Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 43

выделывая коленца, ухал один из ряженых. Взмахнув платочком, Устинья вышла на круг:

задорно пропела она и, остановившись перед «стариком», пристукнула каблуками и игриво повела плечом. Тот погладил кудельную бороду, вышел на круг и поклонился. Елизар крякнул и вопросительно посмотрел на жену. Улыбнувшись, та шутливо погрозила ему пальцем.

— Вижу и тебе, старый дуралей, поплясать охота. Куда уж нам, — проговорила она, — отошло, видно, времечко.

Подперев щеку рукой, мать ласково стала смотреть на танцующих. Дочь плавно прошлась раза два по кругу, на какой-то миг замерла, затем, гордо откинув голову, под торопливые звуки музыки дробно застучав каблучками, запела:

— Ух! — взмахнув платком, Устинья поплыла по кругу. За ней, отбивая чечетку, отчаянно хлопая руками по голенищам сапог, мелким бесом закружился незнакомый «старик».

— Ух! — Танцор взлетел вверх и, продолжая выделывать коленца, вихрем закружился возле девушки.

Елизар, не утерпев, крикнул сыну:

— Епифан! А ну-ко нашу горянскую!

Парень не спеша вышел на круг, посмотрел на сестру, поправил чуб, яростно грохнул коваными каблуками об пол и, слегка побледнев, стремительно закружился. В стремительной пляске Епифана было что-то захватывающее. Лихой, веселый гармонист, склонив голову на плечо, с увлечением растягивал меха. Теперь плясали все ряженые.

— Пошли, мать. — Елизар подошел к жене и погладил бороду. — Ну, тебя к лешакам, не дури, — отстранила его та рукой. — Пусть пляшут молодые.

Наконец усталые парни и девушки высыпали на улицу. Епифан с Устиньей вышли их провожать. У ворот ее задержал ряженый под старика. Выждав, пока толпа скроется за углом дома, он прошептал ей на ухо:

— Приходи завтра вечером на мост.

— Стану я к какому-то старику бегать, что мне, горянских ребят мало, что ли? — улыбнулась Устинья.

«Старик» поспешно стянул с себя бороду, и девушка смутилась. Перед ней стоял тот незнакомый парень, которого она не так давно встретила в магазине Кочеткова.

— Придешь? — юноша с надеждой посмотрел на Устинью.

— А вы чьи будете? — спросила она несмело.

— Фирсов, может, слыхала? Наш дом стоит на площади.

— Знаю, — девушка затеребила концы платка. — С городскими мы не водимся, наши ребята не любят их.

— А мне какое дело, лишь бы ты меня любила, — Сергей сделал попытку ее обнять, но девушка, упираясь локтями в его грудь, строго сказала: — Ишь ты, какой прыткий! Догоняй-ка своих, а то отстанешь.

— Ну и какая беда, — тряхнул головой Сергей. — Придешь?

— Спрошу у тятеньки, — рассмеялась Устинья и, вырвавшись от Сергея, поднялась на крыльцо. Наклонившись на перила, подперла рукой пылающую щеку и долгим, внимательным взглядом посмотрела на юношу.

«Приду», — чуть слышно прошептала она.

Глава 5

Следующий день для Устиньи тянулся томительно долго. С утра она вызвалась съездить вместе с Епифаном за сеном, помогла сметать его на крышу и вечером, подоив коров, ушла в свою светелку. Долго смотрелась в небольшое висевшее на стене зеркальце, разглядывая смуглое, как у отца, лицо с тонкими дугообразными бровями, темнокарие глаза, красиво очерченные губы. Откинув со лба прядь каштановых волос, улыбнулась, обнажая ряд ровных белоснежных зубов.

Повернулась к зеркалу и, оглядев мельком свою статную фигуру, стала одеваться. Выйдя за ворота, она осмотрелась по сторонам и торопливо зашагала к мосту. На перекрестке двух больших улиц, где жили пимокаты и горшечники, ее остановил чей-то оклик.

Оглянувшись, Устинья увидела парня, поспешно идущего к ней.

— Устя, постой, — рослый, широкоплечий парень, лихо сдвинув на затылок шапку, подошел к девушке и, не здороваясь, хмуро спросил: — Куда пошла?

— А ты что за допросчик? — девушка в упор посмотрела на парня. — Куда хочу, туда иду.

— В слободку? — продолжал расспрашивать тот.

— А хотя бы и туда, тебе какое дело?





— Устя, если узнаю, что ты водишь компанию с городскими, пеняй на себя.

— Иди ты от меня, больно-то мне они нужны, — ответила сердито Устинья и, слегка двинув плечом парня, шагнула вперед.

— Постой. У вас вчера ряженые были?

— Были, да сплыли. — Губы девушки задрожали от нахлынувшего смеха.

— А ты не смейся, тут может сурьезное дело быть. — И он задвигал шапкой по голове. — Епиха шибко хвалил там одного плясуна, поглядеть бы его охота, — сказал он загадочно и сжал губы.

— Приходи в церковь на паперть, покажу, он там с кошелем стоит, — сдерживая смех, ответила Устинья.

— Устя, если что узнаю, вот те христос, — худо будет.

Лицо девушки залил румянец.

— Ты не грозись и не стращай, не пугливая, — круто повернувшись, Устинья поспешно зашагала к слободке.

Парень несколько минут постоял неподвижно и, заметив бегущую стороной собаку, от злости запустил в нее камнем.

Устинья прошла небольшую улицу и стала приближаться к мосту. Солнце только что спряталось за увалом, окрашивая в розовые тона редкие облака, плывущие куда-то на север. Сверкала макушка соборного креста, и в тихом вечернем воздухе уныло бумкал церковный колокол. Выждав, пока пройдут по мосту подводы с хлебом, девушка перешла на другую сторону и неожиданно столкнулась с Сергеем.

— Устинька, — юноша взял теплую руку девушки и долго смотрел ей в глаза. — А я думал, что ты уже не придешь.

Рассказать Сергею, как долго тянулся для нее этот день, у девушки не хватило сил, и только зарумянившееся лицо выдавало радость встречи.

— Замешкалась маленько, — и, вспомнив разговор с парнем, она слегка нахмурила брови.

— Тебе никто не помешал? — заметив ее волнение, спросил Сергей.

— Нет, — неопределенно протянула девушка и, улыбнувшись, спросила: — Ноги не болят после вчерашней пляски?

— Хоть сейчас готов плясать, — весело ответил юноша и взял Устинью под руку. — Походим немножко, — предложил он и, свернув с моста, они направились в один из переулков.

Стало смеркаться. Над дальним бором выплывал бледный диск луны. На узкую улочку легли сумрачные тени. Выбрав одну из скамеек у ворот небольшого домика, Сергей с Устиньей опустились на нее. Тени сгущались. В полумраке переулка, сидя плечо к плечу, склонив голову, отуманенную сладкими речами парня, Устинья смотрела на мерцающие звезды, которые то исчезали на темном небосводе, то появлялись вновь. На душе у обоих было легко и отрадно. В переулке послышался скрип снега и чьи-то шаги. Устинья поправила платок и отодвинулась немного от Сергея.

Прошел какой-то парень и, пристально посмотрев в лицо девушки, неожиданно повернул обратно.

— Пора домой, — беспокойно сказала Устинья и поднялась со скамейки.

— Кто это прошел? — спросил ее Сергей.

— Наш горянский, Федотко, дружок Осипа.

— А кто такой Осип?

Устинья замялась: — Парень один, мой ухажор, — улыбнулась она через силу.

Густые брови Фирсова сдвинулись. Наступило молчание.

— Ну, а ты?

— Не по душе он мне, — глаза Устиньи встретились с взглядом Сергея; Фирсов без слов обнял девушку.

— Люб я тебе или нет?

— Не спрашивай, — тихо ответила девушка. — Хорошо мне с тобой. Так бы и просидела до утра. Вот только боюсь, как бы тебя не встретили кольями наши горянские ребята. Пойдем лучше стороной.