Страница 96 из 106
Великий князь литовский не на шутку испугался. Драться с Даниилом Галицким и с орденом он одновременно не мог, поэтому надо было искать спасительный выход. А где его найдешь?.. Ехать искать союзников уже поздно, да и не к кому. Литовцы своей ми дерзкими набегами порушили дружбу со многими. Рядом были сильные города Псков с Новгородом, но в 1240 году литовцы вместе с лифляндцами ходили воевать на Псков, брали его, грабили и только благодаря Александру Невскому были биты и выгнаны из древнего города, младшего брата великого Новгорода, посему долго придется уговаривать псковичей на союз, да и не пойдут они против ордена и Даниила Галицкого. Поэтому спасение надлежало искать в чем–то другом. А так как Миндовг отличался хитроумием необыкновенным, выход он все же нашел.
Он тайно послал в орден посланника с дарами. Тот привез их целый воз прямо магистру Андрею фон Штукланду, пообещав еще вдвое, втрое больше, если магистр откажется и выгонит Тевтивила. Выход простой и грубый, но не следует забывать, что Миндовг был все же правителем литовским, правителем сильным, и чтобы победить его, требовалось еще немалое ратное искусство, а заполучить целый народ вот так, без кровопролития, ордену показалось весьма выгодно. Поэтому Андрей фон Штукланд ответил, что разговор такой возможен ланпь при одном условии: если Миндовг примет крещение. Через несколько дней после возвращения посланника, Миндовг уже сам просит свидания с магистром, а встретившись с ним, соглашается на крещение. Так язычник, правитель литовский, становится католиком, отчего папа римский в неописуемом восторге. Миндовга коронуют королевским венцом, а Литву уже механически заносят в список своих провинций. «Крещение его было льстиво, — цитирует летописца С.Соловьев, — потому что втайне он не переставал приносить жертвы своим прежним богам, сожигал мертвецов; а если когда выедет на охоту, и заяц перебежит дорогу (это одна из литовских примет. — В.Р.), то уж ни за что не пойдет в лес, не посмеет и ветки сломать там». Каким–то чудом Миндовг сумел подольститься и к Тевтивилу, а тот уже от Миндовга приехал с дарами к Даниилу Галицкому просить, чтоб Даниил отдал своего сына Шварна за дочь Миндовга, да Тевтивил к тому еще и сообщил, что Миндовг подкупил ятвагов, и последние в поход, вместе с Даниилом на Миндовга не идут. Так расстроился весь поход, а через два года уже мир и дружба между Даниилом и Миндовгом, Шварн Даниилович женат на его дочери, а старший брат Роман княжит в Новогрудеке, бывшем городе литовском.
Все эти события важны были, чтоб приступить, наконец, к главному герою повествования, к рассказу о его судьбе, о славных деяниях, литовскому князю Довмонту, ставшему защитником Пскова и земли русской.
3. Князь Довмонт — князь литовский и псковский
Начав рассказ свой, сразу оговорюсь, что написание имени Довмонт во многом условное. Его литовское имя — Даумантас, в русских же летописях его называют по–разному. В Первой Псковской летописи он Домант и Домонт. Во Второй Псковской — Домонт и Довмонт, в Новгородской Первой — Довмон и Домонт, в Новгородской Четвертой — Домонт, в Софиской Первой — Домонт и Домант, в Степенной книге — Домант. Историки Соловьев и Карамзин называют его Довмонтом, Костомаров — Даумондом, так и среди них общей точки зрения нет. Чтобы не особенно расходиться с основными «Историями» — Карамзина и Соловьева, я тоже буду называть своего героя Довмонтом, как это стало принято и в дальнейших исторических трудах.
Мы не знаем сегодня дату его рождения. У литовцев к тому времени своей письменности еще не было, князья а люди родовитые пользовались русским письменным языком, а в летописях русских дата рождения Довмонта не записана.
Хорошо и более подробно известна вторая половина жизни князя Довмонта, когда в 1266 году он был избран князем псковским. Он добре совестно княжил 33 года — факт удивительный, если не сказать еще более — необыкновенный, поскольку князья русские подолгу на своих княжеских местах не удерживались. Чаще всего они бывали убиты в результате междоусобных войн и распрей, частенько, как это происходило в Новгороде или в Пскове, где все решало народное вече, их с позором прогоняли. И никакие заслуги прошлые тут их не спасали, коли князья зазнавались и начинали чрезмерно злоупотреблять властью.
К псковскому княжению мы еще вернемся и попробуем понять, каков же был «благоверный и храбрый князь Довмонт», как звали ею псковичи. Умер он в 1299 году, будучи уже старцем, то есть в возрасте примерно восьмидесяти лет. Поэтому можно лишь предположить, что родился он в 1219–1220 годах и к 66–му году имел лет 46, не больше, поскольку именно в эти годы он провел еще девять военных походов, в коих храбро сражался и во всех победил.
Расходятся историки и в том, кем был князь Довмонт в Литве. Н.Костомаров называет его сыном Миндовга, Н.Карамзин — одним из его родственников. «Преосвященный Филарет называет Доманта князем Нащальским и говорит: «Миндовг, великий князь литовский, заманив к себе жену Доманта, заставил ее разделить с ним ложе…»
По Ипатьевской летописи значится, что жена Довмонта приехала на похороны своей сестры, которая была замужем за Миндовгом, и тот передал ей просьбу умершей жены своей, которая посоветовала взять ему в жены свою сестру. Так деликатно пишет летописец, хотя между строк так и читается: принудил, насильно сделал своей женой.
Далее Филарет продолжает: «Домант по совести языческой решился убить за то Миндовга. Отправясь вместе с войском Миндовга за Днепр па войну, он вдруг объявил: «Волшебство мне но позволяет идти о вами» (то есть был знак, знамение, чтобы воротиться. — В.Р.), и, воротясь, напав на беззащитного Миндовга, Довмонт убил его и двух сыновей его. Это было осенью 1263 года. Вслед за тем в Литве началась резня, один князь убивал другою, желая быть главным, а сын Миндовга, Воишелг, достав себе престол отца, качал страшно мстить за смерть его…»
Историк С.М.Соловьев придерживается такого же толкования событий, связанных с появлением на Руси Довмонта. Эта же версия приведена и в «Истории княжества Псковского» митрополита Евгения.
При этом вполне возможно, что Довмонт и состоял в дальнем родстве с Миндовгом, а не был князем Нащальским, как утверждает Филарет. Ранее мы уже убедились на примере истории с Тевтивилом и Эдивидом, как Миндовг относился к родственникам, а так как многие знатные князья литовские состояли в родстве друг с другом, то почему бы и Довмонту не быть с Мандовгом в дальних родственных отношениях. Зная ужо характер Миндовга, вполне можно предположить, что он, пользуясь правом сильного и властительного правителя, забрал жену Довмонта к себе, коли она ему приглянулась.
В отличие же от Миндовга Довмонт, судя по своим дальнейшим поступкам, был более прямодушен, открыт и обладал недюжинной силой и храбростью. Рассматриваемый нами период времени относится еще к «детству» славянских пародов. И здесь уместно вспомнить детство эллинов. Вспомним, что, когда властный Агамемнон в «Илиаде» отобрал у Ахилла его любимую деву, Бризеиду, Ахилл отказался воевать на стороне греков и только смерть любимого друга Патрокла смягчила его гнев. Для нас важна здесь не столько достоверность излагаемых Гомером событий, сколько очень точная психологическая характеристика героя того времени. У многих из них острое, почти болезненное чувство справедливости. Распри и войны вспыхивают из обид ничтожных. Порой одно слово меняет смысл событий на противоположный.
Вспомним того же Тевтивила. Узнав, что Миндовг хотел его смерти, он восстает против него, объединяясь с Даниилом Галицким. Но стоило Миндовгу сменить гнев на милость по отношению к нему, как он уже едет уговаривать Даниила Галицкого заключить мир с Миндовгом. И тот же Даниил, еще вчера готовый выступить против Миндовга, завтра, уже задобренный, легко заключает с ним мир.
В 1255 году Новгород, спасенный Александром Невским, едва последний успел выехать оттуда, изгоняет вдруг сына Невского, Василия. Изгоняет, польстившись на сладкие посулы родного дяди Василия и брата Александра Невского Ярослава. Александр Невский снова едет в Новгород, раздосадованный столь вероломным поступком брата своего. Ярослав бежит на Новгорода. В Новгороде смута. Один из новгородцев, некто Михалко, «гражданин властолюбивый», как называет его Карамзин, чудом спасенный от разъяренной толпы посадником Ананием, первым встретив Александра Невского, описывает ему Анания как первого мятежника. Посол великого князя требует выдать изменника. Народ же новгородский, зная всю правду и любя Анания, посылает к Александру архиепископа Далмата и тысячского Клима, чтобы разуверить Невского, заверяя, что Ананий «есть добрый гражданин». Александр уже ничего не хочет слушать, он, как безумный, требует головы изменника. «Нет, — ответил народ, — если князь верит новгородским клятвопреступникам более, нежели Новгороду, то бог и святая София не оставят нас. Не виним Александра, но будем тверды». Они три дня стояли вооруженные. Наконец, князь велел объявить им, что он удовольствуется сменою посадника. Тогда Ананий сам с радостию отказался от своего верховного сана, а коварный Михалко принял начальство…»