Страница 96 из 103
— Ты понимаешь, что ты наделал? — наконец произнесла она, — Я не поверила, когда мне сообщили, что ты заполнил все коммерческие каналы политической пропагандой. Это неслыханно, Тенни!
— То, что эти люди говорят с экранов — это не пропаганда, а чистейшая правда, Митци. Насколько я помню, такого себе еще никто у нас не позволял.
— О, Тенни! Когда ты повзрослеешь? Правда! Что нам теперь прикажешь делать с этой правдой?
— Когда я лечился, — начал я тихо, — у меня было достаточно времени, чтобы пошевелить мозгами. Это все же лучше, чем лезть в петлю от отчаяния. Я научился задавать себе вопросы. А сейчас я хочу задать один из них тебе тоже. Что в том, что мы делаем, является правдой?
— Тенни! — Она остолбенела. — Неужели ты на стороне этих торгашей, так испоганивших вашу планету? Теперь они задумали сделать то же самое с Венерой.
— Нет, Митци, это не ответ, которого я от тебя жду, — сказал я, печально качая головой. — Я не спрашиваю, почему они плохие. Я это сам знаю. Знаю и причину. Я хочу знать, правильно ли то, что мы затеяли.
— По сравнению с этими торгашами…
— Нет, так не пойдет. Никаких сравнений. Меньшее зло — все равно зло.
— Господи, святоша, какую чушь ты несешь! — воскликнула Митци и умолкла, прислушиваясь. За дверью послышался шум, а затем громкий голос Хэйзлдайна и резкий окрик Герти Мартельс. Громко хлопнула дверь.
Митци вопросительно посмотрела на меня.
— Тебе это дорого обойдется, — наконец прошептала она.
— Возможно, — согласился я. — Я выбрал этот подвал, потому что здесь расположен коммутатор. Здесь центр всех видов коммуникаций вашего с Хэйзлдайном агентства. Помещение изолировано. Сотрудникам сыскного агентства Векерхерста дано распоряжение впускать всех, но никого не выпускать.
— О нет, Тенни, ты не должен… — вдруг в отчаянии разрыдалась Митци. — Что будет с тобой, не сейчас, а потом? Что они сделают с тобой?..
По спине у меня пробежали мурашки.
— Выжгут мозги. Или убьют… — согласился я. — Но лишь в том случае, если я потерплю неудачу. Сейчас на экранах демонстрируются двадцать два клипа. Хочешь посмотреть? — Я повернулся к монитору, но она остановила меня.
— Я уже видела. Толстуха, сетующая на то, что ее заставили искать еду на помойке, абориген, жалующийся, что гибнет привычный образ жизни его народа…
— А, значит, ты видела Мари и суданца. Найти его было не так просто. Спасибо, помогла Герти, когда я ей сказал, что мне нужно. Ты видела всего лишь двоих, дорогая. Ты еще не видела Джимми Палеолога. Отличная работа. Он рассказывал о том, как спецбатальоны обрабатывают сознание таких, как я и другие, целых народов. Ты не видела Нельса Рокуэлла…
— Говорю тебе, я видела! О, Тенни, я думала, ты за нас…
— Я не за вас, Митци, но и не против вас. Я сам по себе.
Она возмутилась.
— Отличный повод, чтобы бездействовать!
Я ничего не ответил, да и зачем. Меньше всего в данный момент меня можно было обвинить в бездействии. Да и Митци сама это понимала.
— У тебя ничего не получится, Тенни. Зло нельзя победить сентиментальными проповедями.
— Может, ты права. Может, зло вообще не удастся победить и оно восторжествует. Но тебе, Митци, незачем в этом участвовать. Ты не должна повторять ошибок вашего кумира Митчела Кортнея.
— Тенни! — Она не на шутку возмутилась, такими кощунственными показались ей мои слова.
— Он изменил людям, Митци. Он не решил ни одной их проблемы. Он просто сбежал.
— Мы не собираемся бежать.
— Я знаю. Но вы намерены бороться со злом его же оружием. И результаты будут те же. Торговцы рекламой превратили население планеты в десять миллиардов жадных ртов. Вы же решили выморить их голодом, наказать разрухой, лишь бы вашей планете жилось спокойно. Я сделал собственный выбор. Вот почему я ни на чьей стороне. Я сделал собственный выбор.
— Ты хочешь сказать, что выбрал правду?
— Да, Митци. Правда — это единственное не обоюдоострое оружие.
И тут я замолчал. Эту речь я давно готовил, и, Бог знает, каких высот ораторского искусства я стремился достичь в ней ради моей единственной леди. Я даже записал ее на пленку.
Я повернулся к монитору.
— Смотри, Митци. Есть двадцать два клипа, по три на каждого из семи отобранных мною, персонажей…
— Семи? — воскликнула она с подозрением. — Пока я видела всего четырех.
— Двое из них совсем юнцы. Я тут же отправил их с суданцем подальше от опасности. Слушай повнимательнее, Митци. Первые двадцать один ролик — это лишь для затравки, как бы подготовка к главному, двадцать второму… Это мой клип. И он обращен прежде всего к тебе.
Я нажал кнопку. Экран ожил. Я увидел себя, собранного, серьезного, с усталым лицом, на фоне венерянского города.
«Меня зовут Теннисон Тарб», услышал я свой голос. Что же, неплохо, по редакторской привычке оценил я собственную работу. Достаточно уверенно, убедительно, хотя можно было бы чуть помедленнее произносить слова. «Я специалист по рекламе, специалист высшего класса, можно сказать, звезда. Вы видите город за моей спиной. Это Порт-Кэти, главный город на Венере. Присмотритесь повнимательнее. Вот его улицы, а на них пешеходы. Разве они чем-то отличаются от нас с вами? Вы наверняка скажете — нет. И все же они другие. Знаете, почему? Они не любят рекламу. Более того, они ненавидят ее и начисто отказываются иметь с нею дело. Поэтому они не любят и опасаются нас, считают торгашами. Только так они называют нас. Они убеждены, что мы хотим поработить их, навязать им свой образ жизни, свои привычки и порядки. Но больше всего они боятся вторжения в их жизнь нашей рекламы. Она внушает им страх, подозрительность и недоверие к нам. Самое печальное в том, что их опасения справедливы. Мы засылаем к ним шпионов, террористов и диверсантов. Мы делаем все, чтобы подорвать их экономику. А сейчас готовим массовое вторжение на Венеру, чтобы с помощью мощных аудиовизуальных средств рекламы воздействовать на их психику, их сознание, и проделать с ними то, что мы недавно проделали с аборигенами в пустыне Гоби. Я был там, я все видел… „Эффект Кембелла“»…
— О, Тенни, Тенни, они сожгут тебя! — в отчаянии прошептала Митци.
— Да, я знаю. Если мы проиграем.
— Ты не можешь не проиграть… Привычка — вторая натура.
Даже в этот драматический момент, понимая справедливость слов Митци, я любовался своим изображением на экране и поздравлял себя. Это была моя лучшая работа.
— Увидим, — наконец сказал я. — А теперь давай посмотрим, что творится в мире.
Я включил соседний монитор. Первый десяток сообщений — одни угрозы. Но вот одно заставило мое сердце радостно забиться: «Город потрясен. На улицах толпы людей». И еще одно: «Сыскное агентство Бринка предупреждает, что полиция не в состоянии предотвратить скопление людей на улицах и перекрестках».
Дальнейшие сообщения меня уже не интересовали. Я распахнул дверь в соседнюю комнату, где четыре моих верных помощника, не отрываясь, смотрели на экраны.
— Ну, как, по-вашему, идут дела? — крикнул я им. — Началось? Включите-ка экраны городских новостей.
— Началось? А что, по-твоему, мы сейчас смотрим? — воскликнула Герти, торжествующе улыбаясь.
Включили все экраны. Мне стало ясно, почему так улыбалась Герти. Казалось, все, передачи — коммерческие, рекламные, развлекательные передачи, сериалы — исчезли из эфира. В этот утренний час город смотрел сам на себя, на свои дома, улицы, площади, перекрестки. На своих прохожих, на самих себя.
— Тенни, смотри, что в кадре!
Я увидел перекрестки Таймс-сквера и Уолл-стрита, Центральный парк и Риверспейс. И везде — одна картина. В утренние часы пик все движение на улицах многомиллионого города остановилось, запрудившие их толпы застыли перед яркими уличными экранами, приникли к собственным портативным телеприемник.
Я едва справился с охватившим меня волнением.
— Что происходит в других городах? — наконец нетерпеливо спросил я.
— Примерно то же самое, Тенни, — ответила Герти и вдруг воскликнула: — Смотри, что творится на этом перекрестке!