Ключ от двери

—И все-таки нужно идти, — сказал Брайн Бейкеру, стоя около рации. — У нас есть винтовки, и мы опытные покорители джунглей. Как подумаю, что эти бедняги по­дыхают там один за другим, тошно становится. — Он раскрыл солдатскую книжку. — Вот, у меня здесь еще хранится твое завещание, которое ты дал мне на Гунонг-Барате. Забери-ка его, а не то, если там, наверху, я за­хочу чаю, чего доброго, пущу его на растопку.

Бейкер рассеянно взял бумажку и спрятал ее под пе­редатчик — от ветра и дождя. Остальные, чтобы развлечь­ся, играли в футбол консервной банкой.

—Я — «Арсенал»! — крикнул один.

—А я — «Пикадилли Хотсперс»! — подхватил дру-гой.

Бейкер снова стал вызывать солдат, но ответа не по­лучил, словно тире и точки не могли проникнуть в эфир через лесистые горы, окружавшие их с трех сторон.

Оджесон решил действовать.

—В ружье! Разделимся на два отряда, по четыре че­ловека. Водители останутся у грузовиков.

Нотмэн развернул карту, чтобы наметить маршруты и назначить время встречи.

— Мне вовсе неохота оставаться тут с ним вдвоем,— мрачно сказал один из водителей.

— Но и нам тоже на гору лезть неохота, — возразили ему.

Бейкер наконец получил долгожданное сообщение от солдат: они напоролись на засаду в нескольких милях к югу, их грузовик сломался. Но они решили разделить силы, и два отделения идут пешком, так что водители остались довольны, а все другие не прочь были отпра­виться в джунгли, раз солдаты так близко. По безбреж­ному небу проплыла на северо-восток «дакота», потом повернула назад, снижаясь. Самолет сделал два круга, пе­ресек линию гор и с ревом пролетел над ними, обгоняе­мый своей тенью, скользившей по земле.

—Тоже ищет, — сказал Нотмэн. — Это большое дело, хотя лучше бы послать «остер» или вертолет.

Брайн оказался в отряде Оджесона вместе с Бейкером, четвертым был солдат из Чешира, который в лагере ра­ботал на телетайпе.

Оба отряда направились по тропе среди колышущей­ся высокой травы, тонкой и острой, как штыки, и вскоре потеряли друг друга из виду. Брайн отдал часть пере­носной рации Бейкеру, который тащил на себе еще вин­товку с пятьюдесятью патронами, нож, провиант, под­стилку и одеяло. Оджесону досталась ноша полегче — ап­течка, чтобы оказать первую помощь раненому, пока не до­ставят в санитарную машину, которая будет ждать его у подножия горы, для чего каждый из двух отрядов (прика­зано было далеко не расходиться) имел складные носилки.

«Маленькая, но хорошо организованная экспедиция» — так, наверно, говорят себе в лагере командир и его адъю­тант, поглаживая усы, похожие на велосипедный руль, и, дружески хлопая друг друга по плечу, втыкают флажки в разложенную на столе карту, отмечая путь, который медленно преодолевают мои распухшие, ноющие ноги. Но все равно, просто удивительно, какие у меня иногда ясные мысли — как звезды на ночном небе. Может, когда я вер­нусь в Англию, где мороз и снег проясняют мозги, я стану умный, все буду видеть насквозь, буду много чи­тать, научусь говорить и понимать всякие мудреные слова и Полин всякий раз будет удивляться: «Подумать толь­ко! Да он целый словарь назубок выучил».

Еще шагов пятьдесят, и они очутились в джунглях, стали продираться сквозь лианы, бодрые и довольные, что наконец тронулись в путь. Это было чудесно, просто чу­десно, «отлично подготовленный марш», как сказал бы командир, но все-таки наступил полдень, а их подняли в пять утра, с тех пор прошло уже семь часов. Много ли останется сил, если целый день только готовиться к вы­ступлению! Эта мысль с самого начала сломила его; им предстояло быстро взобраться на гребень, спуститься с него разными маршрутами, потом снова подняться, уже под другим углом, к вершине, пока кто-нибудь не увидит самолет или его обломки, и красный карандаш отметит их путь сумасшедшими зигзагами, словно по карте ползали раненые мухи.

Они шли гуськом, с довольно большим интервалом, спотыкаясь о поваленные деревья, прорубая дорогу среди ползучих кустарников, через которые нельзя было пере­шагнуть. Брайн уже выбился из сил. Среди смутных теней гигантских деревьев почти ничего не было видно, и Брайн, то и дело выдирая цеплявшуюся винтовку, ша­гал, как заводной, вглядываясь то вперед, то налево, то направо в надежде увидеть где-нибудь обломок самолета. Он натер на пятках пузыри, и они все надувались, выса­сывая из его тела драгоценную влагу, а потом от ходьбы и трения лопались под шерстяным носком, оставляя лос­куты кожи, пока он не оборвал их на привале. Вскоре он понял, что напрасно сделал это: боль только усилилась, но волей-неволей приходилось терпеть.

В два часа дня Оджесон распорядился сделать привал, и они, прислонившись к деревьям, стали торопливо открывать банки с мясными консервами, грызть галеты и шоколад.

—Хотел бы я знать, — обратился Брайн к спутни­кам, — а нас кто спасать будет?

Покурив минут десять, они двинулись дальше, а еще через десять минут им уже казалось, что они вовсе не отдыхали.

«Если я остановлюсь и лягу, то уж не встану. Даже когда я думаю о тех раненых беднягах, все равно не могу заставить себя идти быстрее. Я хочу только одного — спать. Отчего они не упали в болото или в море? Сами бы уцелели, и нам не пришлось бы тащиться сюда. Но, мо­жет, мы скоро их найдем — и живо назад, в лагерь. Боже, а что, если на это и надеяться нечего, если б вот мы ле­тели во время войны, спасаясь от японцев, и деваться было некуда или были бы коммунистами и спасались бы от гвардейского гренадерского полка? Но и тогда все скоро кончилось бы так или иначе». Он стянул с себя ботинки: один пузырь побелел, раздулся, как мешочек с грязной мукой, и болел теперь сильнее, словно воздух на­тирал его еще больше, чем шерстяной носок. Тяжелый, непригодный для таких поисков самолет с ревом промчал­ся над самой вершиной, потом взмыл кверху и полетел назад уже не так низко.

Они пробирались сквозь кусты, через чащу, н едва на рубашках просыхало одно темное пятно пота, как появлялось другое, словно кто-то оставлял его мокрой кистью, стоило им только зазеваться. Брайну уже каза­лось, что, если б он почему-либо остановился, ноги его сами продолжили бы все так же мучительно подниматься и опускаться, словно у марионетки, исполняющей пляску святого Витта. К шести часам они оказались, если верить карте, на высоте трех тысяч футов.

— Мы совершили чудо, — сказал Оджесон.

— Нас должны наградить за это «Крестом Викто­рии»,— откликнулся чеширец с усмешкой.

— Может, и наградят.

— Давайте поскорее найдем этих бедняг, и делу конец, — сказал Брайн.

Они стали спускаться, двигаясь по компасу. После восхождения на Гунонг-Барат они чутьем, как муравьи, находили удобную дорогу между упавшими огромными де­ревьями, в полумраке, на склонах, поросших чертополо­хом, угадывали уступы, по которым легко пройти, или рытвины — задолго до того, как увидят или нащупают их ногами. Для Брайна запахи джунглей, сырость, труд­ности пути, напряженное, отчаянное молчание, которое во­царялось всякий раз, как они останавливались отдохнуть, были теперь привычными и родными, это была явная борь­ба здесь, на земле, связанная с менее явной и ощутимой борьбой в иных джунглях, внутри него самого, — соче­тание, благодаря которому, несмотря на невыносимую усталость, этот поход казался необходимым и даже предо­пределенным судьбой.

В сумерки зрение его утратило остроту, словно ему нужны были очки, чтобы снова видеть ясно листья и ши­рокополые шляпы. Они смотрели, как за Пулау-Тимуром садится солнце и далекий остров, казалось, тихо погру­жается в море, точно огромный пустой паром. Облака были похожи на кроваво-красные стрелы, нацеленные в море, как будто огромный, полный крови пузырь лопнул над черными холмами острова и закат потоками устремил­ся в невидимые долины.

К семи часам стало так темно, что нельзя было про­должать поиски, и Бейкер сделал попытку связаться с от­рядом Нотмэна (остальные сидели вокруг с таким видом, словно он, заблудившись в темном лесу, пытался связать­ся с самим богом и получить от него указания). Наконец Нотмэн ответил: «Это ты, Бейкер? Я так и думал. Мы ничего не нашли и ложимся спать. Мы поднялись на се­верный гребень и осмотрели оттуда долину. А теперь опять спустились до половины склона. Ты видел закат над Пулау-Тимуром? Это было похоже на светопреставле­ние. Час назад мы встретились с солдатами, сегодня они останутся с нами, а завтра утром двинутся в вашу сто­рону. Кажется, нас разделяет около мили, но точно ска­зать трудно».