Страница 5 из 63
На ярких примерах Анна Николаевна показывала, как развилась и окрепла наша страна под руководством Коммунистической партии.
«А в Европе — война, — рассказывала она. — Как много разрушено английских городов, сколько людей осталось без жилья! Фашистские самолеты как коршуны кружатся над Англией, сбрасывая бомбы на мирных жителей…»
Анна Николаевна объяснила мне, кто такие фашисты, рассказала о их бредовой затее завоевать весь мир. Тогда мне еще трудно было понять всё, что она говорила.
Я училась хорошо и в шестой класс перешла с наградой. Папа собирался по делам в Ленинград и обещал взять меня с собой.
Ленинград!.. Побывать в Ленинграде, Татьяна Васильевна, было моей заветной мечтой. Анна Николаевна когда-то училась там. Она знала все места, где жил и выступал Владимир Ильич. Я хорошо запомнила ее рассказы. И вот теперь моя мечта сбывалась!
Я считала часы и минуты. Не зная, куда девать время, я уходила в сад. Подвязывая ягодники, всё думала о Ленинграде.
Распускались цветы. Над ними жужжали пчелы, шмели, толклись бабочки. Радостные песни скворцов звенели в воздухе. Так хорошо было у нас в саду!
Однажды вечером мы с мамой пошли на речку мыть посуду. Там было еще лучше. Залюбовавшись закатом, мы не могли уйти с берега. И не мы одни: много колхозников пришло отдохнуть на Шелонь. Везде слышался говор, то тихий, то громкий, детский смех. По реке плыли лодки. Пройдут они — и снова река как зеркало, ровная, блестящая, и только песни с лодок еще долго звучат… Татьяна Васильевна, я никогда не забуду этого вечера!.. А каким страшным был следующий день!..
Надя вся дрожала. В ее широко раскрытых глазах застыли скорбь и горе. Зорина обняла ее и ласково прошептала:
— Тебе тяжело. Не вспоминай больше!
Девушка словно очнулась. Проведя рукой по лбу, она твердо сказала:
— Нет, нет, я расскажу!..
Надя хорошо запомнила этот день. Она сидела на скамейке около дома и читала. Было жарко. Во дворе сонно бродили куры. На грядках распускались красные маки. Они горели на солнце, поражая своей яркостью.
Тишину июньского дня разорвали взволнованные голоса. Надя выбежала за ворота. Трудно было понять, что случилось. Одно слово — «война!» — доносилось отовсюду. Колхозница, вернувшаяся из поселка, возбужденно рассказывала соседкам: «Германия напала на нашу страну! Немецкие войска уже перешли границу!..»
И как-то в одно мгновенье оборвалась мирная жизнь колхоза. В каждом доме, в каждой семье поспешно собирали кого-нибудь на фронт. С болью провожали близких, дорогих сердцу людей.
Вскоре мобилизовали и Павла Ивановича. Отправляя мужа, Дарья Васильевна просила его не бояться за них. Сказала, что Надя справится с хозяйством, а она заменит бригадира на молочной ферме.
Вечером отец забежал домой сообщить, что его часть стоит пока за рекой, недалеко от деревни. Он посоветовал посылать к нему Надю, если у колхозников будут срочные вопросы. Обращаясь к дочке, он добавил: «Пришло время, когда и детям надо помогать Родине. Понимаешь, дочка?». Конечно, Надя понимала это, и охотно согласилась быть связным между колхозом и отцом. Девочка умела грести и управлять лодкой. Она перевезла в лодке Павла Ивановича обратно за реку, и отец указал ей место их будущих встреч.
Опустел колхоз. В нем остались женщины, старики и дети. Всё молодое, сильное население ушло на фронт. Трудно было заново налаживать жизнь. Да и тревога за ушедших сжимала болью сердца.
Дарья Васильевна по ночам ворочалась и тяжело вздыхала. И не одна она. Все женщины знали, что ни на минуту не должна замереть колхозная жизнь. А справятся ли они? Смогут ли заменить ушедших мужчин?
И вот в эти трудные дни в колхоз приехал секретарь райкома. Анна Николаевна рассказала собравшимся колхозникам о продвижении фашистских орд, о создании Комитета Обороны, в руках которого сосредоточена вся власть в государстве.
— По призыву партии на помощь Красной Армии поднимается весь наш многомиллионный народ. В Москве, Ленинграде и других городах создается народное ополчение. Отдадим же и мы, товарищи колхозники, все силы, вою волю делу разгрома врага. Пусть одна мысль — мысль о фронте — владеет нами в это тяжелое время. Пусть каждый почувствует себя бойцом, ответственным за свою работу.
Эти задушевные слова дошли до каждого сердца. Женщины еще яснее осознали опасность, грозившую Родине, почувствовали, что личное горе не должно заглушать заботу о стране.
Родилось горячее желание ответить на призыв партии самозабвенным трудом. Выпрямились согнутые спины. Потухшие глаза заблестели. Женщины с небывалой силой взялись за порученное им дело. Они быстро, продуманно распределили обязанности.
Прежде чем отправляться за реку, Надя заходила к новому председателю колхоза. Это была их соседка Феня, молодая энергичная женщина. Она обстоятельно рассказывала Наде, о чем спросить отца. «Тут в записке всё есть. Если ему некогда будет писать, пусть скажет тебе. Только не перепутай, смотри!»
Надя запоминала и добросовестно исполняла поручения. Она радовалась, что может быть полезной колхозу.
В один дождливый, ветреный день Надя с трудом отвязала лодку. Едва успела вскочить в нее — ветер подхватил и понес вниз по течению. Девочка испугалась, но мысль, что отец ждет ее, заставила победить страх. Напрягая все силы, она повернула лодку и гребла, ни на минуту не оставляя вёсел; всё же ее сильно снесло. Крепко привязав лодку к дереву, она прямо через луг побежала к условленному месту. Мешала идти трава — густая, выше головы. Надя боялась, что отец не сможет дождаться ее, уйдет. Поднявшись на пригорок, заметила удаляющуюся фигуру.
«Папа, папа!» — кричала девочка, догоняя его. Отец остановился: «Я думал, ты уже не придешь!». — «Ве-ветер ме-шал!..»
Запыхавшись, она не могла говорить. Молча подала записку Фени. Павел Иванович пробежал ее глазами. Что-то быстро написал на другой стороне. Торопливо взглянул на часы: «Мне надо возвращаться… Надюша, ты больше не приходи сюда. Нас здесь не будет…»
Надя испуганно смотрела на отца. Она не могла, не хотела верить, что видит его в последний раз.
«Прощай, дочка! Ты уже большая, сильная… Помогай матери. Береги сестру и брата. А если сама не будешь знать, как поступить, — иди в райком. Там старшие товарищи укажут, помогут советом».
Павел Иванович крепко поцеловал девочку и быстро пошел вперед. Надя будто очнулась. Бросилась за ним. Он обернулся и серьезно сказал: «Ты — пионерка! Будь мужественной!».
Девочка остановилась. Она молча смотрела вслед уходившему. Вот он скрылся в низинке… Опять его видно: поднимается на горку… Остановился, машет ей… Надя закричала сколько есть мочи: «До сви-данья, па-па-а!..»
Долго стояла девочка среди поля. Думала: «Может, еще увижу!».
Дождь давно прекратился. Затих ветер. Лучи заходящего солнца пробежали по спокойным деревьям. Еще белее стали стволы берез…
С фронта шли тревожные вести: немцы продвигались в глубь страны.
Колхоз, где жила Надя, стоял в стороне от железной дороги. Первые дни здесь редко нарушалась тишина. С приближением врага всё резко изменилось. Жители поселка и соседних деревень ушли рыть окопы. По реке плыли баржи с эвакуирующимися. На проселочных дорогах в тяжело нагруженных телегах ехали женщины и дети. Прифронтовое население уходило в тыл.
Большими стадами гнали скот. Ржанье лошадей, мычанье коров наполняло деревенскую улицу. Проходили стада, — и тишина ненадолго возвращалась.
— Мне тогда очень хотелось, Татьяна Васильевна, понять, что происходит. Одна я осталась. Папы не было, маму я целыми днями не видела. Она была поглощена работой в колхозе. Я собиралась повидать Анну Николаевну, но тетя Феня сказала: «И не думай! Ее поймать нельзя. Она за весь район отвечает. Дела-то сколько!..»