Страница 36 из 125
Впрочем оказалось, что обо всех и обо всем досконально знает именно Захаров.
Короче говоря, старый грек располагал всеми сведениями и избавил Робби от необходимости делать заметки: он все отпечатал заранее на машинке. Он показал документы, которыми вряд ли завладел честным путам, — это молчаливо принималось обоими собеседниками как факт; придется приобретать еще и другие документы, подкупать в Генуе слуг и вообще мало ли что. Ланни узнал из разговора, — отец не счел нужным раньше сообщить ему это, — что в Генуе будет бывший ковбой Боб Смит, секретный агент Робби, следивший за деятельностью захаровских компаний в годы войны. Знал ли об этом Захаров, осталось неизвестным, — по видимому, это не имело значения: Боб был надежный человек, и уж он последит за кое-какими ловкачами в Генуе.
К числу их, как понял Ланни, принадлежал и американский посол в Италии; фамилия его была Чайлд, сам он был писатель, — Ланни вспомнил, что читал его рассказы в журналах. Почему президент Гардинг назначил ветреного литератора на высокий дипломатический пост? За этим что-то скрывалось, и Робби уж докопается, в чем тут дело, так как у него были письма к Чайлду.
— Не говорите ему ни слова обо мне, — сказал сэр Базиль, а Робби ответил: — Конечно. — Посол, который приедет официально в качестве «наблюдателя», без сомнения, будет иметь свой штаб, и Робби найдет способ войти в соприкосновение с кем-нибудь из его сотрудников.
Ланни становилось все более не по себе, по мере того как продолжалось это совещание; он понял, что его отец стал одним из агентов Захарова и последний бесцеремонно отдает ему приказания. Какая разница по сравнению с тем временем — лет восемь-девять назад, — когда оружейный король предложил от имени фирмы Виккерс скупить акции фирмы Бэдд, а Робби любезно ответил, что, быть может, фирма Бэдд предпочтет скупить акции фирмы Виккерс! Что же случилось, откуда этот новый тон? Неужели виной кризис, тяжело отразившийся на Заводах Бэдд и их прибылях? Или Захаров посулил такую мзду, что Робби и его компаньоны не могли устоять перед соблазном? Не увяз ли Робби глубже, чем хотел, и не запутался ли он в паутине? Казалось, он совершенно спокоен и доволен тем, что делает, но Ланни знал, что он горд и никогда не выдаст своих тревоги сомнений. Что бы ни случилось, Робби хочет оставаться в глазах Ланни великим дельцом, всегда играющим первую скрипку.
Захаров подчеркивал колоссальную важность того, что предстоит сделать в Генуе. Два года назад в Сан-Ремо Англия и Франция договорились о разделе мосульской нефти, и в обеих странах за кулисами стоял Захаров; но когда президентом Соединенных Штатов стал Гардинг, Америка в лице Стандард Ойл «примазалась» и оттяпала себе здоровый кус. Этого нельзя допустить вторично. Захаров, Детердинг и их компаньоны, включая синдикат Робби Бэдда, мечтали заполучить всю нефть, какую только можно выкачать из Баку. Захаров будет сидеть в Монте-Карло, дергать за ниточки и следить, чтобы не было никаких упущений. Курьер ежедневно будет доставлять ему свежие новости; у них будет свой код, который Робби должен всегда держать при себе. по видимому, старый паук изобретал этот код, глядя на цветочные горшки герцогини, так как Детердинг, голландец, обозначался словом «библоэм», а Ллойд Джордж носил имя «биззар» — названия двух разновидностей тюльпанов. У старого шакала было, по-видимому, чувство юмора, так как виконт Керзон оф Кедлстон назывался «Неизъяснимый», а Ричард Уошберн Чайлд, чрезвычайный посол и полномочный министр Соединенных Штатов в Итальянском королевстве, именовался «Младенец».
Досужие языки объясняли, почему конференция созывается в итальянском городе. Кто-то предложил Геную, назвав ее по-французски Genes, и Ллойд Джордж решил, что это Женева, а потому и согласился: нейтральный город, местопребывание Лиги нации. Только после того как были сделаны все приготовления, он открыл, что Женева — это Génève и что конференция состоится в стране, народ которой весьма далек от интернационализма, и к тому же в густо населенном городе, лишенном комфорта, необходимого для престарелых государственных мужей.
Генуя — старинный город ка Средиземном море. У него превосходная гавань, куда с незапамятных времен приходили корабли, но территория его очень невелика, так как Лигурийские Альпы здесь спускаются к самому морю, и улицы и переулки города ползут вверх по крутым уступам и переброшенным через овраги мостам. Поэтому здания здесь высокие — даже самые старые, — они жмутся друг к другу, и многие улицы недоступны для проезда экипажей. К счастью для Рика, дворец Сан-Джорджо, где происходила конференция, оказался расположен внизу, близ гавани; это темное, унылое здание в готическом стиле, построенное шесть или семь столетий назад. Здесь долгие годы помещалась гильдия банкиров и менял.
Двадцать девять государств Европы были приглашены на конференцию. Итальянское правительство взяло на себя заботу о делегатах и сняло для них все отели, но Робби привез с собой секретаря и послал его вперед, так что все устроилось как нельзя лучше. Боб Смит, человек со сломанным носом, который он так и не заботился починить, уже ждал Робби в Генуе; он был весь начинен важными новостями и торопливо выкладывал их своему патрону, пока Ланни отвозил Рика в «Каза делла Стампа», клуб журналистов. Рику достаточно было предъявить свои удостоверения, и его тотчас же впустили вместе с его другом. Здесь была вся старая братия и много новых лиц; начались приветствия, представления, на всех парах шел обмен слухами и сплетнями.
Международные конференции стали своего рода постоянным учреждением; Генуэзская была уже седьмая в списке Ланни, если считать две Парижские и одну Женевскую. Для него это было каждый раз увлекательным спектаклем, нечто вроде облагороженного древнеримского цирка; здесь, правда, зрителя избавляли от вида и запаха крови, хотя ему было известно, что она проливается в изобилии. Для журналистов это был тяжелый труд, но вместе с тем спорт, охотничья экспедиция, когда каждый мечтает поймать редкого зверя, именуемого сенсацией. Каждый из охотников за новостями старается получить возможно больше от других и дать возможно меньше; но так как единственным способом получать было давать, то непрерывно шел обмен сведениями. Хорошим тоном считалось быть циником. Как ужасен был мир в изображении этих людей, как бесплодны конференции, как тупы и лживы их участники!
Ллойд Джордж и Пуанкаре встретились в Булони накануне конференции, и Ллойд Джордж согласился не поднимать вопроса о репарациях. А это, говорили, было равносильно тому, чтобы играть Гамлета без призрака старого короля. Французский премьер отказался присутствовать на конференции, но послал туда члена своего кабинета, Барту, и так боялся, как бы тот не подпал под чары уэльского волшебника, что каждый день посылал ему десятки телеграмм с инструкциями — за время конференции он прислал их более тысячи.
Когда Ланни наскучивали международные интриги, он отправлялся погулять по забавным улочкам полусредневекового города. Главные улицы были украшены флагами по случаю конференции, а кучера экипажей носили шляпы с развевающимися лентами — Ланни не знал, всегда или только в честь гостей. По вечерам все было ярко освещено, а улицы переполнены праздничной толпой: везде девицы, солдаты и карабинеры. Каждый вечер в опере шел спектакль, а в кафе и в ночных кабаре танцевали до утра. Ланни осматривал церкви XVI столетия с фасадами из черного и белого мрамора; он ходил по дворцам, где, быть может, джентльмены из драм Шекспира плели свои путаные сети интриг. Теперь подмостки были обширнее и следить за развитием интриги стало гораздо труднее. Как втиснуть в пьесу двадцать девять наций? Весь мир стал театром, да еще каким — такой не грезился ни одному драматургу XVI столетия.
Три года прошло с тех пор, как Ланни видел Линкольна Стефенса, но Стефенс ничуть не изменился. Казалось, что маленькие с проседью усики и козлиная бородка были подстрижены у того же парикмахера, а спокойный, солидный костюм скроен тем же портным. Это был все тот же склонный к иронии философ, которого забавляла путаница, царившая в умах людей. Они неожиданно столкнулись в «Каза делла Стампа», и Стеф пригласил Ланни позавтракать вместе, так как его всегда тянуло к этому приветливому юноше, а сейчас ему хотелось узнать, что сделала с ним жизнь. — Выбрали вы, наконец, какую-нибудь дорогу? — спросил он. Ланни, зная игру, парировал: — А вы? — Тот ответил: — Мне незачем. Я философ. — Ланни подхватил: — Я тоже решил быть философом.