Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 47

Хакану поклонился он сперва И радостные рассказал слова. Хакан, царица, свита и дружины Бегом до самой добрались вершины. Казалось, что земной разверзся прах: Такие клики раздались в горах! С восторгом говорили о Бахраме. Хакан героя наградил дарами, В объятия свои привлек его, Правителем земли нарек его! Когда вступил под сень дворца властитель, Призвал ученого писца властитель, Бахраму отдал дочь свою тотчас, — Писец об этом написал указ. Жених был облачён в халат почета, Украшенный алмазами без счета. Обычай соблюдая, принесли С динарами тугие кошели, Богатые уборы головные И пояса расшитые, цветные. Сказал хакан: «Иранцам все раздай, В знак дружбы награждает их Китай». Теперь в чертогах не было заботы Помимо пированья и охоты. Должны были знатнейшие мужи Просить Бахрама: «Милость окажи!» Твердили все от мала до велика: «Ты, богатырь, наш светоч, наш владыка!» Бахрам подарки щедро раздавал И много заслужил себе похвал.

Глава шестидесятая

Хосров узнает о возвышении Бахрама и пишет письмо хакану; ответ на это письмо

Дошло до повелителя Ирана, Что Чубина любимцем стал хакана: «Без всякого труда он стал богат, Он стал тебя сильнее во сто крат». Опять заботой тяжкою тревожим, Хосров поведал боль свою вельможам. Писца призвал он под покровом мглы. Тот заострил перо острей стрелы, — Как будто сделанное из кинжала, Оно письмо хакану начертало. Сначала вылилась из-под пера Хвала творцу, зиждителю добра: «Правдоискателей он возвышает, А зложелателей уничтожает. Сатурн и солнце им сотворены, Он создает властителей страны. О тьме и свете, смехе и стенанье, О лжи и правде, знанье и незнанье, О счастье дней, о трудностях годин Он знает все, затем, что он — един. Он всемогущ, никто ему не равен, Им взыскан только тот, кто чист и славен… Был низкий раб у моего отца. Не почитал ни шаха, ни творца. Ормузд его из грязи в люди вывел, Благодеяниями осчастливил. Был мал его на всех собраньях вес, Он в круг людей высоких не пролез: Похвастаться не мог он перед ними Ни именем, ни благами земными. Его ты принял, чуть к тебе прибег, Как будто он — почтенный человек. Не поступил бы так, кто любит бога, Такой поступок осуждаю строго. Не защищай его своей рукой: Утратишь имя доброе, покой. Мое письмо внимательно прочти ты, Ум затемненный смыслом просвети ты. Тогда поступок будет твой хорош, Когда раба в цепях ко мне пришлешь. А нет — нагряну с воинством огромным, И светлый день Турана станет темным». Сказал хакан, когда письмо прочел: «Я завтра дам тебе ответ, посол». Ушел гонец, терзаемый сомненьем, Всю ночь не мог заснуть, объят волненьем. Когда свою свечу зажег рассвет, В дворец вбежал он, чтоб узнать ответ. Писец, что находился при хакане, Излил свой мускус по атласной ткани. Хакан писал: «Великий муж Хосров! Наговорил ты много лишних слов. Не следовало их послать такому Старинному, владетельному дому. Что я отвечу? Пред лицом судьбы Мы только лишь бессильные рабы. Великих иногда не величают, На место малых — малых не сажают. Ужели позабыл ты что Хайтал В лучах моей короны заблистал! Я царствую, державно обладая Просторами Турана и Китая. Я не хочу нарушить договор, Ты прекрати об этом разговор. Мне руку Чубина вручил и душу, И если клятву я свою нарушу, Среди людей лжецом я прослыву. Я подчиняюсь только божеству. Твое растет, я вижу, самомненье, — Пусть лучше вырастает разуменье!» Хакан, к посланью приложив печать, Сказал: «Ты должен ветер обогнать». И месяца не проведя в дороге, Посланец к шаху прискакал в тревоге. Шах загрустил, когда прочел ответ. Созвал иранцев знатных на совет. Поникли те в раздумье и печали И, наконец, властителю сказали: «О ты, на ком почиет благодать! Не торопись хакану отвечать. Не омрачай ты царственного света, У мудрых старцев ты спроси совета. Ты должен знать: опасность велика. Ты выбери в Иране старика, Который бы владел умом счастливым, Пером и языком красноречивым. Отправь его к хакану, чтоб старик В намеренья властителя проник. Всю правду о Бахраме пусть расскажет, Его коварство пусть царю докажет. Пусть он в Китае до тех пор сидит, Пока властителя не убедит. За месяц на душу слова не лягут, — Оставь ты старика в Китае на год! Пусть будет он хитер и знает свет, Пусть поведет он втайне свой навет. Для наговора время мы утратим, — Стал, говорят, Бахрам хакану зятем…» Бахрам проведал, что в Китай, с письмом, Иранец некий прискакал тайком. Войдя к хакану быстрыми шагами, Сказал он: «Царь, сияющий над нами! Слыхал я, что злодей неисправим, Одно посланье пишет за другим. Вручи мне войско со всего Китая, И двинусь я, врагов ниспровергая. Я завоюю Рум, возьму Иран, И станешь ты владыкой этих стран, Чтоб ночью, где бы стражи ни встречались, Лишь именем твоим перекликались. Хосрова обезглавлю я мечом: Пусть больше не мечтает ни о чем! Тебе покорный, на Иран нагрянув, Я вырву корни дерева Сасанов». Хакан стал думать. В тайниках души Бродили мысли, как в лесной глуши. Призвал он старцев, мудрых и не льстивых, С хорошей памятью, красноречивых. Был откровенен властелин и прям, Сказал им все, что говорил Бахрам. Услышал он от старцев тех высоких, От родичей, от близких и далеких: «С Хосровом не под силу нам война. Плоха задача эта и трудна. Нам столько не собрать военных станов, Чтоб выкорчевать дерево Сасанов. Но если войско поведет Бахрам, Покажет он дорогу храбрецам. Хотя Бахрама имя знаменито, — Не бойся: только ты — его защита. Пусть служит счастью твоему Бахрам. Послушаем, что сам он скажет нам». Бахрам, как будто он родился снова, Возликовал, услышав это слово, Отправился к хакану поскорей. Сказали несколько богатырей: «Двух витязей отправим благородных, Для ратных схваток и трудов пригодных». Там был храбрец по имени Чайнуй, Другой — гордец — по имени Жангуй. Хакан призвал их, усадил в чертоге, Где он награды раздавал, и строгий Тем знатным воинам он дал наказ: «С Бахрама не должны спускать вы глаз И в горькие, и в светлые мгновенья. Должны вы храбро биться в день сраженья, Должны Джейхун по праву захватить, Чрез реку переправу захватить». Он войско дал им с этими словами: Соперничали воины со львами. Раздался во дворце литавров звон, Затмился черной пылью небосклон. Так в пятый день недели, утром рано, Рать повернула к рубежам Ирана.