Страница 204 из 219
На следующий день он появился у решетки и намекнул возлюбленной о своих чувствах касательно этого предмета, а та заявила ему, что, несмотря на любезное ее отношение к сестре, вызванное необходимостью, она предпочитает совсем отказаться от Перигрина и никоим образом не согласится на те условия, какие он вынужден был предложить. По ее словам, размышление о том, что произошло в беседке, вызвало в ней такое непобедимое отвращение к случайной сопернице, что она не может о ней думать без ненависти и негодования. Она готова пойти на любой риск, но не согласна на такой отвратительный дележ; и она с жаром поклялась, что, каковы бы ни были последствия, она откроет все аббатисе, если о его посещениях будет знать ее соперница, которая снова предъявит на него права.
Он приветствовал столь деликатные чувства, поклялся, что сам их разделяет, обещая прекратить свидания, которые наносят ей оскорбление и вселил в нее надежду найти другой способ встречаться таким образом, чтобы уделять внимание только ей одной. Он в самом деле намеревался так поступить, и наш находчивый юноша с помощью совета такого прекрасного политика, как его лакей, несомненно осуществил бы свое намерение, если бы не произошло непредвиденное событие; оно было вызвано тем обстоятельством, что он разделил свою любовь между двумя. Монахиня, которую он атаковал случайно, слишком хорошо знала свои недостатки, чтобы бороться за любовь нашего героя с молодой девушкой, ранее завоевавшей его расположение; она понимала, что удостоилась его благосклонности случайно и что его ухаживание есть лишь результат его хитрости и вынужденной учтивости; но даже и при таких условиях оно было для нее слишком приятно, чтобы от него отказаться, а потому она решила защищать свои права с величайшим упорством и бдительностью.
Натуральным последствием такого решения была ревность; она знала, что необходимо условиться, прежде чем встретиться в саду, а так как не было другой возможности беседовать с мужчиной иначе, чем через решетку, она отправилась к привратнице с таким видом, словно у нее есть какие-то сведения. У этой прекрасной леди ей удалось выведать, что ее соперницу посетил не далее, как вчера, молодой человек, по-видимому их общий поклонник. Рассерженная этим сообщением, она обвинила молодую леди в коварстве и ругалась столь злобно, что та, уже ранее предубежденная против ее притязаний, не сдержала своего негодования, которое выразилось в насмешках над ее внешностью; в гневе своем она заявила, что ее соперница может не надеяться на вторичное свидание с возлюбленным, так как он слишком пресытился ее прелестями, чтобы вновь их отведать, и уступает ее другому случайному благотворителю.
Тигрица, потерявшая своего детеныша, не могла бы разъяриться так, как эта монахиня, когда она узнала о том, что любовник бросает ее, нанеся столь жестокое оскорбление. Она накинулась на своего врага, как сокол на куропатку, вцепилась ногтями в прекрасное лицо, лишившее ее столь милых ее сердцу надежд. Ее соперница не снесла покорно этого варварского обращения — то, что она проиграла в быстроте, она наверстала отвагой и, ухватившись рукой за волосы нападающей, пригнула ее голову к земле.
Шум этой драки, усиленный благодаря воплям сражающихся, чьи языки работали еще усерднее, чем руки, привлек к месту сражения толпу монахинь; но соперницы пришли в такое бешенство, что, забыв об угрозе своему доброму имени, не слушали увещаний и упреков; наоборот, словно вокруг них не было толпы, слышавшей каждое слово, они не делали тайны из повода к ссоре, которую разгласили со всеми подробностями, к удивлению присутствующих.
В конце концов появилась аббатиса, и то, чего не могла она добиться своей властью, было выполнено двумя белицами, призванными для этой цели, которые развели соперниц, совершенно обессиленных поединком. Если взаимные обличения сделаны в любой женской компании, тайна едва ли может остаться среди тех, кто о ней узнал, а еще менее это возможно в монастыре, где находится немало старых дев. Одна из этих престарелых святош поделилась своими опасениями с аббатисой, которая, ознакомившись со всеми подробностями, убедилась в справедливости донесений; произведя немедленный допрос взбешенных участниц этого дела и сочтя его весьма серьезным и угрожающим порядку и репутации монастыря, она собрала всех сестер и умоляла их не разглашать о происшествии, так как оно порочит честь дома. Она приказала привратнице более строго исполнять свои обязанности, подвергла вероотступницу суровому наказанию, наложенному на нее духовным отцом, и в тот же день отослала пансионерку к ее родственникам, намекнув на то, что случилось, и посоветовав поместить ее в какой-нибудь отдаленный монастырь, где ухищрения ее поклонника не достигнут цели.
Наш герой, ничего не ведая об этой злосчастной ссоре и ее последствиях, был изумлен, когда морщинистая привратница отказалась допустить его к решетке, заявив, что его нечестивое поведение всем известно, что бесстыдная молодая женщина, ради которой он совершил столь тяжкое преступление, изгнана из монастыря, и если он еще раз попытается нарушить спокойствие их убежища, на него будет подана формальная жалоба властям.
Как громом пораженный этим приемом, он не счел нужным оправдываться, но удалился со всей возможной поспешностью, отнюдь не огорченный исходом приключения, которое могло оказаться не только неприятным, но и крайне опасным. Он сразу сообразил, что все обнаружилось благодаря ревности двух женщин, и стал мечтать о том, что теперь, когда его очаровательница освободилась от уз, налагаемых монастырской жизнью, ему легче будет выполнить свое намерение. С этой целью он послал курьеров на разведку, а так как ее имя было ему известно, то вскоре, в результате их искусных поисков, он получил сведения о том, что немедленно вслед за ее изгнанием из монастыря она попала в другой монастырь в Ренте, как советовала настоятельница, и, по-видимому, ее вынудят постричься опекуны, весьма ревнующие о спасении ее души.
Глава LXXXIX
Получив такое подкрепление, они продолжали кампанию и совершили разнообразные подвиги, заставив смириться и приведя в изумление и смущение всех тех щеголей — безразлично, были ли они мужского пола или женского, пылкими или тихими, наглыми или смирными, — которые висели, словно лохмотья, на подоле любовных интриг. Не желая злоупотреблять терпением читателя и описывать подробно каждое их приключение, я расскажу только о двух, на которые, впрочем, остальные отчасти походят.
Осведомитель Перигрина, бывший, как мы уже указали, привилегированной особой в рядах всех партий, завтракал однажды с великим человеком, который отличался крайним суеверием и набожностью, но в то же время обладал изрядной чувственностью, которую не могла угасить никакая религия. Среди тех, кто от него зависел, был один его любимец, который столь усердно следил за переменами в расположении его духа, столь искусно льстил ему и рабски угождал, что вкрался в полное его доверие и стал его советчиком и руководителем как в области духовной, так и мирской.
Этот хитрый паразит, открыв слабость своего патрона, стал опасаться, как бы тот, подстрекаемый плотью, не обратился к другому агенту для удовлетворения своего аппетита; предвидя, что любой слуга этого рода окажется опасным для него соперником в получении милостей хозяина, он порешил предупредить несчастье и наряду с другими своими обязанностями присвоил себе обязанности Меркурия, которым его таланты весьма соответствовали. Но он поставил себе не только эту цель: он знал, что надо преодолеть некоторые сомнения и колебания, а также и другие мотивы, вызванные робостью и недоверием; он боялся, что его друг сам попытается найти решение и в конце концов выберет себе другого наперсника; затем он подметил различные особенности его натуры и избрал соответствующие средства для преодоления целомудрия; когда они с благодарностью были приняты, он продолжал трудиться ради такого «обращения», которому помогал и сам патрон, и в заключение отыскал даму, готовую охладить огонь, опалявший его тело.