Паутина

Но фрау Гартвиг была очень взволнована с самого начала, он это заметил, как только вошел в дом. Почему? Ах, да, умерла ее подруга детства, эту новость принес гость, длинный, жердеобразный старик. Его внешность не вызывала симпатии, но вел он себя корректно и почти все время молчал. Только на Гартвиг он смотрел все время каким-то тяжелым, давящим взглядом. Очевидно, характер у этого старика властный и злой. Ну, и шут с ним — и с этим стариком, и с этим кольцом, и со всей этой неразберихой!

Рябинин старался отделаться от одолевавших его мыслей, но они навязчиво лезли в голову, тревожили. Лейтенанту казалось, что он где-то, в чем-то совершил невольный промах, ошибку. Ему самому было неясно: откуда появилось это ощущение, почему он с такой тщательностью восстанавливает в памяти все детали последнего посещения квартиры фрау Гартвиг?

Уже наступило яркое, солнечное утро. Пассажиры просыпались, выходили в коридор, открывали окна. Проводники разносили горячий чай. В одном из купе завели патефон, из другого слышался стук костяшек домино. Возле окна, у которого стоял лейтенант, двое пассажиров вели неторопливый разговор о качестве сортов пшеницы. Рябинин прислушивался к их разговору, Пытался уловить смысл, но не мог сосредоточиться и болезненно морщился, будто от зубной боли. Теперь он жалел, что не взял с собой это проклятое кольцо. По крайней мере он смог бы разглядеть его: что в нем особенного? Чем оно так напугало фрау Гартвиг?

Андрей вошел в купе и стал взбираться на свою, верхнюю полку. Сидевший внизу пассажир в полосатой пижаме пил чай и с удивлением наблюдал за лейтенантом.

— Что, молодой человек, не выспались? Досыпать собираетесь? — дружелюбно спросил он.

— Нет, просто полежу немного, — откликнулся Андрей.

— Укачает! — убежденно сказал пассажир. — Лучше присоединяйтесь, у меня к чаю есть печенье. Вкусное!

— Спасибо, пока еще есть не хочется.

— Жаль, одному скучно. В компании веселее.

Пассажир вздохнул и стал шуршать свертками.

«Не вздремнуть ли в самом деле?» — подумал Андрей, устраиваясь поудобнее. Он даже закрыл глаза и, чтобы «поймать» сон, по старой школьной привычке, стал считать до тысячи. Но сна не было. В голове одна за другой непрерывно и навязчиво теснились мысли обо всем, что случилось накануне отъезда из Берлина. В памяти всплывали подробности, детали, предположения. Но все они не давали ответа на главный вопрос: чем объяснить странное поведение старухи Гартвиг и какое отношение вся эта история имеет к сестре?

Вдруг Андрей резко поднялся и сел, подобрав под себя ноги. От неожиданной мысли, мелькнувшей в голове, ему сразу стало жарко, сердце застучало… Нет ли какой-нибудь связи между тем, что в последний раз бормотала Гартвиг, и ее трагической смертью под колесами автомобиля? Старуха что-то знала, хотела рассказать, объяснить… И должна была это сделать именно в тот день, когда погибла. Случайное совпадение, стечение обстоятельств? Или что-нибудь другое? Но что именно? Кому мешала старуха? Где сейчас находится кольцо?..

— Старик! — чуть было не вскрикнул Рябинин. — Гость фрау Гартвиг! Старуха дважды упоминала о нем, намекала, что сейчас, когда он сидит у нее в комнате, она не может долго разговаривать и все время оглядывалась на окна. Кто он, этот старик? Почему он тоже уговаривал взять подарок для сестры? А как же Андрей не догадался спросить о нем Пауля?!

— Эх, ты, шляпа! — со злостью громко произнес Рябинин по собственному адресу.

— Вы мне что-то сказали? — спросил сосед по купе, отрываясь от еды.

— Нет… Простите… Это со мной бывает…

Все мысли Андрея теперь были прикованы к последнему предположению. Не здесь ли разгадка всей этой истории? И как ее разгадать, если старуха умерла, фамилия странного гостя неизвестна, а кольцо, наверно, пропало. Кого спросить, с кем посоветоваться? Если бы он, Андрей, был в Берлине, тогда другое дело. Но сейчас, в поезде… Во всяком случае ясно одно — надо что-то предпринять, надо действовать!

Но как?..

Глава шестая. В Центральном универмаге

Площадь Свердлова. Большой академический театр. Миниатюрный, уютный сквер, окруженный стеной из зелени и цветов. Прозрачные струи воды рвутся вверх и, рассыпаясь, падают в чашу фонтана. Водяная пыль приятно освежает воздух.

Пожалуй, нигде в Москве так причудливо не сочетается деловая и праздничная жизнь столицы, как здесь, в этом районе, именуемом по старой памяти Центром. По тротуарам озабоченно и деловито спешат люди. И тут же группы экскурсантов стоят и прохаживаются у зданий, рассматривая все, на что им указывает экскурсовод. Людские толпы непрерывно текут в метро и из метро, мчатся автомобили, троллейбусы, автобусы… А в скверах подолгу сидят старики и молодежь с газетами и книгами, резвятся ребятишки, встречаются влюбленные…

На противоположной стороне площади Свердлова тоже раскинулся недавно созданный сквер. И здесь, на широких, удобных скамейках расположились отдыхающие. Они никуда не спешат, читают, дремлют и, кажется, не слышат, как кипит, бурлит столица в «сплошной лихорадке буден».

Был солнечный летний день. Время клонилось к вечеру. На одной из скамеек сквера сидел пожилой мужчина в очках и читал книгу. Он был одет в светлый, хорошего покроя костюм. Мягкая шляпа и тяжелая трость лежали рядом на скамье.

Вставали и уходили люди. На их место приходили и усаживались новые. Через некоторое время уходили и эти, а мужчина все сидел и читал. Уже несколько раз к нему подходили и вежливо осведомлялись, занято ли место рядом. И каждый раз, прежде чем ответить, мужчина щурил слегка выпуклые, серые глаза, внимательно осматривал подошедшего и неизменно отвечал одно и то же:

— Простите, я жду даму. Место занято!

Люди пожимали плечами и отходили: кто же станет мешать солидному человеку, занявшему для своей дамы место на скамье? А мужчина вновь принимался за книгу, от чтения которой его только что отвлекли.

Прошло еще некоторое время. Высокий молодой человек лет тридцати, в сером костюме и серой кепке, с книгой в руке, неторопливо шел по аллее сквера, рассматривая сидевших на скамьях. Увидя свободное место, он направился к нему. Молодому человеку, видимо, тоже хотелось посидеть, отдохнуть, подышать свежим воздухом.

Поравнявшись со скамьей, он на какую-то долю минуты приостановился, будто не решаясь потревожить сидевшего гражданина, затем сделал еще шаг.

— Скажите, пожалуйста, этим местом, на котором лежат ваши вещи, можно воспользоваться? — любезно и многословно осведомился он, снимая кепку. Рука, державшая кепку, оказалась на уровне глаз сидевшего гражданина, и его острый взгляд из-под очков заметил кольцо, блеснувшее на руке молодого человека. Мужчина в очках поднял голову, мельком взглянул на подошедшего и ответил ему стереотипной фразой: — Простите, место занято. Я жду даму.

При этом мужчина в очках мизинцем правой руки почесал переносицу, и на его мизинце тоже блеснуло кольцо.

Молодой человек извинился и отошел. «Занято, так занято, ничего не поделаешь!» Он окинул взглядом соседние скамьи, прошелся по аллее и, нигде не найдя свободного места, не спеша вышел из сквера, остановился у выхода и закурил.

Пожилой гражданин, которого все время отрывали от чтения, по-видимому, потерял надежду дождаться дамы. Ее не было слишком долго, свидание явно срывалось. Он посмотрел на часы, огляделся по сторонам, с досадливым выражением лица надел шляпу, взял со скамьи трость — и медленно побрел из сквера. Неторопливой походкой он дошел до перекрестка, некоторое время постоял на углу улицы, разглядывая публику и словно о чем-то размышляя, потом перешел площадь и оказался у входа в универсальный магазин Мосторга.

Войдя в магазин, он очутился в шумной и суетливой толпе покупателей. Не спеша, стараясь не толкаться, мужчина стал пробираться наверх. Пока его ничто не интересовало. Радио настойчиво приглашало покупателей зайти в посудный отдел, где получен разнообразный ассортимент посуды, который должен удовлетворить чуть ли не все потребности самых придирчивых домохозяек. Манекены со счастливыми восковыми лицами, в модных костюмах и широких пальто призывно улыбались на подступах к отделам готового платья. Почти всеми цветами радуги искрились нарядные галстуки в специальных светящихся киосках. Однако все это не интересовало мужчину. Опираясь на трость, тяжело шаркая ногами, он проходил отдел за отделом, недовольно косясь на особенно бойких и нетерпеливых посетителей магазина, которые обгоняли его, толкали и даже поругивали за нерасторопность.