Страница 14 из 60
Танки, с вечера прорвавшие мощные укрепления, медленно двигались по искалеченным улицам Грачей. Бойцы соскакивали с танков, врывались в дзоты, построенные на перекрестках, вытаскивали оттуда фашистов или забрасывали гранаты в амбразуры.
Еще рвались снаряды на улицах, а уже из укрытий выбегали люди и показывали бойцам вражеские убежища. Абатуров тщетно всматривался в их лица и прислушивался к незнакомым голосам, точно боясь, что он может не признать голоса жены.
Они приближались к площади, уже было видно белое здание дома отдыха и его пустые окна, в которых бился огонь. Старуха в рваном ватнике бежала теперь впереди Абатурова. Вдруг она остановилась возле небольшого, стоящего в глубине палисадника и еще не тронутого пожаром домика. Оттуда был слышен стук станкового пулемета.
— Здесь, я здесь жила раньше, — сказала она, — потом немцы, а теперь… — Она бросилась к домику, Абатуров схватил ее.
— Теперь жизнь дорога́! — сказал Абатуров.
Но в это время пулемет неожиданно смолк. Из дома выбежал боец и, узнав Абатурова, остановился.
— Товарищ капитан, уничтожен немецкий офицер, взят один станковый пулемет. Докладывает рядовой Осокин.
— Осокин?.. — Женщина медленно и, как показалось Абатурову, осторожно подошла к бойцу. — Миша?..
Абатуров оставил их. Он вышел на площадь. Бойцы сбивали огонь, занявшийся во втором этаже дома отдыха. Трупы гитлеровцев валялись здесь вместе с патронными гильзами, пустыми консервными банками, исковерканными пишущими машинками, ящиками из-под мин и гранат.
— Разворачивайте рацию, быстро! — приказал Абатуров Чуважову. — Вызывайте командира полка. Передавайте: «Ваш приказ выполнен. Сегодня в двадцать два ноль-ноль батальон овладел населенным пунктом Грачи. Фашистский гарнизон истреблен. Нанесен урон южной группировке противника, пытавшейся оказать помощь осажденным. Ожидаю ваших приказаний. Абатуров».
Чуважов передал радиограмму и перешел на прием:
«Передайте от имени генерала благодарность всему личному составу батальона и поддерживающим подразделениям. Южная группировка немцев разгромлена и отходит под ударами дивизии. Приказываю — дать отдых людям до утра и в восемь ноль-ноль выступить на соединение со мной. Ягунов».
Вскоре в первом этаже дома отдыха, оборудованном под штаб батальона, собрались командиры рот: Верестов — по его обожженным рукам было видно, что он вместе с бойцами тушил огонь; Бороздин в негнущемся от грязи и пота комбинезоне; Лобовиков, лицо которого было одновременно восторженным и утомленным до предела.
Абатуров передал приказ командира полка и поздравил каждого с выполнением поставленной перед батальоном задачи.
Лобовиков расцеловался с Абатуровым и сказал:
— Многих спасли, Алеша, многих!..
Он снял с себя свою истрепанную шинель и, бросив на пол, лег на нее и тут же заснул.
Абатуров отдал распоряжение о порядке завтрашнего марша на соединение с дивизией и отпустил офицеров. Усталости он не чувствовал, спать не хотелось. Он вышел на площадь.
Все говорило о прошедшем бое — и трупы врагов, и брошенные винтовки с раздавленными ложами, и вздыбленный танк с порванной гусеницей и поникшей пушкой, и перевернутая повозка, и убитая лошадь в упряжке.
Багровый туман медленно растворялся, открывая звездное небо. Абатуров пошел вверх по улице и остановился возле дома, в котором когда-то жил с женой. Дом этот, сплющенный воздушной волной, был безобразен. Крыша свисала почти до земли и едва держалась.
Впервые со всей беспощадностью Абатуров признался себе, что не нашел жены.
Но неужели никто не расскажет ему об ее судьбе?
Абатуров вспомнил о старухе, встретившей здесь своего сына.
«Может быть, она что-нибудь знает о Наташе?»
Он направился к домику с палисадником. Издали увидел там свет, услышал голоса и звуки гармоники.
— Стой, кто идет?
Абатуров назвал себя. Боец козырнул.
— А вы кто? — спросил Абатуров.
— Отделение автоматчиков, товарищ капитан. Размещены здесь по приглашению.
— Так, — сказал Абатуров. — Вас, значит, хозяйка пригласила, а вы ей спать не даете. Песни поете и на гармони играете?
— Не до сна хозяйке, товарищ капитан, — сказал боец, усмехнувшись. — Автоматчик наш Осокин свою мамашу нашел. Или она его нашла — не знаю. Он здешний, из Грачей. Это их дом, товарищ капитан. Осокин в этом доме немецкого офицера убил. Ну, в общем, встретились сын с матерью. Удивительно, товарищ капитан…
— Да… удивительно… — повторил Абатуров. Он вынул папиросы, закурил и дал закурить бойцу. — Надо поздравить. — И он быстро вошел в дом.
При его появлении гармонь стихла. Бойцы встали.
— Вольно! — приказал Абатуров.
Он сразу же увидел Осокину и рядом с ней ее сына и подошел к ним.
— Поздравляю вас, — сказал Абатуров. — И… — он не закончил фразы. Слова вдруг показались ему ненужными, лишними.
«Как у нее лицо изменилось, — подумал Абатуров, глядя на Осокину, — как будто свет изнутри…»
Осокин не принимал участия в песнях и разговорах своих товарищей. Казалось, он оробел от присутствия матери и от чувств, приглушенных за эти годы, и вместе с тем задумался о завтрашнем дне, не похожем на пережитые.
Абатуров тоже сел рядом с Осокиной. Втроем они молча слушали гармонь. Наконец Абатуров решился и спросил ее, не знала ли она в Грачах Наталию Степановну Абатурову.
— Абатурову? — По ее лицу он видел, что Осокина вспоминает с трудом. — Красивая такая… Волосы у нее были длинные. Она их в косу заплетала.
— Да, — сказал Абатуров и опустил голову.
— А вы что же, ее знаете?
— Я ее муж, — отвечал Абатуров.
— Господи, господи!..
— Убили?
— Не знаю. Вот уже год, как угнали в Германию.
Гармонист сделал перебор. Вокруг них запели какую-то озорную песню.
Абатуров сидел неподвижно, положив руки на колени.
— Расскажите мне о жене, — попросил он.
— Работали мы вместе, — рассказывала Осокина. — Потом мы оттуда убежали. На третий день нас поймали. В лагере мы уже не вместе были. Но я о ней знала, что она жива. Ее из лагеря в Германию взяли. А я еще долго в лагере была; когда выпустили меня, мне старики сказали: «Абатурову угнали». Их, товарищ командир, целую партию погнали.
«Значит, может быть, Наташа жива…» — подумал Абатуров.
Он чувствовал, что никогда не поймет до конца того, что говорила ему Осокина. Слова «поймали», «взяли», «угнали», «лагерь» можно понять, только пережив. И думая о жене, которая, может быть, жива и находится там, в мире неизвестных ему страданий, он смотрел на лицо Осокиной и мысленно сравнивал ее старое лицо с милым ему лицом Наташи.
И еще долго после того как он вышел отсюда, он видел перед собой лицо Осокиной.
Ровный лунный свет лежал на сельской улице. Не задевая луны, низко пролетали облака. То там, то здесь возникала негромкая гармонь. Странными кажутся на войне эти мирные звуки и эти мирные облака.
Сам не зная как, Абатуров снова очутился возле знакомого дома, сплющенного воздушной волной. Но больше он не вспоминал прежних дней, проведенных здесь.
Он не нашел своей жены в Грачах.
Через несколько часов начнется новый его поход. И, кто знает, быть может, на улицах Берлина его батальону суждено повторить сегодняшнее сражение.
«А если и там я не найду Наташу? — подумал Абатуров. — Если е е н е т?»
Он вспомнил свой разговор с Крутояровым и как тот со злобой ткнул себя в грудь. Неужели же Крутояров был прав и радость не для них — все потерявших и еще ничего не нашедших в жизни?
Он ничего не ответил себе. Он только видел перед собой Осокину, ее радостное лицо и чувствовал, что не в силах быть в стороне от этой всепроникающей радости.
Утром батальон Абатурова покинул Грачи.
ЧТО ТАКОЕ ДОРОГА
«Что такое дорога? Дорога есть полоса земли, заранее подготовленная для движения…»