Страница 48 из 93
— Вам чего? — пробасила женщина.
— Нам бы Утягина повидать, — вежливо сказал оперативник.
— Это зачем он армии понадобился? На сборы, что ли? Вон моего мужика, — она мотнула головой назад, — забрали недавно, так вернулся голодный и простуженный.
— Мы по другому делу.
— Если по делу, вам его долго ждать придется. Запил он, — удовлетворенно сообщила женщина. — Соседушка у нас выпить не дурак.
— А когда вы его в последний раз видели?
— Вчера как с этим лысым ушел, так больше и не появлялся.
Женщина оказалась разговорчивой.
— А кто такой лысый?
— Как же его? — задумалась женщина. — А, Витька Лапшин.
Сердце у Субботина екнуло. Все сходится. Ведь это Утягину и Лапшину рассказывала Любочка про сейф.
— Значит, не ночевал сосед дома? — еще раз уточнил Рагозин.
— Нет. Я на больничном сижу. Болею, — уточнила женщина. Субботин с сомнением посмотрел на ее цветущее лицо. — И точно знаю — со вчерашнего дня дома не был.
— Спасибо.
— Чего передать ему?
— Благодарю — ничего.
В машине Рагозин сообщил:
— Лапшин — тоже мой старый знакомый. Судился за пьяный дебош. Жить спокойно не может, и время от времени концерты дает. Поехали, дружок, прямо, — обратился он к шоферу.
— Думаешь, он в нашей краже замешан?
— Он как напьется, становится неуправляемым, и тогда его можно брать на любое преступление.
Машина возвратилась в центр и вскоре, по указанию оперативника, въехала в заросший деревьями двор. Рагозин вышел из машины и потянулся, разминая мышцы.
— Сейчас будешь наблюдать встречу старых друзей, — усмехнулся он и направился к подъезду.
Дом был чистенький, двухэтажный, с архитектурным излишеством — лепным снопом пшеницы над подъездом. Поднялись на второй этаж. Субботин ожидал и здесь увидеть надпись типа «Лапшин — баран», но стены были достаточно чисты. Из-за двери квартиры доносился шум и вопли. Звонков тут, видимо, не признавали, пришлось стучаться. Открыл им средних лет мужчина, пропитой, в майке и мятых штанах. Пьянка, видимо, еще не вошла в заключительную стадию, потому что он относительно крепко держался на ногах.
— О, Советская Армия! — расплылся он в улыбке, глядя на военного следователя. — Заходь. Мы наших защитников всегда уважим.
— Утягин и Лапшин здесь? — спросил Рагозин.
— Здесь, — икнул мужик. — Где же еще им, родненьким, быть?
— Угрозыск, — Рагозин продемонстрировал удостоверение и прошел в квартиру, Субботин — вслед за ним.
— И угрозыску уважим, — донесся сзади голос. Видимо, по широте души мужчина в майке готов был уважить всему свету.
Комната была просторная. Клубами вился табачный дым. Из мебели присутствовали стол, железная кровать и несколько стульев. В углу стоял большой допотопный приемник, который орал голосом Боярского что-то про динозавров.
За столом расположились трое. Один сладко похрапывал, уронив лицо на заваленный объедками стол. На залитой вином грязной скатерти стояли две пустые и одна полная бутылки дешевого красного вина, лежала горсть конфет.
«Трюфеля, — прикинул Субботин. — Не из магазина ли?»
Не обращая внимания на дремлющего собутыльника, за столом сидели еще двое пьянчуг — один тощий, прыщавый, лет тридцати, с пьяно-слезливым выражением на лице; второй — лысый, лицо злое, руки изрисованные татуировками.
— Привет, граждане! Не ждали? — ослепительно улыбаясь, воскликнул Рагозин.
Худой, это был Утягин, поднял мутные глаза.
— О, опер. Тебя здесь не хватало.
— Сволочь, — мрачно уточнил Лысый. Как Субботин понял, это был Лапшин.
— Что сволочь — это верно, — зашептал Утягин, — но не надо так, не надо… Услышит — обидится.
— На «сволочь» не обидится. Он такой и есть.
Рагозин решил поставить точку в обсуждении его личных достоинств.
— Собирайтесь, поговорить надо.
Лапшин, опираясь на стол, медленно встал.
— Не наговорились? За что ты меня тогда в зону запер? — В его глазах теперь пылала злоба и остервенение на грани безумия. — За что ваши псы мне руки вертели? — распаляясь еще громче, закричал он. — За что?
«Начинается». — Субботин почувствовал, что сейчас что-то будет. И действительно, Лапшин схватил со стола бутылку и швырнул ее в Рагозина. Реакция у капитана милиции была отменная. Он увернулся, и бутылка гранатой разорвалась за его спиной, оставив на обоях безобразное темное пятно. Лапшин рванулся вперед, но Рагозин резким ударом с правой в челюсть сбил его с ног.
— Убью! — заорал истошно хулиган, пытаясь подняться с пола. Оперативник схватил его за руку и резко крутанул.
Спавший до этого собутыльник приподнял голову и, окинув непонимающим взором «поле битвы», вновь уткнулся в объедки.
— Уважить надо, — растерянно прохрипел из коридора пропойца, открывавший дверь.
— Уважим, — кивнул Рагозин, таща упиравшегося Лапшина к выходу.
— Вы тоже с нами, — сказал Субботин Утягину, который послушно встал и направился вслед.
Оперативник тащил брыкающегося Лапшина, повизгивающего: «Все равно убью!».
— Ну, Витек, это тебе даром не пройдет, — зло прошептал Рагозин.
В машину Лапшин лезть не желал, упирался, как баран, которого гонят в загон, растопырил широко ноги. Это напоминало русскую сказку про то, как баба Яга пыталась засунуть мальчика Иванушку в печь, но не могла, потому что тот вел себя примерно так же. Наконец оперативнику удалось перехватить хулигана поудобнее и одним резким движением кинуть на сиденье. Утягин, как и положено законопослушному гражданину, залез в машину сам.
Где-то час понадобился, чтобы в горотделе привести двух друзей в более менее человеческий вид. Наконец они протрезвели настолько, что с ними можно было разговаривать. Решили начать с Утягина.
Эйфорическая улыбка исчезла с лица Осипа, и он, съежившись на стуле, кидал недобрые взгляды на следователя и оперативника. Можно было только гадать, какие мысли бродят в его голове, но что невеселые — это точно. Сама комната — грязные стены, три расшатанных стула, решетки на окнах — не располагала к веселью.
— Я следователь военной прокуратуры, — представился Субботин.
— А я в армии уже десять лет как отслужил, — вызывающе бросил Утягин.
— Это неважно. У меня к вам единственный вопрос. Где вы были вчера ночью?
Утягин хихикнул, потом зло выпалил:
— Это вы лучше нашу родную милицию спросите.
— Пока я вас спрашиваю.
— Вот здесь! — заорал вдруг Утягин. — В этом самом коровнике я и ночевал!
— Это как?
— А вот так. Около одиннадцати вечера вчера схлестнулись мы с «химиками». Тут ваши ангелы подлетели, взяли. Пока то да се — до шести утра и просидели тут… Вот такие дела.
Субботин прекрасно знал, что при расследовании любого неочевидного преступления всегда возникают несколько линий, версий. Кажется, всё — нашел что нужно, но версия лопается как мыльный пузырь, и приходится начинать все сначала.
Время было уже позднее. Субботин дозвонился до дома и сказал жене, что сегодня не приедет. Переночевал в офицерском общежитии. Моментально провалился в тяжелый сон на солдатской кровати.
Утром — снова за работу. В помощники ему дали молоденького лейтенанта-дознавателя. В восемь часов тот уже ждал в штабе. Старший следователь отпер кабинет.
— Заходи, — сказал он, кидая папку на стол.
Лейтенант вошел в кабинет. Раздался стук. Это он задел злосчастную подшивку «Красной звезды».
— Оттащи ты ее в дежурку, — сказал Субботин. — Постоянно все ее роняют.
Лейтенант взял под мышку увесистую подшивку и вышел. Субботин же углубился в бумаги, представленные командирами. Длинный список тех, кто мог совершить преступление. Тут и наряд, и караул — те, кто имел возможность ночью незаметно выйти на улицу; тут и просто лица, склонные к правонарушениям. Пусть дознаватели самым тщательным образом проверяют их алиби. Здесь нужен самый ответственный подход, потому что нередко доверять заявлениям типа: «Я всю ночь спал в казарме» — нельзя. Даже алиби, которое, на первый взгляд, кажется железобетонным, подчас рассыпается в прах. Объем работы был немаленький. Для себя Субботин оставил отработку наиболее перспективных версий. Сейчас главное — проверить людей, которые выполняли те или иные работы в магазине. Им могло быть известно и о деньгах, и о планировке склада…