Русская сатирическая сказка

В приведенной В. П. Бирюковым сказке концовка явно смягчена. Сам составитель приводит и другой ее вариант, более характерный для образа генерала: «В шею выгнал» (стр. 255).

Скряга (Афанасьев, № 452). Одна из наиболее ярких сказок, разоблачающих жадность и скупость классовых врагов. Марко-Богатой — постоянное имя сказочных богачей. Выше, в статье «Русская сатирическая сказка», говорилось о том, что сюжетно «Скряга» имеет немало общего с одной из «бывальщин» (термин, применяемый А. Н. Афанасьевым к рассказам о мертвецах). В приведенной А. Н. Афанасьевым бывальщине разбойники принуждают учителя открыть крышку гроба и снять кольца с пальцев покойницы, он «шесть легко снял, а седьмого не может. Сказал он про то разбойникам, они кинули ему нож и приказывают: „Отруби-ка ей палец!“. Учитель поднял нож и как только отрубил палец — в ту же минуту покойница словно ото сна пробудилась, закричала громким голосом: „Сестрицы и братцы! Вставайте на помощь скорей, не знала я покоя при жизни, не дают мне его и при смерти!“. На ее голос растворились гробницы, и начали выходит мертвецы» (Афанасьев, № 362).

Как указывалось в статье, перед нами не просто внешнее совпадение элементов сюжета; нет сомнения, что сатирическая сказка о скряге возникла как сатира и на представителя господствующего класса, и на уходящие, отмирающие представления и поверия.

Как поп работников морил (Соколовы, № 53; записано от Парамона Богданова), Поп и работник(Зеленин, Вятск. сб., № 63; записано от А. X. Селезнева, сказочника-сатирика), Я, Никого, Караул (Ончуков, № 251), Суд о коровах, Похороны кобеля, Жадный поп. Три последние сказки взяты из рукописи «Народные русские сказки не для печати. Собраны, приведены в порядок и сличены по многим разным спискам А. Афанасьевым» (Архив Института русской литературы АН СССР, № Р1, опись № 1, № 112), перепечатанной в приложениях к «Народным русским сказкам» А. Н. Афанасьева (т. III, Гослитиздат, Л., 1940, под рубрикой «Из русских заветных сказок», №№ 4, 2, 5). В печатном варианте снята вся концовка сказки № 4; несмотря на ряд натуралистических деталей представляет несомненный интерес для понимания социальной направленности произведения.

Поп и работник (Худяков, № 27). В сборнике демократа-фольклориста И. А. Худякова эта сказка называется, вопреки устной традиции, просто «Работник». Всюду слово «поп» заменено в ней неопределенным «хозяин»; лишь в примечаниях к третьему выпуску под рубрикой «Погрешности 1-го выпуска» сказано: «Стр. 107, строка 20, напечатано: хозяин; следует читать: поп». Мы восстанавливаем первоначальный текст. Вероятно по тем же цензурным обстоятельствам, которые, как писал в предисловии А. И. Худяков, «не позволяют... печатать многие интересные сказки», смягчены и заключительные строки сказки. Сказка близка по сюжету к оригиналу «Сказки о попе и работнике его Балде» А. С. Пушкина.

Поп теленка родил (Ончуков, № 142), Хитрая баба (Афанасьев, Заветн., № 66, рукопись; см. также: Афанасьев, Прилож., № 6). Сказки о скупом, жадном, глупом и похотливом попе — один из значительных видов русской народной сатиры. Эти сказки являются подтверждением той характеристики отношения народа к духовенству и религии, какую дали В. Г. Белинский в письме к Н. В. Гоголю и А. И. Герцен в статье «Россия». В. Г. Белинский писал: «Неужели же в самом деле вы не знаете, что наше духовенство находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа. Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочку и попова работника. Кого русский народ называет: дурья порода, брюхаты жеребцы? Попов... Не есть ли поп на Руси для всех русских представитель обжорства, скупости, низкопоклонничества, бесстыдства?» (В. Г. Белинский. Избранные философские произведения. Госполитиздат, т. II, М., 1948, стр. 516).

Глубокое равнодушие народа к религии, атеистические элементы в его мировоззрении отмечал А. И. Герцен: «Русский крестьянин суеверен, но безразличен в смысле религии, которая ему вообще недоступна. Он в точности исполняет все обряды, всю внешнюю сторону культа, чтобы в этом отношении совесть была чиста... Священников своих он презирает, как лентяев и жадных людей, которые живут на его счет. Во всех непристойных народных рассказах и уличных песнях предметом насмешки и презрения служат всегда поп и дьякон или их жены» (А. И. Герцен, Полн. собр. соч. и писем, т. V, Пгр., 1916, стр. 352).

По цензурным условиям значительная часть сказок, высмеивающих духовенство, не могла быть опубликована, повидимому и записано их было немного. Некоторое количество записей сделано и издано было после 1905 г. После 1917 г. число записей сказок о попах значительно возросло, причем в этих поздних вариантах заметно усилены антирелигиозные мотивы. Так, в сказке М. М. Коргуева «Как поп, псаломщик и дьякон сидели под бурлаком» муж не просто наказывает неудачливых любовников, но и отучает жену от хождения в церковь, и т. п. (Сказки М. М. Коргуева. Запись и комментарии А. Н. Нечаева. В кн.: Сказки Карельского Беломорья, т. 1. Под общей ред. проф. М. К. Азадовского, проф. Б. А. Ларина, акад. И. И. Мещанинова, А. А. Прокофьева и А. П. Чапыгина, М., 1947, стр. 628).

Одна из характерных сказок, связанная с сюжетом «чудесной» иконы, приводится В. И. Чернышевым:

Поп сам ел хорошо, а своего работника кормил плохо. В праздник работник забрался пораньше в церковь, залез под престол и сидит там. Поп пришел, начал служить; стал читать: «Господи, очисти меня грешного и помилуй!». А работник тихонько из-под престола говорит: «Не помилую». Поп услыхал, изумился. Опять говорит: «Господи, очисти меня грешного и помилуй!». Работник опять: «Не помилую!». Поп в третий раз говорит так же, и работник ему в третий раз отвечает то же. Поп осмелился, говорит: «За что же, господи?». Работник отвечает: «Работника плохо кормишь!». Поп пришел домой, говорит попадье: «Мать, какое мне было преставление: я слышал глас». И рассказывает, что было. Пришел и работник. Его — за стол, стали кормить, угощать.

Интересна завязка сказки «Поп теленка родил» в варианте, записанном И. В. Карнауховой от советского сказочника Петра Яковлевича Белкова, крестьянина из деревни Нефедово (Заонежский край), мастера сценического исполнения сказки (Сказки и предания Северного края, Изд. «Academia», 1924, стр. 377).

В сказке Белкова не только подчеркнута жадность попа-обжоры, но и разоблачается его полное равнодушие к выполняемому им церковному обряду, когда богослужебные возгласы он перемежает вопросами о предстоящем угощении:

— Бла-а-гослови бог! (А хорош ли пирог?).

— Православные, живите дружно! (А к киселю молока нужно).

— Во имя отца и сына и святого духа! (А в рыбнике запеклась муха).

— Бойтесь греха и ада-а! (Покормить попа надо).

Да и насядет. Только скулы потрескивают. Рыбник, дак с костями с блюда слизом. Нажрется, дак пузо вздует. Ряса торчком стоит.

— Мир дому сему, отныне и до века-а-а! (Накормили человека).

Да в нову избу.

Вряд ли в этой сказке можно найти черты кулацкой идеологии, как об этом писал Ю. М. Соколов. В предисловии он указывал, что сказки Белкова типичны для «зажиточной или, вернее, кулацкой[курсив проф. Ю. М. Соколова] части деревни, тех лиц, которые тяготеют к торговле, купеческому бытовому укладу и к явно буржуазному миросозерцанию...» (Сказки и предания Северного края, Предисловие, стр. XI).

[Одна баба...] (Афанасьев, № 524), Старухина молитва (Ончуков, № 263; записано от И. Н. Макарова, старообрядца, «большого вольнодумца»; по словам собирателя, Макаров «с большим сарказмом относится... не только к православному духовенству, но и к раскольничьим учителям, наставникам и начальникам, а также к самим старообрядцам»), Церковная служба (Ончуков, № 262; записана от того же И. Н. Макарова, как и предыдущая сказка), Поп Пахом (Соколовы, № 136; записана от Г. Д. Якуничева), Безграмотная деревня (Ончуков, № 63; записана от Натальи Михайловны Дементьевой. Для правильного понимания текста важно примечание собирателя: «Слова попа и дьякона поются протяжно, на церковный лад; слова дьячка на мотив веселой плясовой песни» — Ончуков, стр. 168). Все эти сказки относятся к области тех многочисленных народных юмореск, которые вторгались и в древнерусскую повесть, и в XVIII веке в ученый труд Н. Курганова, автора «Письмовника», и дожили в устном бытовании до наших дней. Для всех этих сказок характерно пренебрежение к религиозному ритуалу, насмешка над церковной службой, над жадностью и невежественностью духовенства.