Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 86

Привычная легковесная болтовня. Она самодостаточна, и, слава богу, нет необходимости вникать в ее смысл. Довольно лишь изредка кивать и мычать что-нибудь одобрительное: «гм», «да», «ага», «точно», а самому окунуться в хаос раздраженных мыслей…

Ну конечно, показалось! Дурь, блажь, фантазия — и только. Нервы, нервы распоясались. Пожалуй, стоит поведать об инциденте Виктору Ефимовичу, моему психоаналитику. Упомянуть с легким смешком, точно о незначительном анекдотце, который не только не вызвал приступ болезненно сильного сердцебиения, а даже наоборот — породил желание посмеяться над случившимся.

Конечно, показалось! Уж мое-то семейство непременно заметило бы наше сходство. Иришка непременно воскликнула бы что-то вроде: «Ах, как забавно, Саня, посмотри на этого типа!» Правда, в тот момент она глядела на светофор, а не на попрошайку. Или наше сходство не показалось ей столь уж разительным? Или ничего вообще не было, я его придумал?

А дети? Смогли бы они уловить то расплывчатое, ужасное в чертах грязного побирушки, что делает родство между мной и ним бесспорным и еще более ужасным по своей сути?

Но дети уже забыли и странного субъекта, и недавнюю потасовку в машине. Леночка требовала купить ей какую-нибудь вещичку поновее, а Пашка с тоской ждал момента, когда расстояние между ним и отделом электронных игрушек станет минимальным и можно будет ринуться туда, несмотря на грозные оклики осипших предков.

— Как ты считаешь, этот пиджак меня не сильно полнит? — заинтересованно осведомилась Иришка и, услышав в ответ неразборчивое бурчание, которое можно толковать в любом смысле, кивнула: — Так я и думала…

Как и все современные женщины, даже страдающие дистрофией, жена ужасно боится поправиться. Она постоянно сидит на диетах, добровольно превращая свою жизнь в ад заточения в клетке ненавистного тела. И это при весе меньше половины центнера!

Мысли вновь, как привязанные, возвращаются к утреннему инциденту. Нет, определенно показалось, размышляю я. Смотрю на вышколенных продавщиц в соблазнительной униформе, на шаркающий вдоль витрин народ, выуживаю из своей зрительной памяти прочно впечатанный облик незнакомца и понимаю наконец: абсолютно ничего общего! Просто показалось! Удивительно, как могут разыграться нервы! Смешно, как можно распсиховаться из-за пустяка!

Сразу делается легко и как-то пусто внутри. Точно из тела высосали всю кровь, оставили лишь одну оболочку — надутый гелием резиновый шарик, слабо трепыхающийся на ветру.

Я обращаю внимание жены на весьма симпатичный костюм в талию и даже предлагаю его примерить. Ей приятна моя заинтересованность, давненько я ее не проявлял. Наш брак уже лет сто назад превратился в сосуществование (увы, не всегда мирное) двух каторжников на цепи, причем каждый из них втайне мечтает отправиться в диаметрально противоположные стороны. Чем диаметральнее — тем лучше.

Иришка критически оглядывает костюм и негодующе произносит:

— В нем я буду выглядеть дохлой селедкой! — Подведенные глаза обидчиво округляются.





Все женщины делятся на две глобальные категории: «ужас какая дура» и «прелесть какая глупенькая». Моя супруга принадлежит, безусловно, ко второй. Она не слишком-то умна, но мила на диво. Прекрасная женщина, чудесная мать, добросовестная супруга и все такое, только очень уж недалекая. Очень незамысловатая. Никакой тайны, никаких душевных терзаний, никакой загадки.

Дом, семья, дети, новый костюм, новая диета, новые рецепты, проблемы что надеть и как накраситься — вот круг ее интересов. Этот круг аккурат вмещается в формат среднего женского журнала. Иных забот, кажется, у нее нет. А рецепты разрешения тех, что есть, подробно расписаны на глянцевых страницах. Они перемежаются яркой рекламой, где томные красотки сладострастно изгибаются, как кошки, а мускулистые красавцы с интимным прищуром навязчиво предлагают дамам свой тиражированный образ.

«Как привязать его навсегда», «Как быть всегда желанной», «Подруга-разлучница», «Он требует от тебя это, а ты не хочешь соответствовать его желаниям», «Секс в первый день знакомства» — и тут же наготове расплывчатая статья известной психологини, суть которой сводится к одному: «Стань такой, как мы говорим, или притворись ею. Не будь дурой — и проблем не будет!» Жизнь в женских журналах творится по шаблону, высосанному из пальца досужими журналистками, тоскующими от собственной ущербности. Затем свою ущербность они переваливают с больной головы на здоровую, объявляя шаблон единственно верным способом выживания.

Живи так, как мы тебе говорим, — и ты будешь «супер»! Читай то, что мы тебе говорим! Кушай то, что мы тебе говорим! Одевайся так, как мы тебе говорим! Занимайся сексом так, как мы тебе говорим, и так часто, как мы тебе говорим! Думай так, как мы тебе говорим думать! И тогда ты — лучшая!

Штампованные мысли влекут за собой штампованный образ действий. Штамп — мерило истинности. Модная книжка — такая прелесть! Модный певец — такой душка! Собачка модной породы — срочно нужно такую же! В этом магазине бывать не престижно, это знают все! Расклешенные брюки в этом сезоне уже не носят. Каблук должен быть расширен книзу. Лучшее место для отдыха в этом сезоне — Кипр. Детей нужно воспитывать ласково, но строго (?!). Естественный спутник Земли — Луна. Хорошее — это хорошо, плохое — плохо. Черное — это черное, белое — белое. Волга впадает в Каспийское море. Дважды два — четыре.

Нет, это не просто образ жизни, это — целая философия, агрессивная, бронебойная философия, главный постулат которой гласит: будь как все!

Что, быть посредственностью? Нет, ни в коем случае! Быть лучшей из посредственностей! Быть как все, но не как все те, которые ездят в метро. Ее «все» — это каста избранных. Каста освященных Богом и денежным благополучием (более или менее) читательниц. «Все» — это не та серая масса, одинаково одетая в безвкусные турецкие тряпки с рынка. «Все» имеют хорошие машины. «Все» имеют дачи в «старых дачных местах». «Все» слушают одинаковую музыку. «Все» читают одну и ту же модную книгу. «Все» отдыхают в одних и тех же местах за границей. «Все»!

Быть как «все» — это значит быть такой, как в глянцевом журнале. Быть не хуже рекламного образа. Быть овеществленной рекламой. Носить такую же одежду и краситься так же, как те плоскогрудые вешалки с хищным прищуром агрессивных стерв, что решительно шагают прямо на вас с цветных страниц. Пахнуть так же, как они, выглядеть бестелесными образами костлявых мучениц, запакованных в последние разработки престижных упаковщиков «от-кутюр». Говорить как они, думать как они, быть как они. Смело выражать вычитанные из журнала сентенции, для удобства потребления заботливо подобранные журналистами. Не нужно быть умной, нужно умной казаться. Нужно гордо заявлять: «Я так считаю» — и цитировать банальные истины, обрыдшие трюизмы, заботливо вложенные в красиво уложенную головку. «Кто ваш любимый автор?» — «Пелевин». — «Почему?» Криминальная морщинка на переносице. Робкий выдох: «Он такой стильный!»

Стиль — это их пунктик, это их любимый бзик. Нужно быть стильным, посещать стильные места, стильно выглядеть, стильно говорить, стильно вести себя, изрекать стильные мысли. «Какая стильная кофточка!», «Фу, какой он не стильный», «Стильная штука!», «Обожаю гольф — жутко стильная игра!». Птичий разговор, легковесный офранцузившийся щебет бывших инженерш, недоучившихся студенток, волею случая примкнувших к касте «всех» или (чаще) больше жизни стремящихся проникнуть в таковую.

Впрочем, даже сантехник выглядит стильно (у него стиль сантехника), да и сама посредственность стильна, как никто в целом мире. Это тот самый особый волшебный стиль усредненности, который узнается по первым же произнесенным звукам в сопровождении закаченных глаз: «Метро» — такой стильный перфоманс!»

Словечки, почерпнутые из болезненных голливудских вымыслов, по недоразумению именуемых художественными фильмами, — это тоже признак стильной посредственности. Поделки голливудских режиссеров снабдили их нафабренные головки отличнейшим набором изысканных штампов. Любовь должна быть как у Джулии Робертс с Ричардом Гиром в «Красотке». Секс — как у Ким Бейсингер с Микки Рурком в «Девять с половиной недель». Бандит обязан быть как благородный дон Корлеоне в «Крестном отце». Жизнь — как в Голливуде, полная фантазий и снов наяву.