Страница 99 из 152
— И этот почтенный старец того же мнения? — с обидой спросила Бекки, показывая на незнакомого ей старика.
Дакир обратился к нему. Старик внимательно выслушал и ответил. Дакир перевел:
— Американские самолеты, танки и винтовки закрывают нам дорогу к свободе и миру. Я всю жизнь воевал против голландских тигров, а не так давно воевали три моих сына и пять внуков, и четверо из них убиты. Доллар в руках злого человека убивает быстрее, чем нож с ядом. И если американцы давали Голландии каждый день сто тысяч долларов по плану Маршалла, то голландцы тратили каждый день сто тысяч долларов на войну против нашего народа. Голландцы продали душу американцам и продали нас.
— Зачем пришел американец в наш кампонг? — старик показал на Бекки. Мы хотим мира!
Бекки, услышав речь старика, была поражена так, что не находила слов для ответа. В глубине Суматры, в лесном кампонге, глубокий старик знает о целях американских монополистов в Индонезии больше, чем она! И эти сто тысяч долларов по плану Маршалла! Поразительно! И как только она могла себе позволить так неумно рекомендовать себя американкой! А ответить надо, и чем скорее, тем лучше.
— Москва! — вдруг крикнула Бекки.
И вдруг молчаливое недоброжелательство толпы исчезло — Бекки это сразу почувствовала.
— Москва! — вдруг сказал старик и поднял руку.
— Москва! — как эхо, откликнулась толпа.
Было радостно чувствовать вокруг себя людей, воодушевленных единым светлым порывом.
— Надо ехать. Я принесу ваш рюкзак, — сказал Дакир и пошел в дом.
Бекки окружили улыбающиеся ребята. Она гладила их по головкам и пробовала заговорить. Вдруг, отталкивая ребят, к ней протиснулся смуглый бородатый мужчина в чалме, с бамбуковыми коромыслами на плече. На коромыслах висели две корзинки.
— Дешево продаю! Красивые вещи! — закричал он на ломаном английском языке. — Есть хорошие вещи! — повторил он по-малайски и так ловко опустил коромысло на землю, что одна корзинка очутилась у ног Бекки.
Продавец сбросил резиновое покрывало с корзинки и стал показывать всякие безделушки. Вдруг он протянул Бекки такую же точно коробочку, как та, которую нашли на трупе в лесу. Бекки открыла коробочку. Там было все то же, что и в первой, включая записку.
— Слушайте внимательно! — прошептал торговец. — Я раб вашего отца. Куда вы направляетесь?
— В соседний кампонг, — машинально ответила Бекки и вдруг спохватилась, что этого не следовало говорить.
— Мы можем ехать, — раздался голос Дакира.
Бекки обернулась и увидела своего попутчика, державшего под уздцы двух небольших лошадок мышиного цвета.
Сказать о случившемся сейчас Бекки не решилась. Кто знает, может быть заговорщиков целая шайка; если одного и схватят, то другие убегут, и она своей поспешностью может все испортить.
Бекки без труда села по-мужски на седло и не успела вдеть ногу в стремя, как ее конек тронулся вслед за лошадью Дакира.
Как только они въехали в лес, Бекки кратко рассказала Дакиру о торговце и коробочке.
— Он меня принимает за Анну, — сказала Бекки.
Дакир ехал молча шагом и ни одним жестом не выдал своих чувств.
— Вы слышали, что я сказала? — нетерпеливо спросила Бекки.
— Битьяра! — ответил Дакир и, свернув влево, пропустил Бекки мимо себя вперед. — Сзади может быть опасно, — объяснил он, встретив недоумевающий взгляд девушки.
— В меня не станут стрелять! — И Бекки решительно объехала Дакира, пропустив его вперед. Дакир не стал возражать.
Топот лошадей послышался не сзади, а слева. Бекки тихо окликнула Дакира; тот обернулся и кивнул головой. Минут через пятнадцать они проехали то место, где тропинка слева соединялась с той, по которой они ехали. Свежие следы копыт виднелись на грязи. Дакир показал два пальца. За поворотом они увидели двух мужчин, уже спешившихся и делавших вид, будто осматривают копыта передней лошади.
Все остальное произошло очень быстро. Незнакомцы отвели с тропинки своих лошадей налево, в сторону, и стали за них так, чтобы лошади явились как бы живой баррикадой. Бекки проехала и оглянулась на Дакира. Он ехал в десяти шагах позади. В правой его руке, опущенной книзу, был зажат пистолет. Этого не могли видеть незнакомцы.
— О-о! — радостно улыбаясь, как старому знакомому, крикнул торговец, отвлекая внимание Дакира.
И в это время второй, присев на корточки, выстрелил из-под своей лошади в Дакира. Только готовность Дакира к неожиданностям спасла его от пули, так как он мгновением раньше толкнул коня вперед и наклонился к седлу. Торговец выстрелил чересчур быстро, выбросив руку под седлом. Ответные выстрелы Дакира и Бекки почти слились. Торговец упал. Его компаньон попробовал прыгнуть в кусты, но пуля Дакира опрокинула его на землю. Лошади незнакомцев испуганно бросились вперед, но Дакир быстро повернул своего коня наперерез тропинке, преграждая им путь. Лошади остановились, и их поймали.
— Это араб Муса, — сказал Дакир. — Кто бы подумал! Он очень много знал наших секретов. Мы даже не подозревали, что он служил и Коорену. Теперь мне понятны многие наши поражения. А мы ему очень верили!
С помощью лошади он оттащил трупы убитых в лес.
От нервного потрясения Бекки дрожала всем телом, не в силах сдержать нервную дрожь. Впервые она стреляла в предателя. Эрлу и Джиму не придется краснеть за нее.
Не доезжая до кампонга, Дакир привязал захваченных лошадей в лесу, чтобы появление лошадей без всадников не вызвало у жителей кампонга лишних разговоров. За лошадьми должны были прийти верные люди. Они же должны были зарыть трупы.
Бекки твердо решила не говорить первая о стрельбе в лесу, чтобы ее не сочли хвастунишкой. Все же первые слова ее, когда она увидела Эрла и Джима, были: «Я только что застрелила предателя».
Обмен разведчицы Анны Ван-Коорен на четырех заключенных американских летчиков и десять патриотов, осужденных на каторгу, делал поездку Бекки в Джакарту излишней. Эрл так и сказал ей об этом. Но Дакир и два индонезийца были иного мнения.
— Вы еще не знаете коварства белых тигров, — говорили они.
Их план сводился к следующему: обмен Анны Ван-Коорен на летчиков и патриотов должен совершиться. Но так как нельзя заранее предвидеть, на что способны американо-голландские военные власти, они предложили взамен Анны послать похожую на нее Бекки, и если обмен произойдет нормально, отослать им настоящую Анну Ван-Коорен. Тогда Бекки может быть свободна.
Эрлу и Джиму не слишком понравился этот план, но Бекки так хотелось, чтобы ее поездка не была бесцельной, она так настаивала, что им пришлось уступить.
Единственное, что смущало Бекки, — это то, что она не знает голландского языка. Но Дакир успокоил ее, сказав, что Анна Ван-Коорен поклонница американской культуры. Она принципиально говорит только по-английски и презирает все голландское. Иногда Анна даже жует резинку, больше из молодечества. Дома она носит малайский саронг или брюки, подражая известной киноактрисе. В дорогу она надевала бриджи, шелковую безрукавку и тропический шлем. Впрочем, Бекки предложили теперь же посмотреть на Анну Ван-Коорен.
— Она здесь? — воскликнула Бекки.
— Она в соседнем доме, — сказал Эрл. — Я поговорю с ней, а вы наблюдайте. Уж если вы хотите быть похожей, то усвойте ее стиль. Вы готовы идти или отдохнете с дороги?
— Нет, я не устала, — сказала Бекки, все еще возбужденная после дороги.
Они прошли в соседний дом, и Бекки через дыру в матерчатой занавеске увидела Анну Коорен. Стройная девушка ее роста, в бриджах, крагах и голубой шелковой рубашке с короткими рукавами и открытым воротом, стояла перед клеткой, где сидела говорящая птица бео. Коорен насвистывала несколько тактов одного и того же мотива. Изумрудно-красно-желто-синий бео переступал лапками по прутику в клетке, клонил голову набок и время от времени насвистывал тот же мотив.
Коорен выпрямилась, громко зевнула, потянулась, потом лениво заложила руки за спину, расставила пошире ноги и, снова наклонившись к клетке, сказала: «Анна Коорен, Анна Коорен, Анна Коорен». Бео послушал и в ответ произнес два слова по-малайски.