Страница 6 из 11
Пепинку это выводило из себя. Однако ссориться с соседками, как и пускать Элшку в круг сельской молодежи, ей не хотелось, приглашать же девушек к себе в дом тоже было как-то неудобно. Тогда она поговорила об этом с Элшкой. Элшка, не задумываясь, объявила, что она как-нибудь навестит деревенских девушек, но Бара всегда останется ее любимой подругой.
Пепинка ничего не имела против этого, так как Бара по многим причинам ей нравилась, к тому же она думала, что вряд ли кто-нибудь женится на Баре и бедная пастушка станет ее правой рукой, когда Элшка выйдет замуж.
У Пепинки был уже на примете жених для Элшки, но об этом пока еще никто не знал, даже сам священник. Это был управляющий из соседнего поместья, который очень приглянулся Пепинке,— ей казалось, что лучшей партии для Элшки нельзя и желать.
Господские поля граничили с церковными, и господин управляющий, бывая по делам в этой части поместья, всегда заходил к священнику.
Элшка даже и не думала о таком счастье, которое тайно готовила ей тетушка, и вовсе не собиралась быть женой управляющего, замышляя совсем другое, но девушка таилась даже от Бары. Однако та уже давно заметила, что Элшка часто о чем-то задумывается и грустит, догадывалась, что у нее есть что-то на сердце, но молчала. «Настанет время, когда она мне все расскажет»,— думала Бара и не ошибалась.
Несмотря на то, что соседки старались представить Бару в глазах Элшки в невыгодном свете, называя ее непорядочной, Элшка все равно больше верила Баре, чем им, и любила ее по-прежнему. Встретившись вечером накануне Ивана Купалы[7] с Барой, Элшка спросила ее:
— Будешь завтра бросать венок?
— Одна бы я не стала, но если вы хотите, то приходите ко мне завтра перед восходом солнца, и мы пойдем вместе.
— Приду!
На другое утро солнце еще не взошло, а Элшка уже стояла в саду пастуха рядом с Барой; девушки привязывали к венкам из ивовых прутиков белые, голубые и красные цветы.
— На кого ты будешь загадывать? — спросила Элшка Бару.
— Боже мой, мне не на кого загадывать,— вздохнула девушка.— Я брошу наудачу, не поплывет ли мой веночек за вашим. Самое мое большое желание, Элшка, никогда не разлучаться с вами, даже тогда, когда вы выйдете замуж.
Элшка молчала, румянец залил ее щеки. Но через минуту она сказала, подавая руку Баре:
— Даю тебе слово, если ты не выйдешь замуж, то мы всегда будем вместе. Я же выходить замуж не буду,— добавила она со вздохом.
— Что вы говорите, Элшка, меня почти никто не любит, а вас любят все, вы богатая, а я бедная, вы такая красивая и ученая, а я простая темная девушка,— и я буду думать о милом, а вы нет?
— Мне тетушка всегда говорила, что это дело вкуса: одному нравится гвоздика, другому роза, третьему фиалка, каждый цветок найдет своего обожателя, у каждого своя краса. Не принижай себя, не ставь меня выше, мы равны. Так ты правда ни на кого не будешь загадывать? И даже до сих пор ни о ком не думала?
— Нет, нет,— усмехнувшись, покачала головой Бара,— ни о ком я не думаю и быстро отваживаю тех, кто начинает за мной ухаживать. Зачем мне забивать себе голову пустяками и терять золотую свободу!
— А если бы какой-нибудь парень полюбил тебя, очень полюбил и ты бы его полюбила, тогда ты, наверное, рассталась бы со своей свободой? — допытывалась Элшка.
— Ах, Элшка, разве вы не знаете, как это бывает? Прежде чем посвататься ко мне, его родители узнают у моего отца, много ли он даст за мной приданого. А моим приданым вряд ли родители жениха будут довольны. Из милости же я в чужую семью ни за что не пойду, лучше уж повесить камень на шею и утопиться. А если бы я сама по своей воле сделала это, то первая назвала бы себя дурой: меня и сейчас ругают, а тогда будут ругать вдвойне. Пусть я какая ни на есть, со мной мои цветы,— добавила Бара нараспев, заткнув оставшиеся от венка цветы за пояс. Затем, показывая на утреннюю зарю, она воскликнула: — Уже пора!
Элшка быстро доплела венок, и обе девушки поспешили к ближайшему мостику через речку, за которой начинались луга. На середине мостика они остановились.
— Бросим вместе,— предложила Элшка, держа венок над водой.
— Давайте! — согласилась Бара, размахивая венком. Но, брошенный с силой, венок полетел в сторону и повис на ветках вербы. Минуту Бара стояла неподвижно, слезы навернулись было у нее на глаза, но она, решительно тряхнув головой, сказала:
— Пусть там висит, вербе очень идут эти красивые цветы.
Элшка же не спускала глаз со своего венка; брошенный в воду неуверенной рукой, он мгновенье кружился на одном месте, затем его подхватила волна, передала другой, а та третьей. Так уносили они его все дальше и дальше, пока, наконец, девушки совсем не потеряли его из виду.
Положив руки на перила мостика, с горящим лицом и широко раскрытыми глазами провожала Элшка веночек, уносимый течением вдаль. Бара, облокотившись на перила, молча следила за ним.
— А твой веночек застрял здесь, значит ты здесь и замуж выйдешь,— первая нарушила молчание Элшка, оборачиваясь к Баре.
— По этому гаданию выходит, что мы должны будем расстаться; я останусь здесь, а вы уедете от нас далеко-далеко... Но я не верю в это. Человек предполагает, а бог располагает.
— Конечно,— почти печально согласилась Элшка и со вздохом устремила глаза на воду.
— Так, значит, Элшка, вы бы с радостью уехали от нас, вам здесь не нравится? — спросила Бара, и ее большие темносиние глаза пытливо взглянули на подругу.
— Что ты выдумываешь,— прошептала Элшка, не поднимая глаз.— Мне здесь нравится, но...
— ...но там далеко есть кто-то, по ком я здесь скучаю и к кому стремится мое сердце,— не правда ли, Элшка? — досказала за нее Бара и, положив свою загорелую руку на белое плечико девушки, с улыбкой посмотрела ей в лицо. Элшка подняла глаза на Бару, улыбнулась, но тут же расплакалась.
— Если вас что-нибудь тяготит, расскажите мне, я буду нема как могила,— утешала ее Бара.
Но Элшка молча склонила свою голову на плечо подруги, продолжая плакать.
Бара нежно, как мать, обняла ее и поцеловала в русые волосы.
Высоко в небе над их головами пел свою песню жаворонок, из-за угрюмого леса вставало солнце, заливая золотым светом зеленую долину. Якуб вышел из хаты — и звук пастушьего рожка напомнил девушкам, что пора идти домой.
— Поговорим дорогой,— сказала Бара, сводя Элшку за руку с мостика на луговую тропинку.
— Но как это ты обо всем догадалась? — спросила Элшка.
— Господи, об этом не трудно догадаться. Вы то задумываетесь и грустите, то вдруг сияете счастьем. Заметив это, я сразу же подумала, что у вас есть какое-то горе. И угадала.
— Только бы тетушка ничего не заметила и не стала бы меня расспрашивать,— с волнением сказала Элшка.— Ох, и разгневается она, ведь он ей не нравится,— добавила девушка.
— Она его знает?
— Видела в Праге, это он вылечил пражскую тетку.
— Тот врач? Вот оно что! Вы мне несколько раз рассказывали, какой это хороший человек, за что же Пепинка его невзлюбила?
— Не знаю, она все время его ругает, говорит, что он противный человек,— почти со слезами ответила девушка.
— Что же, он некрасив?
— Ах, Бара,— вздохнула Элшка,— такого красивого человека, как он, нет во всей округе.
— Может быть, он не богат? — допытывалась Бара.
— Богатый? Не знаю, но дело не в этом. К чему богатство!
— Что правда, то правда, но тетушка захочет, чтобы вы вышли замуж за богатого и хорошо устроили свою жизнь.
— Нет, нет, Бара, я лучше умру, но ни за что не пойду за другого.
— Ну, я думаю, что до этого не дойдет: пусть он и не богат, Пепинка и дядюшка непременно согласятся отдать вас за него замуж, если узнают, как вы его любите.
— Пока я ничего не могу им рассказать: пражская тетка запретила мне говорить об этом. Но она обещала позаботиться о нашем счастье, если Пепинка будет против. Неделю тому назад он мне писал, что через месяц мы увидимся.
7
Иван-Купала (у чехов - Праздник Яна Крестителя) - народный праздник языческого происхождения. Изначально был связан с летним солнцестоянием. По мере распространения христианства обряды стали привязываться ко дню рождества Иоанна (Яна) Крестителя, который крестил в реке Иордан Иисуса Христа. Купальский венок был обязательным атрибутом праздника.