Страница 42 из 166
Американцев начало беспокоить и то обстоятельство, что, вопреки все более растущей зависимости, британцы постоянно пикируются, не желая демонстрировать союзническую покорность. Это раскалывало Запад, это ослабляло тех, кто хотел прийти в Европе на смену «старому режиму», но не с коммунистической альтернативой. Наиболее острыми были американо-английские противоречия в экономической сфере. Споры из-за ленд-лиза, долларового баланса, господства на отдельных рынках и т.п. происходили постоянно. При этом союзники шли своими путями и поддерживали именно своих сателлитов во Франции, в Италии, в Греции.
Рузвельт читал те объяснения, которые давал советской позиции в отношении ооновского права вето посол Гарриман: у них есть резонные опасения в отношении других стран. Президент поставил задачу уменьшить эти подозрения. Большая дипломатия началась с встречи Рузвельта со Сталиным, крепко пожавших друг другу руки и улыбавшихся друг другу подобно старым друзьям. Первыми же своими словами Рузвельт задал тон: кто добьется своей цели первым: американцы, войдя в Манилу, или русские, войдя в Берлин? Сталин ответил, что, без сомнения, первой падет Манила: немцы за Одером сражаются отчаянно.
Право вето. Противоречия американцев с русскими и англичанами возникли по поводу права вето на решения Совета Безопасности ООН. Американцы полагали, что право вето не относится к обсуждениям международных вопросов, а только к конкретным наказуемым и прочим мерам. Уже в первый вечер конференции Сталин сказал, что СССР готов участвовать в совместных операциях с США и Британией, но он никогда не позволит малым державам вмешаться в русские дела.
С нашей точки зрения, справедливы слова американского историка Д. Йергина, который обобщил конференцию так: «В общем и целом, русские сделали больше уступок, чем Запад; и когда они представляли свои предложения, они, по существу, просто возвращали предложения, переданные им ранее западными державами». Приведем слова британского историка Овери: «Сталин не обманывал Запад, они обманывали себя сами. Ничто в Сталине не позволяло предположить, что он отойдет от политического оппортунизма и защиты собственных национальных интересов... Его приоритетом была советская безопасность, вот почему Польша так много значила для него».
Китай
В Потсдаме у членов американской делегации возникают новые заботы: если Советская армия войдет в Северный Китай, то покинет ли она его? Особенно активно развивали эту тему военный министр Стимсон и посол в Москве Гарриман. Генри Стимсон поднял этот вопрос перед президентом сразу же после своего прибытия в Потсдам. Целью стало не позволить Советской армии надолго остаться в Маньчжурии, не превратить Северный Китай в свою зону влияния. Министр убеждает президента защищать «наши ясно обозначенные и растущие интересы на востоке»[128]. Стимсон настоял на повторении четырехстороннего соглашения по Корее, которое должно было гарантировать американское присутствие на Корейском полуострове. России не будет позволено занять здесь доминирующий позиции.
Сталин объяснил, что перед военным вхождением на китайскую территорию Советский Союз заключит соглашение с Китайской республикой, значительные шаги по этому пути уже сделаны, Дайрен (Дальний) станет открытым международным портом. Мы ощущаем прежде неслыханную, своего рода навязчивость Трумэна, объясняющего в этом месте Сталину, что такая открытость и есть политика «открытых дверей». В конце данного обсуждения и Трумэн, и госсекретарь Бирнс еще раз подчеркнули, что «главный интерес Соединенных Штатов заключается в свободном порте»[129].
Вечером Черчилль отправился в гости к Сталину. Он взял с собой подарок — коробку сигар. Два политика обедали вдвоем. Переводчик втайне записал их беседу. Черчилль: Россия должна стать морской державой. Он сравнил Россию с гигантом, у которого перехвачены ноздри — узкий выход в Черное и Балтийское моря. Он готовился поддержать Россию в пересмотре Конвенции Монтрё, «выкинув из нее Японию и дав России свободный выход в Средиземное море». Речь может идти также о Кильском канале и о теплых водах Тихого океана. «Это не вид благодарности за содеянное Россией, это наша твердая политика».
Черчилль при этом сказал Сталину: создается впечатление, что «Россия устремилась в западном направлении». Сталин ответил, что у него нет таких намерений. Напротив, он выводит с оккупированных территорий войска. «Два миллиона будут демобилизованы в течение следующих четырех месяцев. Дальнейшая демобилизация зависит лишь от работы железных дорог». Сталин извинился перед Черчиллем за то, что не поблагодарил официально Великобританию за материальную помощь в ходе войны. Это будет сделано. Курс на улучшение отношений с Западом определен тоже на тридцать лет вперед.
Сталин все более проникался значением атомного оружия, но он был исключительно высокого мнения о Германии и Японии — при любых обстоятельствах. «Япония не будет разорена, даже если она подпишет безоговорочную капитуляцию, как Германия. Обе эти нации очень сильны. После Версаля все думали, что Германия не поднимется. 15—20 лет — и она восстановилась Нечто подобное случится и с Японией, даже если ее поставят на колени. Советскому Союзу нужны Курильские острова. «Мы закрыты. У нас нет выхода. Нужно сделать Японию уязвимой со всех сторон: с севера, запада, юга и востока — тогда она будет смирной. Нам нужны Дальний и Порт-Артур на 30 лет. На случай, если Япония восстановит силы, мы могли бы ударить по ней оттуда. Япония поднимется снова, как и Германия»[130].
США на вершине
Новая доминирующая сила Запада должна была подкосить мощь европейского колониализма с его военными анклавами и деловой импотенцией. Новый экономический опекун — Соединенные Штаты — готовились занять позиции прежних европейских опекунов и владельцев. Объектам американской политики было обещано дарование национальной независимости, но только после значительного подготовительного периода. Речь могла идти о десятилетиях.
Соответствовало ли такое видение чаяниям азиатских народов, ожиданиям новой эры, когда самый большой азиатский хищник — Япония — потерпел сокрушительное поражение? Азия была слишком велика, чтобы осуществлять над ней контроль. Значительная часть американских политиков осознала это значительно позже. А пока, восстанавливая довоенный статус кво, американцы стремились на текущем этапе воспользоваться остаточными силами колониализма и остаточного консерватизма для создания стартовой площадки американского вхождения в Азию, где до войны США доминировали только на Филиппинах. Эта стратегия Вашингтона объективно входила в противодействие с мыслями, надеждами и чаяниями азиатских народов, не желавших отдавать американцам своего будущего. Эти народы только что сражались с японскими агрессорами, они были вооружены, воодушевлены и вовсе не хотели попадать в новую опеку.
Главной проблемой Соединенных Штатов было то, что они хотели перехватить своеобразную «пальму первенства» в Азии, не меняя при этом общего порядка вещей, не круша «старого порядка». Это было невозможно. Высвобождение от японского гнета вызывало невероятные по мощи силы, меняющие прежний строй азиатских государств. Особенно это сказывалось в Китае. Старый колониальный порядок получал смертельный удар. Подъем левых (и часто антизападных) сил был очевиден в Китае, Корее, Индокитае, на Филиппинах, в голландской Ист-Индии. Только сама Япония, жестко взятая в оккупационный оборот генералом Макартуром, не колебалась в левом направлении, остальные страны региона встали на грань социального взрыва. С целью предотвратить этот взрыв президент Трумэн 14 августа 1945 г. издал «Общий приказ № 1». Это был очень значимый документ, порожденный в недрах военного министерства США и рассчитанный на получение американцами контрольных позиций во всем регионе.
128
Coles Н. and Weinberg A. (eds) Civil Affairs: Soldiers Become Governors, Washington, 1964, p. 548.
129
Potsdam Papers, v. II, р. 1586-7.
130
Hoover Institution Archive. Victor Hoo Papers. Box 2, File «Sino-Soviet Relations, 1945—1946», p. 2—6.