Шаман

— Ячменя! Так вот откуда потом берутся его зерна!

Дариад с таким благоговейным восторгом смотрел на поля, словно находился в большом городе, рядом с домами впятеро выше себя.

Время от времени они замечали на полях людей, ухаживающих за посадками. Те поднимала головы и таращили глаза, изумленные видом верблюдов настолько же, насколько бихару — зрелищем ячменных полей. То тут, то там кто-то из крестьян вскакивал и пускался наутек.

— Они нас так боятся? — спросил Дариад.

— Наверное, — ответил Огерн, хотя думал, что все обстоит иначе.

Горизонт стал неровным, через некоторое время он вздыбился невысокими холмами, издали казавшимися лиловыми.

— Холмы? — сдвинул брови Дариад. — И не песчаные?

— Это и вправду холмы, — ответил Лукойо. — Почти целиком поросшие деревьями и травой.

— Я слыхал про деревья, — пробормотал Дариад, глядя на далекие холмы восхищенными глазами.

— Увидишь ты деревья, — мрачно проворчал Лукойо. — А за деревьями и еще кое-что — не обрадуешься.

Огерн согласно кивнул.

— По другую сторону этих холмов, Дариад, начинаются земли, которые жители Куру считают своими.

Дариад изумленно глянул на шамана. Лукойо понял, что юноше хочется спросить Огерна, откуда он это знает, но кочевник промолчал, и Лукойо одобрительно кивнул. Ведь Огерн в конце концов стал шаманом. Это не означало, что он знает все, это значило только, что, уж если он что-то знал, удивляться этому не следовало.

Но даже шаман не мог предвидеть того, что, когда отряд поедет по тропе между двумя холмами, ему встретится вооруженное войско в багряных кожаных доспехах.

Полководцы прокричали приказы. Войско дружно вскричало, воины опустили копья и бросились вперед.

Бихару обнажили мечи, но Огерн крикнул:

— Назад! Отступаем!

— Нет, Огерн! — возмутился судья. — Мы пришли, чтобы сражаться!

— Не здесь и не сейчас! — крикнул ему в ответ Огерн. — Человечеству мы не поможем, если погибнем до главной битвы! Драться сейчас рано: нас слишком мало. Отходим! — И, развернув верблюда, Огерн поднял руки и запел.

— Назад! — воскликнул Дариад, развернул верблюда и погнал его к холмам. — Так говорит шаман! Отступаем!

Бихару неохотно стали отступать, а Огерн поехал за ними, продолжая распевать и размахивать руками. А там, откуда отъезжал Огерн, оставались уходившие бихару, вернее, их подобия. В конце концов вместо каждого их кочевников осталось десять ему подобных.

— Кто они такие, Огерн? — прошептал Лукойо с вытаращенными глазами.

— Это иллюзии, ожившие сны, — ответил Огерн. — И все же они имеют достаточно плоти для того, чтобы немного задержать воинов-куруитов. Назад, да побыстрее! — И Огерн погнал своего верблюда за Дариадом.

Плохо соображавшие, что происходит, бихару припали к холкам верблюдов, и животные быстрой трусцой припустили по тропе. Бег их казался неторопливым, но на самом деле бежали они довольно резво. Отряд мчался по тропе между холмами, а позади слышались звуки боя — крики и бряцание оружия.

— Обо что… же это… бьется… куруитское оружие, Огерн? — тяжело дыша, полюбопытствовал Лукойо.

— Об оружие соратников, — усмехнулся шаман. — Они нападают на призраков с двух сторон, поэтому сталкиваются друг с другом.

Тропа оборвалась, холмы расступились, и бихару налетели… на отряд темнокожих людей в килтах, с короткими копьями. Люди бежали трусцой, но, как только завидели бихару, резко остановились, подняли копья и закричали.

— Ловушка! — Дариад выхватил меч на скаку. — Прорубимся или погибнем!

Юноша издал странное улюлюканье. Кочевники подхватили клич, по холмам разлетелось его эхо.

Темнокожие люди ответили гудением — таким громким и гулким, что оно заполнило всю равнину.

— Стойте! — выкрикнул Огерн громовым голосом.

Из одного только удивления бихару придержали верблюдов и перестали улюлюкать. Чернокожие люди тоже затихли.

Огерн всегда с первого взгляда узнавал охотников. Он проговорил какую-то фразу. Дариад нахмурился и требовательно спросил у Лукойо:

— Что он сказал?

— Понятия не имею, — пожал плечами полуэльф. Но тут глаза его выпучились, и он прошептал: — А эти черные понимают!

Откуда-то из середины толпы чернокожих донесся голос, выкрикивающий что-то в ответ Огерну. Люди расступились и пропустили вперед невысокого мужчину. На голове у него красовался странный головной убор. Лицо было размалевано разноцветными красками, на руках и ногах было надето по нескольку ниток нарядных бус. Он ткнул рукой в Огерна и задал вопрос. Огерн ответил ему на том же языке.

— Где он выучил этот язык? — изумленно проговорил Дариад, а Лукойо ответил первое, что ему пришло в голову:

— Во время своего сна, наверное. Да кому из нас, простых воинов, дано сказать, что и откуда знает шаман!

— Может, их шаману это ведомо, — проговорил судья. — Теперь два мудреца ведут разговор.

Похоже было на то, потому что чернокожий мужчина, выглядевший, казалось бы, совершенно невозмутимо, то едва заметно морщил лоб, то чуть-чуть прищуривался, то хмурился. Зоркие глаза Лукойо замечали все это.

— Знаете, — негромко проговорил полуэльф. — По-моему, чернокожие люди в этом разговоре тоже ничегошеньки не понимают.

Дариад вытаращил глаза.

— Хочешь сказать, что они разговаривают на тайном шаманском языке?

— Огерн что-то говорил о земле шаманов, о царстве духов, куда путешествуют шаманы, когда впадают в свой сон. Может быть, это и есть язык того царства?

Чернокожий шаман кивнул и вернулся к своим сородичам. Те окружили его и что-то быстро залопотали. А Огерн вернулся к бихару и сказал:

— Мы чуть было не совершили роковую ошибку. Это не создания Улагана — это такие же свободные люди, как мы, племя, явившееся на зов Манало. — Он нахмурился. — Вот только они говорят, что Манало был чернокожий, как они сами…

— Думаешь, он появлялся у каждого народа в разном обличье? — изумился Дариад.

За Огерна ответил Лукойо. Он кивнул и сказал:

— Ведь он же мудрец был все-таки как-никак.

Он не стал рассказывать Дариаду о том, кто такой был на самом деле Манало.

Ветер, порывом прилетевший из-за холмов, донес отдаленный рев. Огерн что-то прокричал на шаманском языке и сказал Дариаду:

— Нам надо побыстрее уходить отсюда. Куруиты разгадали мой обман и теперь наверняка мчатся за нами!

— Пускай, — отвечал юный кочевник, злобно усмехаясь. — Теперь, когда на нашей стороне эти чернокожие, наши силы будут равны!

— Нет, не равны, — возразил Огерн. — Мы ведь не знаем, друг мой, сколько там точно куруитов, а нас слишком мало для того, чтобы сразиться с ними и победить. А самое главное, мы выступили в поход не для того, чтобы драться в мелких стычках, а для того, чтобы окружить и подвергнуть осаде город Куру, сразиться с тамошними воинами на равнине около города! Вперед, побыстрее — или, может быть, ваши верблюды не умеют бегать так быстро, как эти люди?

— Чтобы человек мог бежать быстро, как верблюд? — фыркнул Дариад. Он прищелкнул языком, тронул с места своего верблюда. Остальные кочевники устремились за ним. Бихару мчались вперед, подобно ленивой морской волне, но чернокожие люди бежали быстрее. Дариад нахмурился, пустил верблюда самым быстрым галопом. Вскоре бихару начали нагонять союзников.

Но верблюд Огерна бежал еще быстрее. Похоже, животное само не на шутку удивилось, когда обогнало отряд чернокожих и оказалось впереди. Огерн что-то крикнул чернокожему шаману, и они оба свернули с дороги на свежескошенное поле. Верблюды крайне неохотно последовали за ними.

Наконец шаманы остановились и дали знак остановиться своим отрядам. Огерн подъехал к бихару.

— Мы сейчас довольно далеко от Куру, так что тамошние воины больше не станут преследовать нас, — объяснил он. — Им следует держаться поближе к городу на тот случай, если кто-то пойдет на них с севера.

— Но с севера на Куру никто не нападет! — возразил Лукойо. — Те земли удерживают ваньяры, а они все поклоняются Улагану!