Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 89 из 90

Приведем некоторые выдержки из показаний, полученных впоследствии от людей, пострадавших во время этого нападения:

«Мы попросили одного солдата арестовать человека, швырявшего камни. Он ответил руганью».

«Я видел нескольких раненых, которые просили солдат и полицейских помочь им. Над ними издевались, некоторых раненых полицейские избивали дубинками. Я видел также, как солдаты и полицейские сами швыряли камни в машины и автобусы…» «Женщинам и детям, ехавшим в автобусе, приказали лечь на пол. Женщины нагибались над детьми, защищая их своим телом от камней и осколков стекла… Некоторые хулиганы подбегали вплотную к автобусу и, тщательно прицелившись, швыряли камни прямо в головы женщин…»

«Один из солдат сказал: «Зададим этим ублюдкам». Он остановился у переднего окна машины, где я сидел, тщательно прицелился и ткнул концом своей дубинки прямо в мой левый глаз… Дубинка не попала в глазное яблоко, задев лишь край века.

Потекла кровь. Полиция приказала нам выйти из машины… Меня заставили пробежать сквозь строй из 15–20 полицейских. Каждый из них ударял меня дубинкой по голове или по спине. Потом они бросили меня на землю и продолжали избивать. Один из полицейских заметил бинт на моей левой руке, которую я обжег неделю назад. Он встал на мою руку, ударил каблуком по перевязанному месту и сломал мне один из обожженных пальцев…»

«Группа хулиганов подошла прямо к автобусу и бросила внутрь огромный камень. Он попал мне в левую руку, и я увидел, что третий сустав среднего пальца висит у меня на одном сухожилии. Солдаты стояли здесь же и смеялись».

Во время этого нападения были ранены сотни людей, многие из них тяжело.

Свыше 50 автобусов и сотни легковых машин пострадали от буйного бешенства толпы — у них были разбиты стекла, вмяты борта, изломаны крылья.

«Я пишу эти строки через несколько часов после того, как вырвался из ада, то есть из Пикскилла, — писал в тот вечер корреспондент негритянской газеты «Нью-Йорк эйдж» Лесли Мэтью. — У меня в ушах еще стоит дикий вой толпы, удары камней но стеклу и по живым телам, вопли женщин, отчаянные крики детей, глумление и насмешки парней с бешеными глазами… Я еще чувствую тошнотворный запах крови, струящейся из свежих ран, бензиновую гарь автомобилей и автобусов, отважно пытающихся вывезти свой груз — людей, превратившихся в живые мишени, — за линию огня, подальше от кирпичей, бутылок, камней, дубин. Я еще ощущаю ярость и хаос, которыми была наполнена атмосфера. Я еще слышу, обоняю и осязаю Пикскилл».

По всей стране, от Атлантического до Тихого океана, прокатилась волна гнева и негодования, посыпались протесты от гражданских, религиозных, рабочих и других общественных организаций, а также от многих десятков видных общественных деятелей.

Газета «Крисчен сайенс монитор» писала в редакционной статье:

«Если в таком городке, как Пикскилл, могли вспыхнуть погромы и толпа грубо растоптала гарантированные конституцией свободу собраний и свободу слова, то где же в Америке люди могут чувствовать себя в безопасности?»

В предисловии к брошюре «Свидетельство очевидцев, Пикскилл, США», опубликованной впоследствии «Вестчестерским комитетом борьбы за справедливое расследование насилий в Пикскилле», говорится:

«Мы, авторы доклада, живем в этом районе. Здесь мы создали свои домашние очаги, в здешних школах учатся наши дети.

Теперь мы знаем, что разыгравшиеся здесь события означают фашизм. Теперь фашизм уже не нечто отдаленное, случившееся с народом Германии. Теперь это опасность, придвинувшаяся вплотную, грозящая нам в повседневной личной жизни.





Один местный лавочник говорит: «Наш молодой письмоносец, который каждое утро в течение трех лет приветствовал меня улыбкой, был в той неистовствовавшей толпе, которая сорвала первый концерт Робсона». Другой старожил рассказывает: «Парикмахер… который на протяжении 16 лет стриг наших детей, с гордостью заявляет, что он помогал швырять камни в машины после второго концерта». А одна мать говорит: «Ближайшая подруга нашей дочери сказала ей, что ей поделом попало камнем по лицу; нечего было ходить слушать Робсона». Заявление заканчивается следующими словами:

«Мы посылаем вам этот доклад в горячей надежде, что и вы также предпримете что-нибудь, пока еще не поздно; что вы не останетесь глухи и слепы к правде; что вы никогда не дадите омерзительному фашизму обратить наш народ в диких зверей».

4. 1950 год.

«Вступая во вторую половину XX века, — заявил Трумэн конгрессу в своем послании 4 января 1950 г., — мы не имеем права ни на минуту забывать об основной цели, которую ставит себе наше государство… Мы стремимся к лучшей жизни для всех… Для того, чтобы обеспечить мир, мы должны сохранить свою производственную мощь, свои демократические установления и непоколебимую веру в свободу личности… Сегодня, по милости божьей, наша свободная страна наслаждается процветанием и перед ней открываются невиданные в истории человечества перспективы».

Как выразился в передовой статье журнал «Лайф», это послание Трумэна быио «во многих отношениях самым замечательным выражением национального характера и устремлений американцев, исходившим из Белого дома с тех пор, как в нем обитал Теодор Рузвельт». Автор передовой радостно восклицал:

«Какая перемена совершилась в США! Невольно вспоминаются 30-е годы, годы правления Франклина Рузвельта, когда президент США в своих высказываниях отражал бесплодную уверенность многих американцев в том, что перед нами закрыты или закрываются границы других государств».

Нельзя отрицать утверждения «Лайф» относительно глубокой перемены, происшедшей в США за последние 5 лет — с тех пор как пришла к концу эра Рузвельта. Но, в отличие от редакторов журнала «Лайф», миллионы американцев видят все меньше и меньше оснований радоваться этой коренной перемене обстановки в нашей стране.

Больше того, многим американцам представляется, что их родина не продвинулась вперед, а сделала неожиданный скачок назад, что история во многих отношениях повторяется, что мы вновь переживаем тяжкие удары событий, причинивших нашей стране столько зла после первой мировой войны.

На грани второй половины века, как и в бурные 20-е годы, могущественная клика промышленников и банкиров неумолимо осуществляет свою власть над экономической и политической жизнью Америки.

Вновь наступила эра мнимого процветания, когда прибыли монополий невообразимо выросли, а на жизни народа все сильнее и сильнее сказываются безработица и всеобщая неуверенность в завтрашнем дне. Вместо гардинговской «шайки из Огайо» в столице правит «миссурийская шайка» Трумэна. Снова моральные устои нации подрывает наглая коррупция; аферисты и политические боссы грызутся между собой за добычу; в стране разыгрывается оргия преступлений.

Разгул реакции сопровождается истерической кампанией против «красных», ростом фанатизма, массовыми насилиями. Как писал Американский союз борьбы за гражданские свободы в своем докладе, озаглавленном «Во власти страха», на страну обрушились «небывалые в истории препятствия на пути к свободному общению людей, проверки лойяльности, черные списки, чистки». Могущество ФБР дошло до того, что «впервые в своей истории США стоят перед угрозой возникновения власти тайной полиции с ее армией доносчиков и тайных агентов».

Ровно через 30 лет после бесславной памяти «пальмеровских облав», когда тысячи «радикалов» были арестованы под тем предлогом, что они «замышляли свергнуть правительство США», исполняющий обязанности помощника министра юстиции Рэймонд Харти заявил на заседании одной комиссии конгресса, что ФБР подготовило арест 21 105 американцев за «подрывную деятельность». И вновь, как жуткий призрак кошмарного прошлого, на сцену выступает «главный распорядитель охоты» — Дж. Эдгар Гувер.

Но черты сходства между двумя послевоенными Америками еще не так страшны, как черты различия между ними.

Если после первой мировой войны началось широкое наступление на демократические права американского народа, то в 1950 г. ему угрожает полное уничтожение демократии, как таковой, и установление в Америке фашизма. И если дикая оргия спекуляции и казнокрадства 20-х годов была предвестником нужды и страданий эпохи большого кризиса, то великодержавная политика эпохи «холодной войны» грозит развязать всемирную атомную войну, которая погубила бы миллионы мужчин, женщин и детей.