Летальный исход

– Давай продолжим, – сказал я. – У меня башка трещит.

– А чего бы ей не трещать? – заметил он. Потом все же продолжил: – Судя по письму, которое его мозгоправ прислал в суд, Чапмен, как ему представляется, сумел справиться со своей агрессивностью.

– Наладил химический баланс в организме? – предположил я.

– В общем, все сводится к этому, – сказал Лу.

Я отдал парню обратно его деньги и потратил пару минут, просматривая содержимое папки – полицейские фотографии и рапорты о случаях домашнего насилия. Фото Кэтлин Чапмен в любом случае и по любым меркам вполне можно было счесть жутко отвратительными, но насилие и жестокость – это мои постоянные компаньоны, так что я видал картинки и похуже. И, тем не менее, я, к собственному удивлению, обнаружил, что все больше проникаюсь странным сочувствием по отношению к ее ссадинам и ушибам. Я то и дело возвращался к двум фотографиям. И у меня, кажется, начала возникать некая связь с этой несчастной женщиной, у которой два года назад хватило мужества предстать перед полицейским фотоаппаратом и пустым взглядом смотреть в его объектив.

– Что бы ты мог сказать женщине с фонарями под обоими глазами? – спросил я.

Лу пожал плечами.

– Ну, не знаю. А ты что мог бы сказать женщине с фонарями под обоими глазами?

– Ничего, – ответил я. – Все, что можно сказать, ей уже сказал ей муженек.

Лу покивал. Мы с ним частенько пускаем в ход черный юмор, чтобы как-то отрешиться от гнусности и жестокости своей профессии.

– Впечатление такое, что он тоже поспорил с нею на сотню.

Я извлек эти две фотографии из папки и провел указательным пальцем по лицу Кэтлин. И тут меня осенило. Я передал фото Лу.

– Вели нашим прохвостам убрать с ее лица на этом фото все ссадины и синяки, и путь они на компе состарят ее, чтоб представить, как она выглядит сегодня.

Лу с подозрением посмотрел на меня, но ничего не сказал.

– Потом сравним ее вот с этой леди. – Я открыл свой мобильник, кликнул несколько раз, пропустив пяток фото, пока не дошел до того, которое было мне нужно, и передал телефон Лу. – Как тебе кажется?

Он взял мой телефон правой рукой, а в левой зажал фотографии более молодой Кэтлин. Его глаза перебегали туда и обратно, с телефона на фотографии и назад. Потом он сказал:

– Они вполне могут быть близнецами.

– Согласен, – сказал я, забрал у него телефон и начал вводить кое-какие команды, нажимая на кнопки.

– Кто это? – спросил он. – Та, что на фото в твоем мобильнике.

Я пожал плечами.

– Знакомая. Приятельница.

– Наши прохвосты могут начать задавать вопросы по поводу этого задания.

– А ты просто скажи им, что мы пытаемся внедрить некую конкретную девицу в террористическую ячейку.

Он еще некоторое время поизучал фото Кэтлин.

– Подстава с двойником?

– Точно. И еще одно, Лу.

Он поднял взгляд:

– Да-да?

– Скажи нашим прохвостам, что мне это было нужно еще вчера.

Лу вздохнул.

– Вечно одно и то же!

И повернулся, собираясь выйти.

– Погоди минутку, – сказал я. – А что, если Кэтлин – не первая жертва Кена Чапмена?

– Думаешь, он еще и налево ходил, даже будучи женатым?

– Возможно. Или, может быть, встречался с кем-то уже после развода, до того, как познакомился с Джанет. Можешь поискать?

– Понял. Уже ищу, – ответил Лу.

Когда он ушел, я снова вернулся к своим досье. Пока знакомился с подробностями, занесенными в полицейские рапорты, в голове продолжала вертеться все та же мысль: Если я не предприму никаких мер, через пару лет на месте Кэтлин вполне может оказаться Джанет, и даже Кимберли.

Я все никак не мог поверить, что Джанет собралась замуж за этого кретина.

И тут вспомнил, что мне месяц назад говорила Кимберли, когда сообщила о помолвке матери. Она тогда сказала, что не верит, что мама любит этого Чапмена.

– Тогда зачем она выходит за него, если не любит? – спросил я.

– Думаю, мамочка предпочитает скорее быть несчастной, нежели одинокой.

Глава 2

Здание законодательного собрания штата в Чарльстоне, Западная Вирджиния (оно тоже именуется Капитолий), построено из светло-желтого известняка, доставленного из штата Индиана. Его купол поднимается на высоту 293 фута и позолочен. Крыша в виде золотых листьев, золото высшей пробы, 23,5 карата[1]. Я стоял в ротонде, прямо под этим куполом, уставившись на статую сенатора Роберта С. Берда, когда услышал легкий перестук ее высоких каблучков.

Элисон Дэйвид.

– Зовите меня Элли, – сказала она, протягивая мне руку.

Я пожал ей руку и представился.

– Ну, – сказала она, – что вы думаете по поводу нашего Капитолия?

На Элли Дэйвид был темно-синий жакет с рукавами три четверти и гармонирующая с ним стильная юбка. Глубокий вырез атласной блузки подчеркивал изящную шейку и предлагал роскошный вид на потрясающую ложбинку между грудками. Мне потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не устроить смешное представление, восхищаясь ее умением одеваться.

– Впечатляет, – ответил я. – Вот только меня несколько смущает эта статуя.

– Почему это?

– Ну, понимаете, я знаю, что в Западной Вирджинии куда ни плюнь, непременно попадешь в дом с мемориальной доской в честь этого сенатора, – ответил я. – Только мне казалось, что надо умереть по меньшей мере лет пятьдесят назад, чтобы тебе поставили такой памятник.

Она улыбнулась и подмигнула мне.

– У нас, жителей Западной Вирджинии, заключен пакт с сенатором Бердом. Он присылает нам свинину, а мы позволяем ему давать имена свиньям.

Элисон Дэйвид была из тех карьерных служащих женщин, кто – не говоря и не делая ничего необычного – создает впечатление, что она – создание с повышенной сексуальностью. Интересно, это естественный феномен или же некое качество, которое она культивирует намеренно?

– А вот скажите, это лишь мое ощущение, или же ваш замечательный сенатор действительно указывает рукой прямо на мой карман?

Она заставила себя слегка улыбнуться, но я уже понял, что упустил ее. Вежливые беседы ни о чем – тут я не силен.

– Итак, – сказал я, – куда вы поведете меня на ланч?

– Куда-нибудь неподалеку, – ответила она.

Я молчал, ожидая, что Элли сообщит какие-то подробности, но она предпочла этого не делать. Не способный сказать что-нибудь остроумное, я остановился на том, что заметил: «Звучит неплохо», что вызвало у нее странную реакцию – она чуть приподняла одну бровь и бросила на меня непонятный взгляд.

Мы прошли квартал и вошли в небольшой японский ресторан «Геза», который оказался более милым и приятным, нежели можно было предположить, если судить по его бездарному, обезличенному внешнему виду. Внутри на ярко-красных стенах повсюду висели отличные японские гравюры. Свет был приглушенный, но достаточно яркий, чтобы свободно читать меню. В центре зала возвышалась барная стойка, ламинированная и украшенная бронзовыми завитушками; она отделяла готовящих суши поваров от посетителей, а холодильники со стеклянными передними стенками, громоздящиеся над баром, демонстрировали аккуратно расставленные образцы красочных блюд из даров моря. В зале оказалось два свободных столика, покрытых белыми льняными скатертями. Элли выбрала один из них, и мы уселись за него.

– Что такое «геза»? – спросил я.

Элли опустила взгляд и улыбнулась мне, и то, как она это проделала, заставило меня предположить, что «геза» вполне может означать нечто похабное.

– Геза, – ответила она, – это очень популярное блюдо в японской кухне. Этакие жареные «пальчики», похожие на маленькие сосиски, но с разной начинкой. Многие заказывают с мясной или из даров моря. А я предпочитаю овощную, вегетарианскую.

Появилась официантка, и Элли и в самом деле заказала вегетарианскую гезу. А я спросил, хорош ли у них ролл «Спайдер», «Паук» то есть.

Официантка несколько смутилась и сказала:

1

В некоторых странах, в т. ч. в США, проба золота измеряется в каратах. 24 карата означают металл стопроцентной чистоты. – Здесь и далее примечания переводчика.