Шаман

Но, был Огерн мертв или не был, он продолжал двигаться, и ему даже удалось занести над головой дубинку как раз в то самое мгновение, когда ядро вновь устремилось к нему. Огерн запрокинулся назад, чувствуя, как какая-то неведомая сила льется в него из непонятного источника, делает его руки и ноги могучими и крепкими. Шипастая дубинка ударилась о колючее ядро. Посыпались искры. От искр загорелось дерево — деревянная рука и нога страшилища. Чудовище раскрыло клюв и страшно закричало.

Огерн понял, что может победить. Он снова размахнулся и ударил по объятой пламенем руке великана. Ядро выпало, отлетело в сторону, ударилось о каменную стену. Страшилище развернулось и, прихрамывая, убежало прочь, яростно и испуганно крича. Красноватый туман объял убегавшее чудовище, охладил, утихомирил, спрятал… и Огерн снова остался один-одинешенек. Он задыхался, с пробитой макушки на лицо стекали ручейки крови. Победа изумила его. Он не уставал поражаться тому, что еще жив — жив при том, что думал, что умер, — ведь его тело ни за что в жизни не смогло бы вынести таких ран!

Но если он был мертв, значит, находился в загробном мире, и потому мог терять сколько угодно крови, ведь призраку она ни к чему. Огерн медленно поднял дубинку и вытянул ее перед собой. Дубинка сама по себе повернулась. Повинуясь ей, повернулся и Огерн. Наконец дубинка выбрала направление и потянула кузнеца вперед. Шаг за шагом Огерн снова тронулся в путь — все быстрее и быстрее. Он снова бежал под бой невидимых барабанов.

Барабанный бой приближался, становясь все громче и громче. Вот к нему присоединился странный, царапающий звук. Из тумана выкатился громадный шар на куриных ногах, которые при каждом обороте шара вставали на землю и чиркали по ней.

Огерн остановился, выпрямился, приготовил к схватке дубинку. Шар катился к нему, вертясь все быстрее и быстрее, — огромный, лиловый. Казалось, чудовище не видит Огерна. Оно было все ближе, ближе — этот чудовищных размеров шар, покрытый вспухшими венами. Обнаженная шаровидная масса плоти катилась на Огерна. В последнее мгновение кузнец отскочил в сторону, и шар прокатился мимо, но тут же остановился и покатился обратно, чуть медленнее. Шар катился прямо на Огерна, на его поверхности появилась трубка — она вытянулась, конец ее расширился, стал размером с голову Огерна. Еще мгновение — и на конце трубки появились пухлые, влажные губы, а за ними — острые зубы, напоминавшие две пилы.

Шар крутанулся и рванулся к Огерну. Тот отпрыгнул назад, размахнулся дубинкой снизу и ткнул ее шипами прямо чудищу в зубы. Зубы дернулись вправо, влево и перепилили дубинку почти пополам. Огерн в страхе рванул дубинку на себя, но мерзкий шар откатывался с такой силой, что кузнец не сумел выдернуть ее из клыкастой пасти. Шар перевернулся, выставил когтистые куриные лапы и одной из них вцепился в живот Огерна. Огерн закричал от боли, выпустил дубинку, покачнулся, попятился, но, не удержавшись на ногах, упал.

Рукоять дубинки исчезла между скрежещущими зубами. Губы потянулись к Огерну и, чавкая, принялись пожирать его внутренности. Потом губы оторвались от жертвы, снова появились клыки и начали раздирать Огерна на части. Клыки убрались, и снова за дело принялись чавкающие губы. Вдруг у измученного Огерна возникла странная мысль, и он ни с того ни с сего протянул руку и, прикоснувшись к одной из губ кончиками пальцев, погладил ее, потом погладил вторую… Невероятно, но губы дрогнули, и клыки исчезли, словно их и не было вовсе. Огерн продолжал поглаживать губы чудовища. Силы покидали его, но теперь чудовище принялось залечивать раны кузнеца весьма своеобразным способом: оно выпивало из них кровь, но нежно, бережно, и Огерн совсем не чувствовал боли. Он потерял сознание и погрузился в красноватый туман. Смерть пришла словно отдохновение. Огерн понимал, что отдал все, что только было в нем — всю кровь, всю суть, он понимал, что теперь ему не придется увидеть мир под властью Улагана — мир опустошенный, нищий и лишенный всякой любви.

Прошло бесконечно долгое время, и Огерну показалось, будто бы он чувствует, как его тело восстанавливается, будто бы кто-то укладывал в него сожранные чудовищем внутренности. Прикосновения были нежны и приятны. Наконец Огерн ощутил, что снова цел и здоров. Зрение его прояснилось, и он увидел женщину, склонившуюся над ним и разглаживающую последние рубцы от ран.

То была она. Женщина-улинка, которую Огерн видел во сне. Она встала — удивительно, но она не казалась выше его, и поманила Огерна к себе. Он рывком вскочил на ноги, сделал первый робкий, неловкий шаг…

Слишком неловкий… Не желая отрывать глаз от красавицы, Огерн все-таки опустил взгляд и увидел…

Шерсть.

Он весь зарос шерстью. Ноги его стали короткими и кривыми. Огерн поднял руки — они превратились в когтистые лапы. В ужасе кузнец понял: богиня превратила его в медведя!

И все же она звала его, загадочно улыбаясь. Огерн ощутил невероятный прилив желания, он рванулся к богине и, быстро поняв, что на четырех лапах сумеет передвигаться быстрее, опустился на все четыре и побежал за Рахани. А она убегала от него, она летела и смеялась из тумана, и вскоре туман поглотил ее. Огерн-медведь обиженно взревел и помчался вперед галопом. Он бежал и бежал до тех пор, пока туман снова не развеялся. Перед ним стояла богиня. Она улыбалась, стоя под громадным деревом — деревом величиной с целый мир. Богиня принялась взбираться по дереву, продолжая подманивать Огерна. Огерн-медведь испуганно зарычал, боясь, что богиня покинет его. Он ударил по стволу дерева когтями, потом вонзил их в кору и полез следом за богиней вверх. Это у него выходило так ловко, словно он шагал по ровной земле. Красные облака, потом розовые, потом белые — ствол дерева сужался, и в конце концов стал совсем тонким — медведь уже еле полз по нему. Он начал уставать, каждое движение давалось ему с трудом, но богиня все манила и манила его за собой, и он шел за ней, пока его со всех сторон не окутала белая мгла, пока он не ощутил под ногами твердую почву. Силуэт богини, светясь, проступал сквозь белесую мглу. Огерн пошел к ней, не думая о том, что может оступиться, упасть — он ведь не знал даже, по чему ступает. В конце концов туман снова испарился, и Огерн-медведь увидел прекрасный замок.

Огерн шагнул в двери и почувствовал под собой человеческие ноги — свои ноги! Пол был теплый. Он посмотрел прямо перед собой и увидел коридор со множеством арок. Взглянул на свои руки — они тоже вернулись к нему. Опустил глаза — и тело вернулось, вот только он был обнажен. Он хотел остановиться и осмотреть себя внимательнее — на нем не было ни царапины! Но впереди зазвучал голос богини. Ее песня отозвалась волнующим аккордом в душе Огерна, позвала его вперед. Тяжело дыша, он зашагал по коридору. Раздвинув благоухающие розовые занавески, он вошел в большую комнату с круглыми сводами. От пола до потолка комната была затянута розовым атласом. На полу лежали горы подушек, а в середине стояла она. Она манила к себе Огерна, и ее прозрачные одежды развевались, раздуваемые невидимым ветерком.

— Лиши меня моих одежд, — выдохнула богиня, — потому что из-за них я не вижу тебя.

И Огерн подошел к ней и одну за одной снял с нее прозрачные накидки. Она, излучая мягкое сияние, обвила шею Огерна руками, а он упал на колени — он наконец добрался до своей богини. Она опустилась на колени рядом с ним, и Огерн отдал ей все свое поклонение, всю нежность, всю страсть. А она отдавала ему столько же, сколько получала, и даже еще больше. Огерну казалось, будто он погрузился в лишенное формы и времени море обнаженного чувства — он осознавал только непроходящий восторг, и ему хотелось, чтобы этот восторг никогда не кончался.

Глава 28

— Я должен идти, — прошептал Огерн и хотел было встать, но изящная рука удержала его, оказавшись удивительно сильной.

— Что? — оскорбилась Рахани. — Ты отведал моих прелестей, а теперь собираешься покинуть меня? Уверяю тебя, не стоит так обижать богиню!