Ключ от двери

—Дай-ка мне палку. Я отгоню этих тварей.

Месиво выплеснули в корыто, свиньи сбились в плот­ную кучу и, хрюкая, фыркая и сопя, принялись громко чавкать. Брайн смотрел как завороженный на корыто, пойло в котором убывало на глазах.

Мертон палкой отогнал от корыта ту свинью, которую предполагалось заколоть; она дико озиралась и визжала в углу, а остальные уже прикончили еду и поглядывали, нет ли еще. Казалось, для нее все вдруг померкло. В то время как остальные были вполне счастливы тем, что их не выделили в эту одиночку смертника, намеченная жерт­ва ходила по свинарнику, опустив пятачок в землю, часто и нервно пофыркивая. Ее серо-стальные заплывшие глазки смотрели прямо перед собой, на загородку, о которую оперлись Мертон и Брайн. Затем она опять вернулась к корыту, все еще не веря, что ее обделили, надеясь, что ей только померещилось, будто ее отогнали для ка­кой-то непонятной цели. Она все бродила, то и дело под­ходя к корыту и не переставая громко визжать от страха.

Приехал мясник, человек лет сорока, приземистый, с коричневым сморщенным лицом и седыми усами. На нем была плоская засаленная кепка. Остановившись у двери в кухню, он закурил сигарету. Через раму его велосипеда был перекинут небольшой мешок, в нем он держал ножи и фартук.

—Особо торопиться некуда, — сказал Мертон. — Спер­ва чайку попьем.

Брайн пошел за ними в кухню.

—Дедушка, можно я буду смотреть?

—Ну что ж, смотри.

Бабушка это услыхала.

—Не надо, не пускай его, нехорошо это. Вырастешь, достаточно на кровь наглядишься.

—Ничего с ним не станется, — сказал Мертон.

Но Мэри не хотелось, чтобы Брайн видел. Ему потом будут сниться страшные сны, уверяла она, и Мертон со­гласился: может, что и приснится. Мэри предпочла бы, чтобы свиней закалывали на бойне, а не дома, ее проби­рала дрожь, когда она слышала предсмертный поросячий визг. Поэтому она оставалась в гостиной и белела как мел, когда наносили смертельный удар. Она просто не могла не дрожать от жалости.

—Бедняжка, — бормотала она, — бедняжка...

На большой стол во дворе поставили широкую жестя­ную лохань. Перси разобрал ножи и сказал Брайну, чтобы тот потуже завязал ему тесемки фартука.

Из свинарника непрерывно неслись хрюканье и визг, будто свиньи каким-то образом учуяли кровь, уже смытую с ножа мясника. Из котла в прачечной натаскали не­сколько ведер кипящей воды и наполнили ею лохань на две трети.

—Если на эту будет много заказов, в следующем ме­сяце заколю еще одну.

В этом году мяса требовалось больше, снова начи­нался спрос на рабочие руки.

—Вы знаете, где меня сыскать, — сказал Перси. В лохань опрокинули последний столб пара.

—Я не обижу, — пообещал Мертон. — Для тебя хо­роший кусок найдется.

В курятнике было необычайно тихо. И даже собаки и кошки все куда-то исчезли — позже, когда начинали ре­зать тушу, они обычно возвращались за подачками.

Брайну стало жутко от этой немой и непостижимой предопределенности. Каждая веточка на дереве рядом ка­залась значительной и будто жила сама по себе, как это бывает перед грозой. Бабушка забыла, что он во дворе, и ушла в гостиную переждать там, пока все будет кон­чено. В том углу двора, где стоял Брайн, было пусто. Перси и дедушка ушли за свиньей. От тучи, надвинув­шейся стеной, во дворе потемнело, и, как это ни странно, даже свиньи теперь уже больше не визжали. Брайн пони­мал, что сейчас самый удобный момент, чтобы улизнуть и в то же время не оказаться дураком в глазах деда, но он не в состоянии был зайти в дом, его приковала к себе мертвенная неподвижность поля, которое он видел через широкий просвет в зеленой изгороди.

Из-за угла послышался визг, возня, удар дедовой палки по спине свиньи. И тут двор наполнился хрюканьем и визгом всех свиней сразу.

Дед и Перси проволокли по земле обезумевшее от ужаса животное. Глаза свиньи, похожие на подшипники, уставились на то место, куда ее тащили, но глаза эти ничего не видели, собственный визг ослеплял ее. Свинья дергала ногами, скрытыми тучным телом. Мертон выру­гался и огрел ее палкой, которую все не выпускал из рук, но удары лишь убеждали животное, что инстинкт подска­зывает верно, что оно идет навстречу страшной судьбе, и визг его стал еще пронзительнее.

Всем остальным свиньям передался страх жертвы, они присоединились к ее воплям, словно ждали, что тут же последует и их черед. Одним сильным рывком свинью подняли на стол. Мертон держал ее за задние ноги. Пер­си — за передние. Она смотрела неподвижно на клочок го­лубого неба, проглядывавший сквозь ветхи ольхи. Затем вдруг повернула голову в сторону, и одновременно Брайн услышал шум проходящего поезда — будто это она обер­нулась, прислушиваясь к шуму. Перси потянулся к ножу с деревянной ручкой и занес его над горлом свиньи. Лез­вие было изогнутое, напоминало серп. «Вот такой же был у Шейлока на той картинке», — подумал Брайн. Рука мяс­ника с силой опустилась, пронзила свиное горло и рванула нож в сторону. Отчаянный, режущий уши, почти человече­ский крик пронесся над домом, заполнил собою все вокруг и мгновенно смолк, как свисток паровоза.

Кровь лила в подставленное ведро и почти наполнила его. Они подняли тушу, ставшую тяжелой, словно чугун, и опустили в лохань; вода, над которой клубился пар, тут же, как по волшебству, стала розовой.

—Ну вот, готово, — сказал Мертон. Перси вытер нож о тряпку.

«Да, для того свиньи и существуют на свете», — сказал себе Брайн. Ее тыкавшаяся в корыто морда теперь всего лишь мясо, которое сварят и съедят. Он вспомнил, как отчаянно свинья сопротивлялась. К горлу его подступили слезы. Но таков удел свиньи, он же сам это видел. Он за­шел в дом.

—Уже закололи? — спросила Мэри.

Мертон разозлился, увидев, до чего она бледна.

— Ну, ясно, закололи. А что такое?

— Ничего.

Она налила в чайник воды.

—Вот опять старая история! — воскликнул Мертон. — Можно подумать, что я злодей, убийца. Столько аханья из-за такой ерунды. Ты что, не знаешь, что надо резать свиней, если хочешь, чтобы было мясо, а?

Брайн слыхал от матери, что подобный разговор повторялся каждый раз.

—Да знаю я. Но они так визжат...

Мертон взял с полки пачку «Малиновки» и протянул одну сигарету Перси.

—Пусть уж на себя пеняют. Мы режем их аккуратно, лучше некуда. Одно могу сказать: я бы сам не прочь по­мереть вот так же, раз — и нету.

После чая, когда уже зажгли керосиновую лампу, Мэри стояла в кладовке и солила свинину. На кухонном столе лежала огромная глыба соли. Мертон откалывал от нее куски, скалкой растирал их в порошок и насыпал в миски, которые Брайн забирал и относил в кладовку. С потолка свисали большие куски мяса, такого чистого, что, казалось, жизнь в нем еще присутствует. Тазы были наполнены кровью и длинными кишками — на кровяные колбасы к завтрашнему дню. Вся жалость к свинье у Брайна исчезла, и. только когда он ложился спать, ему вдруг послышался слабый отголосок тех предсмертных визгов, и они все время смешивались с паровозными гудками, вошедшими в его сны в ту ночь.

По всей окрестности рассыпались новые розовые дома. Люди с черно-белыми шестами и тетрадками в руках ша­гали через новые бульвары, по проулкам и полям, ставили теодолиты и нивелиры под хитрыми замысловатыми накло­нами, направляя их на дальний лес, на Вишневый сад и дальше, туда, где жили Арлингтоны и Лейкеры, вторгались в потайные укрытия Брайна, стирая дорожки и скрытые тропки, по которым он срезал путь к Ноуку.

После геодезистов явились рабочие — целая толпа землекопов — и принялись сокрушать кусты изгородей, копать сразу же от бульвара прямые траншеи. Дорога от Рэдфорда перестала быть пустынной, теперь здесь корчевали деревья, рыли дренажные канавы, и первые вехи будущего шоссе прошли мимо Ноука на расстоянии в несколько сот ярдов.

Как-то Брайн вышел из дому вместе с Мертоном.

— Зачем они все это делают, дедушка? — Похоже бы­ло на кино, когда показывают картину о мировой войне: открытая местность, изрытая траншеями, протянувшимися до черной стены Змеиного бора.