Страница 13 из 127
В ресторане, хоть и был обеденный час, народу было немного. Степан сел за пустой столик, терпеливо дождался, когда подойдет официантка, заказал двести граммов водки.
— Что кушать будете? — тоном, не терпящим возражений, спросила она. — Плов из свинины, шашлык, икра на закуску…
Степан было подумал, что неплохо бы хоть раз за все время и горяченького похлебать, однако вовремя вспомнил, что с такими трясущимися руками не сможет и ложку по-человечески до рта донести, а потому сказал обреченно:
— Салатишко какой-никакой давай и что-нибудь мясное… Да и пива еще, — добавил он в квадратную спину официантки.
Теперь можно было спокойно обдумать и свое житье-бытье. Однако отчего-то вспомнился Артем. Только не теперешний заматеревший парняга, а молоденький настырный парнишка, когда они познакомились в авиатехническом училище. Степан-то поступил туда после армии, а Шелихов — еще не отслужив. Вроде бы и ничего общего не было между ними, а разговорились как-то, и выяснилось, что дед да бабка Артема в том же поселке живут, что и Степан. Будто земляками стали. Подружились, вместе на каникулы поехали, где и познакомился Артем с его Танькой. Чего уж лучше. Кончили учиться, и распределили их на один аэродром. Здесь-то и началось…
Поначалу — с первой зарплаты, потом — специальность обмыть. В субботу и в воскресенье — оттого, что трезвому грех на танцы идти, ну а в будни, после работы, — это как бы само собой. И понеслось-поехало. Артем уж и так пытался остановить друга, и этак, однако тот только ухмылялся пьяно, приговаривая:
— Ну вот скажи-ка ты мне, чем должно пахнуть от настоящего мужчины? Э-э, не знаешь. Тогда вникай. Одеколоном, вином и чистым бельем. — Правда, про чистое белье Степан как-то быстро забыл, да и одеколон после редкого бритья не очень-то жаловал, спуская деньги на дешевый портвейн, а вот перегаром от него несло все чаще и чаще. А потом стал и на работе попивать…
Задумавшись, Степан даже не заметил, как подошла официантка, и только когда она с грохотом брякнула на стол вилку с ножом и тут же выставила три бутылки пива, он вздрогнул оторопело и отчего-то подумал, что этак можно «и до ручки дойти». И еще одно пришло на ум: «Надо бы завязать немного. Совсем охренел…» Когда официантка, даже не глядя на бутылки, ловкими, профессиональными движениями сбросила с горлышек пробки, Степан, не дожидаясь закуски, налил в фужер пива, тяжелыми, жадными глотками осушил его до дна. Прикрыл глаза. Вроде бы полегчало немного. Уже более спокойно налил второй фужер, медленно выцедил пиво, смакуя каждый глоток. Теперь наступило спокойствие, чуть посветлело в голове, и опять припомнился Артем о его постоянной прибауткой: «Не водка до пьянства доводит, а похмелье с нее». Будто наяву всплыла их первая ссора, дошедшая до драки. В пятницу, кажется, это было, Ну да, в пятницу, они как раз сдали смену и утром на попутной «аннушке» должны были лететь в Кедровое.
…Рано утром кто-то постучал к ним в комнату. Артем, недоуменно подняв голову в подушки, спросил маявшегося с похмелья Степана:
— Кого еще несет?
Степан, перебравший вечером о летунами, вздохнул тяжело, хотел было открыть глаза, да не смог. Такая похмельная муть подмывала нутро, что на это у него просто не было сил.
В дверь постучали опять: настойчиво, призывно.
— Открой, не слышишь, что ли, — только и пробормотал Степан, тяжело ворочая непослушным языком.
— Ох, Степа, — вздохнул Артем, видя, как мучается друг. — Дать бы тебе по морде, да жалко.
Степан промолчал на это и только попросил тихо:
— Открой, может, Колька пришел…
Это действительно был Николай Никитин, летавший вторым пилотом на «аннушке». Он лихо ворвался в комнату и, отстранив Артема, присел на корточки перед Степаном.
— Степа, родной ты мой, — видимо, успев опохмелиться, начал кривляться он. — Что, головка бо-бо? Вот, говорил я тебе: не жадничай, не пей последний стакан, а ты… Нам, мол, и четверти мало. А давай мы головку отрубим, а? — кривлялся он, то и дело подмигивая Артему. — Что, жалко? Ну, тогда давай мы ее, горемычную опохмелим.
От этих слов Степан приоткрыл сначала один глаз, потом другой, взгляд его стал осмысленным.
— О! — ткнул в него пальцем Никитин. — Молодой, а соображает. Ну ладно уж, вставай, вылечу тебя. — И с этими словами вытащил из-под брючного ремня початую бутылку водки.
Артем, увидев, как заблестели глаза у Степана, попросил:
— He надо, Степа. Нам же лететь скоро.
— А ты не суйся, салага непьющая, — шаря главами по комнате в поисках стакана, одернул его Никитин.
— Ага, — вдруг согласился с ним Артем, и Степан смутно понял, что сейчас произойдет что-то страшное. Он успел только сказать: «Артем, будь другом…», как тот подошел к Никитину, спросил:
— Стакан ищешь?
— Ну, — утвердительно кивнул тот.
— Давай разолью.
— Давно бы так, — подмигнул ему Колька, пере-давая бутылку.
— Арте-ем… — с угрозой протянул Степан. Однако тот уж» взял бутылку, подошел к распахнутому настежь окну и, не глядя, вылил водку за подоконник.
— С-сука… — едва слышно выговорил Никитин и, схватив что-то со стола, бросился на Артема.
Обозлеиный Степан скинул ноги с кровати и, увидев, как в дальний угол, опрокинув стул, отлетел второй пилот, тоже бросился на Артема…
Потом их разбирали на комсомольском собрании, всем троим дали по выговору: Степану и Никитину — за пьянство, а Шелихову — за учиненную в общежитии драку. Тогда-то и распалась дружба. Буквально на второй день Степан переселился в комнату Никитина, перевелся в другую смену и даже здороваться забывал, когда встречал Артема. Не приехал он и на его свадьбу с Татьяной.
Кончилось же все это совсем плохо. Никитин продолжал периодически нарушать предполетный режим, и когда произошла катастрофа, благо тот рейс был грузовым и на борту «аннушки» не было ни одного пассажира, экспертиза определила, что Никитин был в стадии сильного опьянения. Когда же комиссия копнула глубже, то оказалось, что готовил машину к рейсу лыка не вязавший авиатехник Колесниченко. Артем в это время служил в авиадесантных частях.
Степан отбывал срок в колонии, когда от матери пришло письмо. Оказывается, Артем уже демобилизовался, закончил курсы парашютистов-пожарных и живет теперь с Татьяной в Кедровом.
…Наконец-то официантка принесла в графинчике водку, швырнула на стол две тарелки: салат из помидоров и поджаренную картошку с мясом.
— Чего это ты? — хмуро спросил Степан, которому стало надоедать ее хамство.
— Жри уж! — короче короткого отрезала официантка и уходя добавила: — У самой дома такой же. Пропойцы несчастные!
— Змея, — обругал он ее в спину и наполнил водкой фужер.
Хоть и пришло долгожданное облегчение, однако настроение упало совсем. Степан нехотя сжевал мясо, хотел было взять водки еще, однако раздумал: дороговато, да и смотреть не хотелось на озлобленную физиономию официантки, которая лишь на короткое время позволяла себе показаться в зале, чтобы опять надолго скрыться с глаз редких в эти часы посетителей.
«Чего она, на кухне, что ли, подрабатывает?» — невольно подумал он и, справившись у соседнего столика насчет времени, поднялся с места, предварительно выцедив в пузатый фужер остатки пива. Времени было четыре, как раз чтобы дойти до магазина, постоять в очереди и в пять, когда в городе открываются винно-водочные точки, затариться на вечер. «Так-то оно дешевле обойдется, да и Люська кукситься не будет».
В район железнодорожного вокзала, где жила давнишняя подруга Степана, он добрался быстро, пожалуй, не было и шести. Повезло — в магазине, как только открылись двери, он сумел продраться вперед и взять четыре бутылки «бормотухи». Довольный, вальяжно добрый, он лениво нажал на кнопку звонка, что торчала над ободранной, с выбитой филенкой дверью.
— Свои, Люсьен, — бодро сказал он, когда послышалось не очень-то приветливое «Ну?».
Щелкнул замок, дверь скрипуче растворилась, бесстыже обнажая неприкрытую наготу коридорчика с ободранными обоями, и в проеме выросла фигура женщины лет тридцати. Короткий ситцевый халат неплотно прикрывал ее раздобревшее тело, а проем на месте оторванной пуговицы красочно говорил о всех достоинствах хозяйки.