, и этот приказ, товарищ майор, обязывает…

— Вы мне лекций не читайте, — сказал Хрусталев. — Стар я для этого, — прибавил он и, встав, резко отодвинул стул. — Вам снарядов столько выдано, что на два учения хватит. А трепать по такой погоде машины для учебной стрельбы я не намерен.

— Дадите вы мне снаряды или нет? — спросил Ларин, теряя терпение. Все у него внутри дрожало от злости.

— Не дам, — спокойно сказал Хрусталев. — Поворот назад, Ларин. Здесь я хозяин, — добавил он, видимо, упиваясь своей властью.

Ларин отступил. В голове его носились какие-то обрывки мыслей, создавая такой хаос, сквозь который никак было не пробраться чему-нибудь дельному. Одно он только понимал ясно: надо найти Макеева. Найти во что бы то ни стало!

Он уже повернулся, чтобы уйти, но в эту минуту позвонил телефон. Хрусталев взял трубку, и лицо его изменилось еще прежде, чем он успел ответить.

— Слушаюсь, товарищ генерал. Ясно, товарищ генерал, — говорил Хрусталев, рукой показывая Ларину, чтобы тот не уходил из палатки. — Будет исполнено, товарищ генерал…

Наконец он повесил трубку и, не глядя на Ларина, обошел стол и снова сел.

— Ну, счастье твое, академик, что генерал позвонил. А то бы… — Он наскоро вырвал из тяжелого, окованного медью блокнота листок и, написав приказание, передал его Ларину.

Когда Ларин вышел из палатки, его окликнул чей-то голос.

— Ни черта не вижу. Кто это? — спросил Ларин.

— Водитель, товарищ капитан. Смирнов.

— Смирнов? — Ларин безрезультатно всматривался в темноту. — Ты-то мне и нужен. Есть приказание майора Хрусталева, надо поскорее…

— Все в порядке, — перебил Ларина водитель. — Две машины уже погружены. Одну я поведу, другую — Кормилицын. Пока вы с майором препирались, мы с Кормилицыным погрузиться успели. Извините, конечно, не нарочно подслушивали, однако пришлось выводы сделать. Вы здесь оставьте коня и в кабину забирайтесь. Кончится учение, мы вам лошадку в лучшем виде предоставим.

— Ну, молодец, ну, спасибо, — говорил Ларин, садясь в машину рядом со Смирновым. — А то ведь… — Он хотел сказать о диком, недостойном поведении Хрусталева, но вовремя спохватился.

Смирнов медленно вел машину. Руля правой рукой, он левой открыл дверцу и, высунувшись из кабины, вглядывался в дорогу, размытую злым ноябрьским дождем. Выехав на шоссе, он захлопнул дверцу и дал скорость.

— Конечно, не прав наш майор, — сказал Смирнов, словно отвечая Ларину на его невысказанные мысли. — И вас он обидел… да и нас, водителей. Как это «трепать машину»? Да что мы, первый день воюем? «Трепать машину»!.. — повторил он обиженно и вдруг резко затормозил: впереди стояла колонна.

Ларин выскочил из машины и в слабых лучах замаскированных фар увидел знакомые лица.

— Почему стоите? — спросил он.

— «Противник» с воздуха разрушил мост, — ответил старший на первой батарее.

Ларин прошел вперед. Бойцы строили переправу. Макарьев, подобрав полы своей длинной «кавалерийской» шинели, подбежал к командиру дивизиона.

— Скоро вырвемся отсюда, а пошли бы по другой дороге, там четыре моста, и все «разбомблены». Со снарядами как?

— Привез. Там в хвосте доповская машина стоит. — Он посмотрел на часы: фосфорическая стрелка показывала второй час ночи. — Мне время на НП спешить. Чует мое сердце, что воевать ночью будем.

— Возьми моего Витязя, — посоветовал Макарьев. — По такой погоде лошадь лучше, чем машина.

Ларин был уже в седле, когда увидел выбежавшего из леса и метнувшегося к нему бойца.

— Товарищ капитан! Разрешите доложить, товарищ капитан! Связист Семушкин…

— Семушкин? А ну, подойди-ка сюда. Откуда ты взялся?

— Разрешите доложить, здесь в лесочке медсанбат стоит.

— А, убитый на поле брани… Как же ты, Семушкин, позволил себя убить?

— Виноват, товарищ капитан. В полосу огня попал.

— А еще связист командира дивизиона!

— Не рассчитал, товарищ капитан. Страху перед противником не испытывал. Однако не убитый я, а тяжело раненный…

— В другой раз умнее будешь, — сказал Ларин и тронул лошадь.

Витязь медленно пробирался между машинами, и Ларин слышал, как Семушкин, вздохнув, сказал кому-то из бойцов:

— Дай помогу бревно дотащить.

— Нельзя, — отвечал боец. — Убили тебя. Чувствуешь?

— Чувствую…

— Иди, иди, отдыхай!

На наблюдательном пункте Ларин узнал о приказе командира дивизии: в 8.00 начать фронтальную операцию на преследование и уничтожение «противника». На артиллерийскую подготовку было положено тридцать минут.

Ларин вызвал Богданова.

— Еще не вернулся из разведки, — доложил ординарец. — Все отделение увел, никого из разведчиков не осталось.

Ларин беспокоился: не постигла ли старшину участь Семушкина? Обращаться за данными в стрелковый полк Ларин не хотел. Это он считал для себя несолидным. «Однако придется», — подумал он, когда позвонил Макарьев и сообщил, что все орудия прибыли и снимаются с передков.

Богданов вернулся в третьем часу.

— Долго пропадаете, товарищ старшина, — недовольно заметил Ларин. — Вас в известность о сроках поставили?

— Так точно. Мне сроки известны были, товарищ капитан. И поскольку времени у нас мало, постольку я решил поосновательнее разведать. В результате разведки имею важные сведения, — добавил Богданов многозначительно.

— Давай, не тяни, — сказал ему Ларин и постучал по стеклу своего хронометра. — Что «противник»?

Богданов огляделся, словно их разговор могли здесь подслушать.

— «Противник» успел подтянуть резервы, — тихо сказал он. — Из глубины взял артиллерию. Пехоту взял. Сосредоточил кулачок солидный.

Ларин бросил карту на стол.

— Здесь? — спросил он Богданова, ткнув пальцем в квадрат, заштрихованный в зеленый летний цвет.

Богданов покачал головой и, еще раз оглянувшись, зашептал:

— По прямой метров восемьсот от нас. Правильно командующий сказал: нельзя было давать немцам опомниться. Их гнать надо не останавливаясь.

Богданов сказал «немцы», а не «противник», но Ларин его не поправил. Эта оговорка была не случайной. Для Богданова, как и для всех людей, втянувшихся в войну, учение, в котором они принимали участие, было делом, неразрывно связанным с победой над врагом, то есть делом их жизни.

— Так, — сказал Ларин. — Надо начинать пристрелку. — Он взял телефонную трубку, но Богданов снова взволнованно зашептал:

— Разрешите доложить, товарищ капитан? Это сейчас неправильно будет. — Ларин удивленно взглянул на Богданова. — Разрешите доложить: начнем пристрелку, а он первый на нас полезет.

— Свой план имеешь? — спросил Ларин резко.