Страница 83 из 93
…Северная война продолжалась еще более двенадцати лет. Ее заключительным аккордом стал договор, подписанный 30 августа 1721 года в Ништадте, оповещавший об установлении вечного мира между Швецией и Россией. По итогам войны, которая, по выражению Петра I, являлась «троекратной школой» боевой выучки русской армии, Россия получила выход к Балтийскому морю.
Юрий Лубченков
ГЕОРГИЕВСКИЕ КАВАЛЕРЫ
Каждая эпоха рождает свой тип героя. Ниспровергатели и охранители, бунтовщики и созидатели, рефлексирующие вьюноши с демонической усмешкой на искривленных скепсисом устах и суровые старцы-подвижники. Человечество все мечется от одного к другому, страшась сделать окончательный выбор, ибо понимает, что, с одной стороны, его ждет распад и гибель, обернутые в сладкую бумажку вседозволенности, с другой же — тяготы жизни и неустанный труд, от которого столь легко отвыкнуть и к которому столь же тяжко возвращаться.
Но и здесь, среди всех этих метаний, одна доблесть остается неизменной — доблесть воина на поле брани. Солдат, человек долга, не свободен в выборе противника, но, поставленный силой обстоятельств с ним лицом к лицу, он сделает все, дабы держава, представителем и оборонителем которой он является, крепла и побеждала.
На протяжении столетий не было в России более высокого воинского отличия, чем понятие «георгиевский кавалер». Орден и его знак давались лишь за реальное мужество на поле брани. Люди, получившие этот символ доблести, пользовались всеобщим уважением и почетом. Пусть и теперь, когда мы многое забыли и утеряли, от многого с легкостью отказались, их имена пребудут в нашей памяти.
«Эх, насколько на воле хорошо, настолько в тюрьме плохо!» — философически думал подполковник Иван Васильевич Гудович, адъютант еще недавно не совсем последнего человека в Российской империи — принца Голштинского. Теперь — ни адъютантства, ни персоны сей значительной нет. В смысле ценности ее. Ибо шел в России год 1762-й. Только что произошла вещь доселе непривычная: жена отобрала трон у мужа. Начиналась эпоха Екатерины II.
Выпускник Кенигсбергского и Лейпцигского университетов тридцатиоднолетний подполковник недолго просидел в узилище — всего лишь три недели. Его отпустили за ненадобностью, а на следующий год он даже был назначен командиром Астраханского пехотного полка: такова была первая ступень его столь громкой позднее воинской славы.
С началом первой в царствовании Екатерины II русско-турецкой войны Гудович — в самом ее пекле. Он отличился еще под Хотином в июле 1769 года. Затем победа в Раневском лесу, сделавшая его бригадиром.
Ларга — славнейшая страница русского воинства. Немало строк в ней вписано и рукой Гудовича. Взятие турецких батарей сделало его кавалером редчайшей награды — ордена св. Георгия 3-й степени.
Затем был Кагул, Браилов, взятие во главе самостоятельного отряда Бухареста, штурм Журжи.
После войны он — рязанский и тамбовский генерал-губернатор. Но как только началось новое военное противостояние России и Турции — 1787 год, — он переводится в действующую армию. Взятие Хаджибея (Одессы) и Килии — на его счету, Гудович производится в генерал-аншефы и назначается начальником Казанской линии и командующим Кубанским корпусом. Ну, вот мы и добрались уже почти до Анапы…
Шел уже четвертый год войны, и Россия твердо решила не затягивать ее более: человек живет на Земле не для того, чтобы разрушать и убивать, а строить и приумножать. Конечно, история знала отдельные народы, с гордостью отбрасывавшие эту примитивную мудрость и видевшие единственную цель жизни в тешении воинских своих амбиций. Но русские были не из их числа. Словом, нужны были победы и победы, дабы Блистательная Порта, устрашась, пошла на заключение мира. Причем победы такие, чтобы запомнились туркам накрепко, хоть те а отличались в подобных случаях девичьей памятью.
Каждый военачальник должен был действовать на своем месте: кто на суше, кто на море, кто в Европе, кто дома. Гудовичу выпада Анапа.
4 мая 1791 года его отряд, состоящий из 15 батальонов пехоты, 44 эскадронов кавалерии и трех тысяч казаков, имея при себе 36 полевых орудий, выступил к крепости. Кроме того, для усиления Гудовича из Крыма в Тамань был выслан и отряд генерал-майора Шица, насчитывавший 4 пехотных батальона, 10 кавалерийских эскадронов и 400 казаков при 16 орудиях. В движении отряды воссоединились под общим командованием генерал-аншефа Гудовича и, спокойно и достойно преодолев трудности похода по безводным местностям, палящую жару, летучие нападения кавалерии противника, дошли, наконец, до Анапы. И остановились верстах в пяти от нее — на высотах, дыбившихся двумя отдельными горбами по обе стороны речки Бугуры.
На левом фланге Гудовича на дальних высотах явственно просматривалась многочисленная вражеская конница, недвусмысленно показывающая всем своим видом, что удар во фланг и тыл штурмующим Анапу русским (если те паче чаяния все же решатся на сей штурм) не заставит себя ждать. Поэтому генерал-аншефу пришлось раздробить и без того не особенно значительные свои силы и выделить на прикрытие фланга особый отряд генерал-майора Загряжского.
После достижения подобной минимальной безопасности можно было и осмотреться (что и было проделано со всевозможным тщанием). Осмотр дал необходимое — уверенность в том, что крепость отнюдь не неприступна, и знание, как оную взять.
Анапа лежала на мысе, глубоко врезавшемся в жидкую переменчивую плоть Черного моря. Высоты, сбегающие к воде, на которых, собственно, и располагалась крепость, образовывали здесь плоскую возвышенность, резко низвергающуюся к берегу моря, что омывало укрепление с юга, запада и севера. Таким образом, для штурма оставалась одна сторона света — восточная, предохранявшаяся, в свою очередь, рукотворными преградами: земляным валом и довольно-таки глубоким рвом, частично выложенным крупными камнями. Четыре бастиона на валу давали возможность вести продольную оборону. Словом, для русских Анапа казалась давно уже привычной. Вроде бы и трудно, но, коли надо взять, — не устоит.
Помня о недружественной кавалерии на своем левом фланге, Гудович перед штурмом оставил обоз в вагенбурге, назначив и для его охраны Загряжского. Наряду с общим тылом. Затем оставшиеся силы были направлены к крепости. Левый фланг их боевых порядков смыкался с берегом моря, что на правой оконечности крепостного вала.
Именно на правой половине вала русский командующий решил нанести основной удар — укрепления здесь имели меньший профиль, следовательно — слабее. Для этого предназначались две колонны генерал-майора Булгакова. Две соседние колонны, должные атаковать центр турецкой армии, вел генерал-майор Депрерадович. Последняя, пятая колонна генерал-майора Шица, состоящая из его людей и отряда пеших казаков, должна была атаковать левую оконечность анапского вала. Через море, которое тут было мелко, Шицу предписывалось по воде обогнуть вал и вступить в него с тыла. Связь русских флангов обеспечивал резерв бригадира Поликарпова.
Стало известно, что к Анапе на всех парусах из устья Дуная спешат 32 судна флотилии Сор-паши, и Гудович решил штурмовать крепость немедленно. И 19 июня общий приступ крепости начался.
Четыре русские батареи обрушили на укрепления неприятеля огненную лаву. Канонада, казалось, никогда не прекратится. Уже ближе к ночи 20-го не выдержал даже город — здесь начались пожары, и яркое их зарево отражалось в белой пене прибоя и в размытом мутном серебре наплывающих волн. Горело до утра, горело еще и тогда, когда русский главнокомандующий, уловив чутким ухом военного неуверенность в ответах турецкой артиллерии, послал в крепость парламентера с требованием немедленной капитуляции.
Парламентера на полпути к укреплениям с постом встретили два турецких офицера. Кланяясь, они взяли пакет и обещали дать немедленный ответ. И действительно, ответ последовал тут же: два крепостных орудия повели огонь по стоящему на открытом месте русскому. Итак — штурм!