Страница 64 из 86
Иришка между тем засуетилась возле стола:
— Папа, может, вы еще кушать хотите? Курочки, может быть, еще съешьте кусочек? Возьмите грудку, пожалуйста.
Отец сердито нахохлился. Он был похож на капризного ребенка, которому отказали в покупке игрушечного автомобиля.
— Нет уж, — гордо произнес он. — Не надо мне из ваших рук ничего. Не нуждаюсь я больше в ваших благодеяниях. Раз сын мой не уважает меня… Презирает насущные нужды старика отца, который вспоил, вскормил, взлелеял свою кровиночку, не покладая рук…
Он гордо прошествовал в прихожую и стал одеваться.
В этот момент из детской вылетел Пашка с автоматом наперевес и с восторгом заорал:
— Дед, ты что, уже уходишь? Ну, пока! Командос, к бою! — заревел он радостно. Затем юный наемник безжалостно расстрелял оторопевшего деда и скрылся в комнате, поливая воображаемым ружейным огнем все и вся на своем пути.
Дед обиделся еще пуще.
— Вот и внучок туда же, — дребезжащим от обиды голосом произнес он, наматывая на горло мохнатый шарф, мой новогодний подарок. — Не уважают меня… Оружием грозят… Ну, тогда прощайте на сем.
Уходя, он нарочито громко хлопнул дверью.
— Ты куда? — удивилась Иришка, но я только бросил «сейчас вернусь» и выскользнул вслед за отцом.
Во дворе мела поземка. Черная стариковская фигура в вихрастой шапке маячила далеко впереди. Ей навстречу из-за угла дома вышла другая фигура, более масштабная. Две фигуры остановились, заговорщически сблизившись.
Отец размахивал руками, словно оправдываясь, а его собеседник мрачно слушал. Потом фигуры сообща завернули за угол, и мятущийся в темноте снег скрыл их из глаз.
Это был, наверное, тот самый перекупщик, который подначивал старика на продажу квартиры. Ничего, вот закончу свои дела с Кешей и тогда разберусь с ним по-свойски. Только вот как с отцом быть? Больным он себя не считает, лечиться не желает. Жить с нами тоже не хочет, потому что в этом случае придется ему навсегда отказаться от возлюбленного напитка.
— Саша, — нерешительно начала жена, когда я вернулся, — если отец просит, может быть, лучше уступить ему?
— Ты соображаешь, что говоришь? — вспылил я. — Ты что, газеты не читаешь, не знаешь, чем такие дела заканчиваются? Потом стариков находят где-нибудь в лесу, присыпанными снежком, а в их квартирах поселяются шумные азербайджанские семьи с выводками горластых детей.
— Но, может быть, в деревне ему действительно будет лучше…
— Я лучше знаю, что лучше для него, а что нет, — оборвал безапелляционно. — И давай не будем!
Итогом разговора стала мучительная головная боль и бессонница до рассвета. Я до утра ворочался в постели, комом взбивая горячие простыни. Иришка же спала как невинный младенец, чей мозг не отягощен еще ни единой мыслью. Во сне она улыбалась каким-то приятным, необременительным снам.
Хорошо ей! А у меня проблем море и планов громадье. У меня — запутанные отношения с одной половиной мира и отвратительные с другой. Но ничего, скоро всему этому придет конец, подумал я, постепенно засыпая, Кеша меня выручит. Скоро я начну совершенно новую жизнь, и он поможет мне ее начать.
Мне снится удивительно приятный сон. Сначала синие и розовые пятна причудливо перемешиваются, как на полотнах Кандинского, сопрягаются в разноцветные узоры, а потом вдруг распадаются, рассасываются, истончаются, приоткрывая ровную гладь изумрудно-голубого моря, хрустальный купол небес и медные стволы соснового леса на обрывистых кручах гор. Крючковатые корни цепляются за осыпи рыжеватой породы, шелковистый песок пересыпается белым золотом в ладонях, а размеренный шум прибоя звучит дивной музыкой, вечной, как мир. Вечной, как несбыточная мечта.
В густой прибрежной зелени, за фигурной оградой, за живой изгородью мирта белеет игрушечный домик, лукаво выглядывая из густых зарослей криптомерий. В чисто промытых стеклах отражается распахнутое небо, скользят легкомысленные барашки облаков и голубеет лазурная даль. По блестящей глади призрачным миражом летит к берегу стремительная яхта, оставляя за кормой белые буруны пены.
Я полулежу в шезлонге, благосклонно взирая сквозь темные очки на литое море у подножия утеса. Раскрытая книга покоится рядом, ветер лениво перебирает страницы. Прибрежное шоссе, трусливо вильнув на горном склоне, скатывается в распадок, мне отлично виден его замысловатый изгиб. Редкие машины, торопливо выскакивая из-за изумрудной завесы, резко блеснут лобовым стеклом на солнце — и тут же ныряют в прорву тропического леса.
Слабый шелест песка под легкими женскими шагами.
— Приехал отец, — слышен голос Иришки. — Он хочет с тобой поговорить. Я прикажу подать ленч на террасу.
Я лениво поднимаюсь из своего одинокого убежища и, увязая по щиколотку в песке, неторопливо бреду к дому. На подъездной аллее виден черный «БМВ» с откидным верхом, машина отца.
— Привет, бездельник! — Отец поднимается мне навстречу из плетеного кресла — седой, загорелый, мускулистый. — Все нежишься на пляже, вместо того чтобы заниматься делом?
— Дела не убегут, — отвечаю я, ответно сверкнув белозубой улыбкой. — А вот время…
Отец дружески хлопает меня по плечу. Мы располагаемся на террасе, откуда открывается чудный вид на залив. Кружевная тень платанов колышется вместе с порывами морского бриза. Слабо шевелится занавеска на окне.
— Как Павел? — интересуется отец. — Он сейчас в Гарварде?
— Да, у него экзамены, — отвечаю я. — А Леночка скоро приедет из колледжа на каникулы.
Мы неторопливо беседуем о семейных новостях, потягивая свежеотжатый апельсиновый сок. Затем я интересуюсь мимоходом:
— Как бизнес, отец?
— Чудесно, сынок, дела на подъеме. И все благодаря тебе. Если бы ты тогда не заставил меня…
— Не стоит благодарности, отец. — Я лениво машу рукой.
Сразу после ленча отец уезжает в город (в какой именно, хоть убейте, пока не знаю), а я скрываюсь в библиотеке, затерянной в прохладных глубинах дома. Старинный том с облупившейся позолотой на корешке приветливо распахивает страницы.
— Дорогой, я еду по магазинам, — сообщает жена. — Надо подыскать Леночке подарок на день рождения.
— Она так мечтала о яхте… Пожалуй, я попрошу фирму выслать каталог.
— Дорогой, неужели мы можем себе это позволить?
Я небрежно киваю и погружаюсь в чтение. Слышен хруст гравия, тихий рокот автомобиля, выезжающего с территории виллы. Теперь я один в доме. Не считая прислуги.
Набираю номер телефона. Он начинает с семерки. Это международный код России. Только эта семерка еще связывает меня с моей холодной родиной, где сейчас снег, слякоть, разводы соли на машинах и предновогодняя суматоха.
— Привет, — улыбаюсь на знакомое «алло».
— А, Саша, — отвечает трубка, — давно не слышал твоего голоса. Я все сделал, как договаривались…
— Да, я знаю, Кеша, спасибо, — благодарю его будничным голосом. — Деньги пришли вовремя… Ну а как дела вообще?
— Понемногу. Все благополучно.
— Знаешь, мне нужна сумма на непредвиденные расходы.
— Да, конечно, это можно устроить. Легко!
— Это не опасно? Никто ничего не заподозрит?
— Нет, что ты! Я немедленно переведу на счет, сколько скажешь.
— Ну и ладушки, — улыбаюсь я. — Привет Валюшке!
— Привет супруге и детям.
— Приезжай к нам в отпуск всей семьей, давно не виделись.
— Непременно приедем. Наверное, у вас сейчас жарко?
— Не сказал бы. Всего двадцать семь. Иногда я даже мерзну.
— А у нас минус двадцать, — завистливо произносит он.
С потусторонней улыбкой на устах я нажимаю «отбой».
Как я все здорово придумал! Каждый день деньги незаметно капают на мой счет. Нет, не капают — текут тонкой струйкой. Их поступление обеспечивает мой московский сотрудник, известный всем окружающим под именем Рыбасова Александра Юрьевича. В свою очередь он с готовностью оказывает мне услуги и несказанно рад, что обрел такую непыльную, необременительную жизнь и верный заработок. Он благодарен мне, а я благодарен ему за то, что он избавил меня от ежедневной рутины, от утомительной обязанности зарабатывать на хлеб насущный.