Площадь Магнолий

— Рядом с «Ритцем» есть чудесный книжный магазин, — промолвил Джосс, сжав маленькую руку в шерстяной рукавице. — Мы купим там красиво изданную книгу, которую так любил твой папа, — «Ветер в ивах», а потом посетим «Хамлиз».

— А что это такое? — с замирающим от сладкого предчувствия сердцем спросил Мэтью. Он догадывался, что «Хамлиз» — это такое место, где никто из его знакомых мальчишек никогда не бывал.

Старик похлопал его ладонью в тонкой кожаной перчатке по плечу и мягко объяснил:

— Это волшебная пещера Аладдина, любимое место твоего папы.

Мэтью с удовольствием слушал рассказы прадедушки о его другом папе, который умер еще до его рождения. Его портрет в серебряной рамочке стоял у них дома на каминной полке. Папа Леон говорил, что папа Мэтью — герой, погибший за Англию.

— А вы с моим первым папой устраивали перекуры? — спросил мальчик, когда «бентли» остановился на Пиккадилли перед отелем «Ритц».

— Какие такие перекуры, Мэтью? — спросил старый джентльмен, нахмурив густые брови. Шофер Хеммингс вышел из машины первым, чтобы распахнуть заднюю дверцу. Мэтью выкарабкался из лимузина следом за прадедушкой и ответил:

— Перекур — это когда курят самокрутку и пьют крепкий чай из кружки, подогретой на плите.

Хеммингс почему-то закашлялся и отвел взгляд. Хозяин оставался невозмутимым. Он не собирался перебивать мальчика и переводить разговор на другую тему. Напротив, Джосс был заинтересован в том, чтобы ребенок рассказывал ему как можно больше таких чудовищных подробностей из своей жизни в рабочей семье. Суммированные хорошим адвокатом, они бы очень пригодились для отказа Леону Эммерсону в усыновлении Мэтью.

— А еще во время перекура мы едим «ступеньки» из гренков, яичницы и бекона, — беззаботно поведал малыш, когда они подошли к дверям отеля и швейцар, одетый в еще более роскошную, чем у Хеммингса, униформу, приветствовал их, приложив руку к козырьку фуражки. — «Ступеньки» — это такие толстые гренки, которые…

— Добрый день, мистер Харви, — пророкотал швейцар, распахнув перед ними двери, и с подозрением покосился на мальчугана, говорящего такие удивительные вещи.

Помрачневший Джосс Харви переступил порог отеля. Перекуры! Чай, заваренный в кружке! Сандвич толщиной в ступеньку крыльца! Ну и чудеса! Нет уж, подумал миллионер, чем быстрее Мэтью привыкнет к тончайшим сандвичам с копченой лососиной и к чаю лучших сортов, тем лучше.

— Мэтью вернулся! Мэтью вернулся! — закричал Лука, увидев в окно жилой комнаты подкативший к дому лимузин. Он спрыгнул с кушетки и побежал на кухню, чтобы оповестить всех о возвращении брата.

Кейт домывала посуду, Леон сидел, попивая чай, за столом и читал газету. Напротив него Пруденция и Дейзи клали высушенные цветы в специальный альбом.

— Наконец-то! — вздохнула Кейт, покосившись на часы, и потянулась за посудным полотенцем.

Раздался громкий и решительный стук в дверь. Леон вскинул брови и вопросительно посмотрел на Кейт. Так мог стучать только взрослый человек. Неужели сам Джосс Харви пожаловал к ним с визитом? Леон вскочил со стула.

— Я сам открою. Если это мистер Харви, ему лучше поговорить со мной.

Пруденция продолжала спокойно заниматься своим делом, не придав переполоху никакого значения. Она знала, что Мэтью провел день с прадедушкой, и сочла стук в дверь вполне закономерным. Дейзи отложила в сторону ножницы, которыми нарезала клейкую бумаг, и озабоченно посмотрела на Леона и Кейт. Девочка понимала, что прогулки Мэтью с прадедушкой носят не совсем обычный характер, и чувствовала беспокойство взрослых. Они не волновались, когда Мэтью забирал на прогулку другой дедушка, тот, который раньше жил вместе с ними, а теперь живет в Гринвиче. А вот когда за Мэтью приезжал шофер на роскошной машине, мама Кейт не смеялась и не шутила, как обычно, а то и дело поглядывала на часы, словно бы опасаясь, что сын вообще не вернется.

Дейзи притихла и стала ждать продолжения событий, наблюдая в кухонный дверной проем за входной дверью. Вот Леон отворил ее, и в дом вбежал раскрасневшийся, возбужденный Мэтью, прижимая к груди нечто, завернутое в коричневую оберточную бумагу. Лука выбежал навстречу брату, громко интересуясь, что он получил в подарок на этот раз. Дейзи же смотрела во все глаза на человека, вошедшего следом за Мэтью. Это был не прадедушка Харви, а его шофер. Он нес в руках огромную коробку, такую большую, что из-за нее была видна только его макушка.

— Не обижайся, приятель, я всего лишь шофер, — извинился он перед Леоном. — Мне приказали это доставить вам, я и доставил. — Он осторожно опустил коробку на пол, тяжело вздохнул и вышел, прежде чем Леон успел остановить его.

— Теперь у меня есть книжка «Ветер в ивах» и железная дорога! — сообщил Мэтью брату. Лука вытаращил глаза. — Она такая огромная, что займет всю комнату! Даже большие мальчики, такие как Билли, захотят поиграть с ней! — Глазенки Мэтью блестели.

Леон и Кейт озабоченно переглянулись. Дейзи поняла, что подарок мистера Харви их не радует. Они наверняка предпочли бы вернуть его. Но Лука уже нетерпеливо подпрыгивал возле коробки и кричал:

— Откройте же ее быстрее! Я буду играть в железную дорогу вместе с Мэтью. Он разрешит мне! Верно, Мэтью?

Брат кивнул и добавил:

— И книга тоже для всех нас!

— Это прадедушка Харви так сказал? — нарочито безразличным тоном осведомился Леон, однако в его тоне чувствовалось уныние.

Мэтью растерялся. Прадедушка не говорил, что книга предназначается всей семье, но он, несомненно, подразумевал это, как же иначе? Зная, что лгать грешно, мальчик нерешительно промямлил:

— Ну, не совсем так. Но он, конечно же, хотел, чтобы ею пользовались и Лука и Дейзи. Это я честно говорю.

Леон и Кейт снова переглянулись, и по выражению маминого лица Дейзи поняла, что она тоже расстроена. Девочка не любила, когда маму что-то огорчало. Кейт была особенная мама, не такая, как другие. Когда-то давным-давно, в незапамятные времена, у Дейзи была другая мама, которую она называла просто «ма». Та мама была злая, она часто шлепала дочку, делала ей больно и запирала в холодном темном чулане. А мама Кейт никогда себя так не вела, напротив, она обнимала и целовала Дейзи, играла с ней в разные игры, а укладывая по вечерам спать, шутила, смеялась и заботливо укрывала ее одеялом.

Девочка знала, что ее многие жалеют, потому что вся ее семья погибла. Покачивая головой, взрослые со вздохом приговаривали:

— Бедняжка! Ее дом был разрушен во время бомбежки, а все ее родственники погибли под обломками. Ей одной посчастливилось уцелеть.

Дейзи имела тайну, которой никогда ни с кем не делилась. Тайна была такова: ее радовало, что гадкие немцы разбомбили их дом. Папа лупил ее широким кожаным ремнем с медной пряжкой, от бабушки воняло затхлостью и чем-то еще очень неприятным, и она ни разу не заступилась за внучку, когда ее пороли, запирали в чулане или морили голодом. Даже сейчас при воспоминании об этом по спине Дейзи поползли мурашки. Вот почему она считала везением свое сиротство и то, что ее приютили папа Леон и мама Кейт, добрые, заботливые и любящие люди.

По вечерам, в постели, поджав к груди острые колени, Дейзи клялась Богу, что она всегда будет доброй и послушной, и молила Его не отбирать у нее новую мамочку. Никогда!

— Куда мы поставим коробку, папа? — нетерпеливо спросил Мэтью у Леона. — Давай сейчас же достанем из нее все детали и соберем железную дорогу! Интересно, сколько там паровозиков? Хорошо, если два! Один для меня, а другой для Луки.

Леон посмотрел на Кейт.

— Пожалуй, разумнее так и сделать, чтобы не возникли новые осложнения.

Она кивнула, с тоской думая о том, что за этим дорогим подарком последуют другие, что им с мужем такие игрушки не по карману и что скоро Мэтью осознает свое особое положение.

Пруденция тонкой полоской липкой бумаги приклеила стебелек вероники к листу альбома и стала помогать остальным извлекать из упаковки детали железной дороги. Вскоре на полу бывшей спальни Карла образовалось игрушечное паровозное депо. Утомленных детей уложили в постель, Пруденция отправилась на свидание с Малкомом, а Кейт с Леоном остались на кухне вдвоем.