Страница 50 из 55
И вот прошло четырнадцать лет. Только едва заметная надпись на стене форта, кичливая надпись из нескольких слов — «Дойче, геденкет унзерен колониен![21], — напоминает о том, что ушло и не вернется сюда никогда.
Ушло и не вернется…
Сергееву вспомнилось славное погожее утро 30 апреля 1956 года. Тысячи калининградцев слушали тогда в аэропорту выступление Никиты Сергеевича Хрущева, только что возвратившегося из поездки в Англию. Тысячи горожан горячо рукоплескали первому секретарю Центрального Комитета в ответ на его слова:
— Да здравствуют советские люди, заселившие эти земли, которые навеки останутся социалистическими!
Вот как иногда бывает: одна фраза вдруг озаряет то, что доселе оставалось неосознанным по-настоящему.
«А ведь и в самом деле, поработали на славу, — размышлял Олег Николаевич, задумчиво глядя на ленивую воду канала. — Сколько понастроено! Одной жилой площади стало теперь вдвое больше, чем досталось нам после войны. А предприятия! Вагоностроительный, литейно-механический, рыбоконсервный, башенных кранов, торгового машиностроения… Одних заводов десятка два. И фабрики — мебельная, трикотажная…»
Сергеев швырнул в красную стену форта голыш. Не долетев, камень звонко булькнул в воду, быстрые круги пробежали по сонной поверхности и растаяли. Олег Николаевич зашагал дальше. Забытая ветка сирени осталась на высоком откосе берега.
Миновав трамвайную остановку, на которой уже стояли два ранних пассажира, Олег Николаевич вышел к Верхнему озеру. Его в этом году решили — впервые после войны — очистить от мусора и хлама, накопившегося с давних пор. Несколько дней назад воду начали спускать, и теперь она медленно убывала, обнажая илистое, покрытое корягами, обломками, остатками разбитой техники дно. Днем на отмелях копошились вездесущие мальчишки, посредине озера сидели в лодках сосредоточенные рыболовы. Сейчас здесь было пустынно. Только какой-то беспокойный рыболов медленно выгребал на середину, почти задевая веслами за дно.
«Кто он? — подумал Сергеев, глядя на непоседливого удильщика. — Инженер с трикотажной фабрики? Или слесарь с ремонтно-механического? Может быть, учитель двадцать пятой школы? И откуда приехал сюда, в наши края, — из Москвы, Пскова, Вологды или из Удмуртии? Я этого не знаю. Да и неважно это. Важно другое: обжился человек, не чувствует себя здесь ни гостем, ни временным жильцом без прописки И лодкой обзавелся, а может быть, и домик свой выстроил. Словом устроился здесь накрепко. Надолго. Навсегда. Вот такие, как он, неторопливые, немногословные, домовитые люди и строили этот город, воскрешали его — дом за домом, квартал за кварталом, улицу за улицей…»
В этот день Олег Николаевич впервые опоздал на работу.
2
Веселое солнце пробивалось сквозь густые ветви каштана и светлыми пятнами ложилось на зеленое сукно письменного стола.
Толстым синим карандашом Сергеев делал пометки: «Разобраться и доложить», «Интересное предложение. Проверить и пригласить автора», «В архив». Обычная почта главного архитектора города… И вдруг карандаш застыл в воздухе. Олег Николаевич прочитал:
«В 1951 году я заканчивал строительный техникум. Однажды мне пришлось снимать план здания, подлежащего ремонту.
Составив эскиз подвала и проставив размеры, я начал «увязывать цепочку». Получалась какая-то чертовщина: одна стена короче другой на три метра! Тогда я решил вычертить план подвала в масштабе. И в плане рядом с лестничной клеткой обрисовалось «белое пятно» — квадратная комнатушка метра три в поперечнике. Кругом были капитальные стены.
Размышлять о том, что это за помещение, у меня не было времени. А потом все забылось. И вот теперь я, прочитав о поисках янтарной комнаты, вспомнил этот случай, вероятно потому, что здание находится на Барнаульской улице, упомянутой в очерке.
Вскоре Сергееву попалось еще одно письмо.
«Дорогие товарищи!
Прочитав материалы о поисках янтарной комнаты, я вспомнил, что в 1949 году мой сын вместе с другими детьми играл в районе форта, который расположен на выезде из Калининграда в сторону Зеленоградска, и приносил собранные там монеты, в том числе чеканки XVII–XVIII веков. Можно думать, что некоторые коллекции музеев Кенигсберга были запрятаны именно в этом форту. Считаю, что там стоит поискать.
«А Аннушка-то, кажется, права! — с удовольствием подумал Олег Николаевич. — Пожалуй, еще рановато ставить крест».
Он начал складывать письма в папку. Но в этот момент дверь отворилась и на пороге появился Денисов.
— Главному архитектору привет! — весело проговорил он. — Ну, как съездил? Ты, я вижу, повеселел. То-то, брат, а то уж и бросать собрался. Бросить легко, найти трудно. — Денисов пододвинул к себе стул. — А мы тут тоже не дремали. Вот слушай. Новость номер один. Обнаружили закрытый наглухо подземный ход, соединяющий Южный вокзал с центром города. Как показали обмеры, ход идет под нынешнем тоннелем. Пока трогать не решились, надо саперам все это как следует разведать, и тогда пошевелим кладку. Новость номер два. На Большой Торговой, где, помнишь, нам говорили про какой-то колодец, саперы нашли кладку под мостовой. Бурить не стали — опасно, рядом Балтрыбтрест, рыбный институт, жилые дома. Тоже понадобится время для обследования района. А. вот и еще: Анна Егоровна Бредова. Живет на Барнаульской, дом 2, старожил Калининграда. Рассказывала такую историю.
— Олег Николаевич, извините, почта прибыла, — перебила секретарша. — И насчет янтарной комнаты есть. Я потому и побеспокоила — может быть, товарищу Денисову тоже будет интересно.
— Спасибо, сейчас посмотрим.
— Постой, Олег Николаевич, давай уж доскажу, — попросил Денисов. — Слушаешь?
— Ну, конечно.
— Так вот. Бредова в сорок пятом году приехала в наш город. Тогда она жила на Николайштрассе… Ежедневно ей приходилось проходить мимо замка. Там, помнишь, в те годы стояли сплошные руины. И вот однажды, в конце февраля или в начале марта 1946 года, она возвращалась с работы. Навстречу по пустынной улице шел мужчина в черном пальто и шляпе. Весь его облик говорил достаточно красноречиво: это немец! Бредова немного перепугалась — место пустынное, обстановка не слишком спокойная. Она решила разминуться с незнакомцем и шагнула в сторону, за угол разбитого здания. Прохожий не обратил на нее внимания.
Казалось, он вообще ничего не замечал, поглощенный своими мыслями. Бредова видела, как немец приблизился к стене одного из домов и, наклонившись, сделал какую-то пометку. Оглянувшись, он поспешил удалиться. Бредова, выждав, пока немец скроется, подошла к зданию. На стене она увидела какие-то знаки и надпись карандашом. Разобрать то, что написано, она не смогла — немецкий язык знала слабо. А наутро, когда пришла туда с товарищами, надпись исчезла…
— Не думаю, чтобы этот факт заслуживал внимания, — задумчиво проговорил Сергеев. — Серьезных надписей на стенах не делают.
— Я тоже так полагаю. Но важно другое: как наши люди помогают нам, как старательно вспоминают они мельчайшие происшествия, факты, события. И ведь не исключено, что именно таким образом, отобрав наиболее достоверные сведения, мы и натолкнемся на след янтарной комнаты!
— В этом ты прав.
3
Карл-Хайнц Вегнер, главный редактор журнала Общества германо-советской дружбы «Фрайе вельт», славился своей деловитостью. Сухощавый, быстрый в движениях, решительный и порой резковатый, он внушал уважение сотрудникам собранностью, четкостью, организованностью в работе. Похоже было, что еще с юношеских лет он избрал своим девизом «Не терять даром ни одной минуты» и с тех пор руководствовался им неуклонно.
21
«Немцы, помните свои колонии!» (н е м.)