Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»

Глава пятьдесят первая

Третий бой Хосрова с Бахрамом Чубина. Поражение Бахрама

Горой могучей двинулись войска. Мир почернел от пыли и песка. Бахрам на них смотрел с тоской во взоре: Он чувствовал раскаянье и горе. Но все-таки повел он войско в бой: Пред ним дороги не было другой. Бахрам подумал: «Всеми признается, Что ум и смелость — свойства полководца. Герои выбрали меня царем, Поняв, что я рожден богатырем. Враги отступят, мощь мою почуя: Величье Нуширвана в прах втопчу я!» Он, словно вихрь, по луговой траве Помчался со стрелой на тетиве, С колчаном, на бедре висящим криво, Он ринулся на шаха горделиво. Стрела Бахрама высоко взвилась, Но в неизвестного раба впилась. Тогда Хосров метнул копье в Бахрама, Но не пронзило острие Бахрама: Сломался наконечник пополам Затем, что был в броню одет Бахрам. Смутился шах, когда копье сломалось, Но у Бахрама тоже сердце сжалось. Ударил шах, рожденный силачом, По шлему зложелателя мечом. От страшного удара шлем сломался, Но меч Хосрова вместе с тем сломался. Дружины, растянувшись вширь и вдаль, Услышали скрежещущую сталь, Тогда Бахрама пошатнулось дело, А воинство Хосрова осмелело. От битвы удалился Чубина, Умчал он от Хосрова скакуна, Он понял: эта схватка неудачна, — И небо стало для Бахрама мрачно. А шах, когда отвагу проявил, Иранцев и румийцев вдохновил. Они пошли, оружье обнажая. Казалось: двинулась гора большая. За войском вслед пошли вельможи, двор. Бандуй с Хосровом начал разговор: «С тем войском предстоит нам бой тяжелый. Оно заполнило хребты и долы И многочисленнее саранчи. Противников добром ты приручи. О шах, не следует царям державным Кровь проливать, с рабом дерясь, как с равным. Пусть каждый к нам с повинною придет, Пусть нашу милость смерти предпочтет». Сказал Хосров: «Простой и родовитый, Пусть каждый ищет у меня защиты. С любовью честных воинов приму: Вражды я не питаю ни к кому. Моей короны камень драгоценный Сравню я с тем, кто кинул путь измены». Ночь подняла свой стяг из-за горы. Вступили оба воинства в шатры. На поле боя шум улегся бранный, Запели колокольчики охраны. Немногие могли в ту ночь заснуть. Бандуй поднялся и пустился в путь. С ним рядом звонкий поскакал глашатай, Ясноречивый, доблестью богатый. Меж двух враждебных войск остановясь, Глашатай крикнул, смерти не боясь: «Рабы, что впали в грех, но ищут блага! Велик ваш стыд, но велика отвага! Во имя бога шах прощает всех, Кто совершил большой и малый грех!» Богатыри смежить старались очи, Когда раздался клич в безмолвье ночи. Бойцы Бахрама, сквозь ночную тьму, Внимательно прислушались к нему. И сразу, ратное покинув ложе, К уходу опоясались вельможи. Когда рассвет блеснул из-за горы, Пустыми оказались их шатры. Вельможи к рати двинулись враждебной, А мир сиял, одет зарей целебной. Измена обнаружилась к утру. Пришли друзья к бахрамову шатру. Сказал Бахрам в печали: «Не в сраженье, А в бегстве ныне обретем спасенье». Потребовал для ратников своих Две тысячи верблюдов верховых, Таких, чьи морды в пене, длинноногих, Не падающих на степных дорогах. Все то добро, что в битвах он обрел: Слоновой костью блещущий престол, Все из каменьев, золота, постелей, Все из колец, запястий, ожерелий, Все из одежд, ковров и покрывал, — Навьючить на верблюдов приказал. Оставив многое на поле ратном, С друзьями поскакал путем обратным.

Глава пятьдесят вторая

Хосров посылает Настуда с войском вслед за Бахрамом. Бахрам захватывает Настуда в плен. Прибытие Бахрама к хакану Китая

Когда воздвигла свой чертог заря, Ночной дозор предстал глазам царя И доложил, что скрылся неприятель, Что убежал с дружиной зложелатель. Расстроен этим, выбрал царь царей Три тысячи воинственных мужей, Таких, чьи быстроскачущие кони, Как всадники, одеты были в брони, Настуду приказал возглавить рать, Бахрама отыскать и покарать. Настуд помчался в смуте и тревоге, Но не было Бахрама на дороге. Скакал по бездорожью Чубина, Душа его была потрясена. О венценосных людях рассуждая, Богатый караван сопровождая, Храбрец Изадгушасп с Ялонсиной Скакали незнакомой стороной. Когда уже стемнело, в отдаленье Вдруг показалось бедное селенье. С душой смятенной, с пересохшим ртом, Бахрам вошел к одной старухе в дом, Учтиво попросил, во имя неба, Воды немного и немного хлеба. Ушла старуха, бедности стыдясь. Потом, с дырявым ситом возвратясь, Пред воинами постелила кожу, Взглянула исподлобья на вельможу, Познавшего гонения судеб, И положила в сито черствый хлеб. Заполнив дом старухи до отказу, Бойцы о боге вспомнили не сразу. Ялонсина Бахраму дал барсам, Все вознесли молитву небесам, И с любопытством женщины смотрели, Как жадно черствый хлеб вельможи ели. Когда они поели, Чубина Спросил: «А нет ли у тебя вина?» И та: «Вы не сердитесь на старушку: У тыквы я отрезала верхушку И сделала я чашу из нее. А в старой тыкве я храню питье». Сказал Бахрам: «Что старой тыквы краше, Когда найдем вино в подобной чаше?» Старуха тыкву принесла с вином, Чтоб люди горе потопили в нем. Взял в руки тыкву Чубина, желая Чтоб радовалась женщина седая. «Ты, матушка, приветила гостей. А много ли ты знаешь новостей?» — Спросил Бахрам. Ответила старуха: «Ох, сын мой, столько слов дошло до слуха, Что даже стал мой бедный ум богат. Лишь об одном все люди говорят: «Бахрам бежал без войска, полон страха, А войско перешло под знамя шаха». И тот: «О мать, святая всех святых, Да будет польза мне от слов твоих! Разумно ли Бахрам бежать решился, Иль в этот миг он разума лишился?» Старуха молвила: «Ты — львов гроза, Но, видно, див затмил твои глаза! Пойми, что все смеются над Бахрамом: Он от Хосрова убежал со срамом!» Сказал Бахрам: «Так было суждено. И если он из тыквы пьет вино, И если хлеб ячменный ест из сита, И если он один — себе защита, И если был он вынужден бежать, — То обо всем, приветливая мать, До нового ты помни урожая, Ячмень на скудном поле собирая». Поев, заснул он в хижине глухой, С кольчугой, с кушаком под головой. Открыло солнце тайну небосвода, — Трубу отъезда поднял воевода. Помчались. Тростниковый лес возник. Срезало множество людей тростник. Один из тех людей к дружине вышел. «Добро пожаловать! — Бахрам услышал, — Но как случилось, что издалека Ты в заросли забрался тростника, С бойцами, скачущими в беспорядке, С руками, окровавленными в схватке?» Сказал Бахрам: «К чему вам тростники? Ведь вы — переодетые стрелки! Я знаю вас — и кто вы, и откуда, Я знаю, что Хосров призвал Настуда, Велел ему взобраться на коня, Чтоб жалкий муж преследовал меня, Чтоб я пред ним главу склонил покорно, Признав, что ваше войско непоборно». Все спешились, построились в рады И двинулись, топча свои следы, Из ножен вынули мечи стальные, Одели в пламя заросли густые. Зарделись тростники со всех концов. Огонь сжигал живых и мертвецов. Настуда увидав на поле бранном, Бахрам с седла его сорвал арканом. Не мог вельможа вырваться из пут, Пощады попросил себе Настуд, Сказал: «О богатырь, достойный власти! Прости меня, погрязшего в несчастье, Не убивай меня своей рукой, Я верным сделаюсь твоим слугой!» Сказал Бахрам: «Себя лишь обесславлю, Когда такого труса обезглавлю. Я не убью ничтожного врага, Такой, как ты, не нужен мне слуга! Беги к тому, кто нас возненавидел, Поведай все, что от меня увидел». Настуд вознес Бахраму сто похвал, Он землю перед ним поцеловал. Бахрам, собрав бойцов вооруженных, Погнал коня вдоль зарослей сожженных И с горсткой преданных богатырей На родину приехал, в город Рей. Он пробыл там, спокойствие вкушая, И поскакал к властителю Китая.