Я твой, Родина

Навалясь грудью на спинку кровати, Юрий долго с горечью глядел на девушку. Врач взял его за локоть, чтобы увести обратно. Кое-как оторвав Юрия от спинки кровати, он выпроводил его:

— Пойдемте-ка ко мне. Вы устали. Я дам вам чудесное лекарство. Выпьете — и заснете, как убитый.

Противник прекратил контратаки: слишком сильным был на него нажим войск, которые продвигались общим фронтом к городу, где оборонялись гвардейцы-танкисты.

Раны Николая оказались не опасными. В прошлый раз, в шестидневном бою, ему осколком чуть разрезало мускул на ноге немного повыше колена. Сейчас в нескольких местах гранатой сорвало кожу на боку. Три осколка у него вытащили в медсанвзводе, когда он привез туда Соню. Остальные пока не мешали. Николай и не помышлял о госпитале.

Он отправился в штаб — выяснить, какова обстановка вокруг города. Втайне он надеялся как-нибудь устроить, чтобы срочно отвезти в тыл Соню.

— Ба! — увидал его капитан Фомин. — А я сейчас был в твоем взводе. Мне сказали, что ты ранен и поехал перевязываться. Я уж стал изобретать, кого посоветовать комбату поставить вместо тебя. Садись, посиди. Больше сегодня драки не будет.

— Товарищ гвардии капитан, — начал Николай. — Никто из политотдела или из офицеров связи в тыл не едет?

— Какой там тыл? Наши еще в пяти километрах, на дорогах везде немчура. Тебе зачем?

— Надо раненого срочно перебросить.

— Пожалуй, ничего не сделаешь. А кого это?

— Сержанта Потапову…

— Ну, ну, мне Малков говорил уже…

— Как? Юрий? Он жив? Не ранен? Но я сам видел, как эсэсовцы добили его раненого.

— Так то — Семенова. А Малков жи-ив и цел, — успокоил Фомин. — Он переживал за эти сутки: дважды из подожженной, машины выскакивал. Второй раз еле добрался до своих, а тут еще Потапову тяжело ранило.

— Семенова жалко…

— Всех жалко, — подтвердил капитан.

— А где же Малков?

— Спит в медсанвзводе. Доктор ему снотворного дал. Хорошая, говорят, штука: после переутомления или нервного потрясения примешь порошок, проспишься — и снова свежий, как огурчик.

Николай думал: что же будет с Соней? Самым худшим для него было такое состояние, когда ничего нельзя предпринять. Сжав руки на поясе, он хмурился и стискивал зубы так, что подергивались скулы. Лицо было бледным, губы кривились, а в усталых глазах сквозила злость.

— Неужели ничего нельзя придумать? — с укором спросил он.

Капитан смерил его взглядом:

— Крови ты много потерял. Шел бы в медсанвзвод, принял этого успокоительного да полежал.

Сизое утро обещало погожий день. Над городом застрекотал связной самолет «удочка». Скоро в штаб принесли горы писем, и Николай начал искать свои.

— Тяжело раненые есть? — спрашивал летчик у начальника штаба.

Николай схватил его за рукав:

— Есть одна… в живот.

— Потапову уже увезли, — заметил кто-то из перебиравших письма.

— Куда?

Ему не ответили.

Николай бросился в дом, где помещались раненые. В темноте коридора он безошибочно нашел комнату, в которой лежала Соня. Сорвал маскировочные шторы, и в окна глянуло солнце, еще холодное и слабое. Кровать была пуста. Во всем доме никого не было: раненых перевезли в другое место. Николай побежал искать санчасть, чтобы расспросить, что с Соней и где она. На улице его обогнал и остановился у полуразрушенного дома немецкий бронетранспортер. На антенне болтался красный шелковый лоскут.

За рулем сидел механик Ситников. Его широкая физиономия была черна от копоти, как танковый шлем. Сверкнув в улыбке зубами, он приветствовал Николая. На крыльце показался майор Никонов:

— Ну, как, безлошадник? — спросил он Ситникова.

— Все в порядке, товарищ гвардии майор.

— Да выключи ты эту трофейную музыку, ни черта не слышно.

Ситников заглушил мотор и вылез из машины через борт, не открывая дверцу.

— Прямо в госпиталь доставили, товарищ майор. Немцы пропустили, даже козыряли нам. А там наши артиллеристы чуть не стукнули. Ладно, вот это под руку попалось. — Он сорвал с антенны алую косынку Сони и помахал ею над головой.

— Ну как она, выживет? — спросил майор.

— Вы-ыживет, — убежденно протянул водитель.

Майор пошарил в карманах свою трубку, вспомнил, что она осталась в доме, повернулся и увидел Николая.

— Николай! Пойдем ко мне.

За стаканом вина Никонов рассказал, как экипаж Юрия, когда загорелся их танк, отбил у немцев в рукопашной машину. Николай добавил, как этот трофейный бронетранспортер подоспел во-время в бою на окраине и помог уничтожить контратакующих эсэсовцев.

— Вот-вот! — восторгался майор. — И сейчас прямо через расположение немцев сумели отвезти в госпиталь одного очень тяжело раненого бойца. Вот, дьяволята!

Николай предложил, лукаво щурясь:

— Так выпьем за здоровье этого бойца.

Майор внимательно глянул на него, усмехнулся, покачал головой, выпил и перевел разговор на другую тему:

— Ситникова обязательно к награде представим…

Глава 17

Весь день Юрий проспал в медсанвзводе. Когда к нему приходил Николай, доктор хвастался:

— Э-э-э! Не разбудить вам его. Проснется к вечеру, не раньше.

Ночью Юрий раскрыл глаза. Прежде всего захотелось есть. В голове была приятная свежесть. Напевая себе что-то под нос, он отправился на кухню и плотно пообедал.

Но воспоминания снова омрачили его настроение. Он вернулся в медсанвзвод, расспросил о Соне и Николае. Его успокоили. Но ощущение большой невосполнимой потери захватило все мысли и чувства.

Гвардейцы, как обычно, до подхода основных сил фронта, держали круговую оборону. Всю ночь он бродил от танка к танку, томясь, и не находя, чем отвлечься. Город был большой: на несколько кварталов приходилась одна машина и два-три десантника. Юрий боялся очутиться наедине с самим собой и два раза обошел все «тридцатьчетверки».

Танкисты спали. Автоматчики, которые охраняли машины и вели наблюдение, ничего не знали о переживаниях Юрия и каждый раз весело приветствовали офицера-«безлошадника».

— Никого не замечали? — спрашивал Юрий.

— Нет, никого, — раздавался ответ, в котором слышалось сожаление.

— Ужинали?

— Все поели, — с готовностью отвечали ему.

— Курево есть у всех?

— Курева хватает, товарищ гвардии лейтенант.

— Ну, ладно… — и Юрий уходил к следующей машине.

Несколько раз он порывался разбудить Николая, спавшего на жалюзи танка, но так и не решился. Потом он зашел к майору Никонову. Тот расположился в комфортабельной квартире какого-то бежавшего богатого фабриканта и крепко спал на пуховых перинах, держа в руке пистолет. Все были утомлены после напряженных боев.

Тогда Юрий заглянул в штаб. Там бодрствовал один скучающий дежурный радист, который встретил его, радуясь, что нашлось с кем поговорить.

— Чего не спите, товарищ гвардии лейтенант?

— Только что встал. Что-то не спится. Весь день продремал, — отговорился Юрий.

— Хотите чаю? Хорошего чаю я достал. У нас украденый, вот, смотрите, упаковка: «Грузинский, 1-й сорт».

— Наливай, что-то во рту у меня пересохло.

— Это от долгого спанья всегда так. Пожалуйста, пейте.

Они молча пили крепкий чай. Радиста так и подмывало поговорить.

— Вы не слыхали, — начал он, — как наш танк в кино заехал?

— Чей танк? — насторожился Юрий.

— Я не запомнил фамилию командира. Это взвод разведки батальона Никонова. Вы ведь тоже, кажется, из первого батальона? Ну, так вы его должны знать. У него позывные «Вихорь». Он еще всегда с лейтенантом Погудиным вместе действует. Знаете?

— Ну, ну, знаю. — Юрию очень хотелось послушать, что расскажет про него штабной радист.

— Как его фамилия?

— Его? Малков.

— Во-во! Малков. О его взводе как-то в корпусной газете писали. Помните, они реку Варту форсировали — по заминированному мосту проскочили. Они с Погудиным любят почудить. Так, про кино слыхали?