Страница 14 из 63
Надя уже не слушала. Ей не терпелось самой проверить, правду ли говорит женщина. Распрощавшись с колхозницами, она пошла в соседнюю деревню.
Шла лесом, а потом берегом реки, такой тихой. Как прежде, была прозрачна вода, как прежде, горяч песок на берегу… Всё здесь привлекало и казалось таким дорогим, близким. Она поняла тоску бабушки по родным местам. Сколько речек и лесов она сама повидала! Наверно, были и лучше здешних. Но эти ей казались милее всех.
Издалека увидела дом бабушки. Он стоял на пригорке, залитый солнцем. Надя помчалась туда. Так бросаются к близкому существу, которое считали погибшим. Оказывается, дом стоит, дожидается их, и такой же, как и прежде.
«Да нет! Он стал еще лучше!» — казалось ей.
Она не заметила покосившегося крылечка и разобранной крыши сарая.
«А сад-то какой большой! И всё цело, даже скворешник!..»
Девушка зашла к председателю колхоза. Сказала ему, что бабушка вернулась и на этих днях приедет сюда.
«Милости просим! Давно ждем своих обратно», — весело ответил председатель.
Довольная возвращалась Надя в поселок. Ее больше не угнетали поля, покрытые сорняками. Она видела, как всюду, за обгорелыми домами, заброшенными нивами, возрождалась новая жизнь. Ее захватила эта сила жизни, и так захотелось быть участником новой стройки, отдать ей все, все силы!
Надю страстно потянуло к Анне Николаевне.
«Расскажу ей всё. Попрошу совета, как мне поступить. Если жить у бабушки и работать в колхозе — придется бросить ученье».
«Нет, это неправильное решение! — сказала она вслух. — Папа всегда писал: „Обязательно учись дальше!”»
Подходя к поселку, Надя издали увидела высокие сосны школьного сада и развалины. Она постояла минутку, быстро повернулась и побежала в райком.
На месте, где раньше находилось здание райкома партии, строили новый дом. Кругом лежали кирпичи, брёвна. Каменщики возводили второй этаж.
«Где же теперь райком помещается?» — спросила Платонова рабочих.
Те указали.
В приемной несколько человек тихо разговаривали между собой. За столом у окна сидела сотрудница. К ней-то и подошла Платонова.
«Можно видеть Анну Николаевну?»
Сотрудница даже приподнялась со стула, не зная, как ответить. Один из посетителей, человек с орденом на военной гимнастерке, подошел к Наде: «Девочка, ты, должно быть, не здешняя? Приезжая?».
Вопрос незнакомца чем-то встревожил Надю. Она робко ответила: «Я только что вернулась из эвакуации».
Военный поглядел на Платонову и осторожно осведомился, не родственница ли она. И только тогда сказал: «Нет нашей Анны Николаевны!» «Нет?» — Девушка остановилась и едва слышно спросила: «Неужели и она умерла?»
«Погибла… Фашисты зверски ее убили. Анна Николаевна была в партизанском отряде. Редкий человек! Спокойная, мужественная, сердечная — такой мы знали ее в самые безвыходные минуты. Когда фашисты окружили наш партизанский отряд, Анна Николаевна с тремя другими товарищами пошла в разведку. Никто из них не вернулся… Да и нас немного осталось в живых. — Видимо, желая скрыть волнение, рассказчик громко спросил: — Кажется, моя очередь?»
Надя молча вышла из приемной. Поворачивая из улицы в улицу, она не думала, куда идет. Только заметив знакомый забор, ускорила шаги. Вот и калитка. Возле нее — две яблони. Дорожка, прежде усыпанная песком, теперь заросла травою. Вместо дома, где жила Анна Николаевна, — две трубы. Они казались такими длинными, безобразными!
И вспомнилась девушке большая комната, уставленная полками с книгами, открытое пианино, Анна Николаевна в белом платье, с венком кос на голове. Вспомнились дождливые дни, тихие беседы с чутким другом.
Надя не плакала. Глядя на развалины, она мучительно думала: «И здесь всё разрушено… Анны Николаевны нет. Нет самых близких, самых дорогих…»
Долго стояла девушка. Но ушла она с твердым решением, как ей поступить.
На главной улице она увидела молодежь, выходившую из широко распахнутых дверей. На небольшой дощечке прочитала:
РАЙКОМ ВЛКСМ
Это было то, что она искала.
Надя вошла в дом. Видимо, только что кончилось собрание. Девушка в военной гимнастерке что-то объясняла молодежи.
«Да это Лена! Неужели она секретарь? Мы же учились с ней вместе, и у Анны Николаевны встречались. Она старше меня: тогда была в восьмом классе».
Девушка подошла к Наде. Она тоже с первого взгляда узнала Платонову.
Лена ушла на фронт медсестрой. Три раза была ранена. Последняя рана оказалась серьезной. Пришлось полгода в госпитале пролежать. Потом ее отправили домой. Приехала сюда — еще пожары догорали…
И чем больше рассказывала Лена, тем незначительнее казалась Наде ее собственная жизнь.
«Лена, а когда ты видела последний раз Анну Николаевну?»
«Перед уходом на фронт. В самые тревожные дни, когда отсюда всё увозили, прятали, Анна Николаевна мобилизовала молодежь. Работа шла без суеты. Анна Николаевна попрежнему требовала от нас тщательного выполнения заданий. Помнишь ее любимые слова: «На маленьком проверяется большое?» Ты знаешь, она здесь подпольную работу вела, потом ушла к партизанам. Анна Николаевна жила как настоящий коммунист и погибла, как герой. Мы всегда должны помнить о ней. Постараемся быть достойными ее!»
«Я об этом же думала, Лена. И не случайно пришла сюда».
Девушки глядели в открытое окно. На той стороне улицы совсем не осталось домов. Много фруктовых деревьев было вырублено. Берег Шелони обнажился.
«Ты хочешь помочь восстанавливать город?»
Надя кивнула головой.
«А где ты живешь? Всё там же, в колхозе?»
«Нет, Лена, у нас всё погибло. Дом сгорел. И мама умерла».
Лена сочувственно обняла девушку:
«Оставайся здесь! Работы у нас много, людей нехватает».
«Я бы охотно осталась, но только до осени. Здесь школа разрушена. Я твердо решила поехать в Ленинград учиться».
И, заметив, что Лена хочет ее перебить, Надя быстро заговорила:
«Нет, нет, Лена, не отговаривай меня! Это мое твердое решение. Я уж не говорю о том, что отец и мать просили меня учиться и Анна Николаевна всегда нам говорила: «Не забывайте завет Владимира Ильича: „Учиться, учиться и еще раз учиться!” Я сама хочу стать педагогом. Понимаешь, воспитывать человека! Это так важно. Это самое важное теперь!»
Надя не заметила, что она заговорила словами Люси. Они стали ее словами.
«И ты не думай, Лена, что я там останусь. Нет, я вернусь сюда же, но вернусь учительницей!»
Горячность, с какой она говорила, убедила Лену. Она отлично понимала подругу, — сама собиралась поступить в университет.
«Тогда мы сделаем так, — сказала она. — До осени оставайся здесь. У меня и работа подходящая есть для тебя. Сегодня просили дать человека в библиотеку парткабинета. Это тебя устраивает?»
«В библиотеку? Да лучше я себе и представить ничего не могу!»
«Ну, значит, иди туда. Вот тебе записка к заведующей парткабинетом. А какую работу хочешь вести в комсомоле?»
«Тебе это виднее. Завтра я свезу бабушку в колхоз. Сама вернусь сюда и пойду в парткабинет. А ты, Лена, можешь располагать всем моим свободным временем…»
Бабушка словно помолодела, вернувшись в родной дом. Она по-хозяйски осмотрела двор и сад. Увидев пни от вырубленных яблонь, ворчливо заметила: «Ишь, изверги! В лес-то им лень было сходить. Ну, да хорошо, что не всё изничтожили».
Пришел председатель колхоза, осведомился, в чем бабушка нуждается. Обещал починить крышу и дать цыплят. Спокойно возвращалась Надя в город. Она знала, что бабушка устроена.
Было раннее утро. Надя выкупалась в речке и пошла разыскивать библиотеку.
Стена разрушенного здания совсем загородила небольшой домик, где помещался парткабинет. Надя явилась слишком рано. Она села на крылечко.
Как хорошо кругом! Птицы поют, как в детстве! Всё такое родное, милое.
«Вы кого дожидаетесь?» — спросила молодая женщина, поднимаясь на крыльцо.
Надя протянула записку секретаря. Заведующая парткабинетом открыла дверь и пригласила ее войти.