Лондонцы

— Внизу меня ждет полицейский, — срывающимся голосом ответил отец, укладывая в чемодан кальсоны и носки. — Сейчас по всей Европе людям приходится разлучаться, Кейт. Мне еще повезло, что я не попаду в немецкий концентрационный лагерь, какой-нибудь Дахау или Бухенвальд, и не буду воевать в Бельгии, Голландии или Франции.

Устыдившись своей истерики, Кейт села на кровать. Ей было страшно подумать, как долго они не увидятся с отцом.

Поверх одежды Карл положил в чемодан книгу, которую дал ему почитать Тоби, — новый роман Джона Стейнбека «Гроздья гнева».

— Полагаю, нам разрешат переписываться. А может быть, тебе удастся посылать мне книги.

— Да, конечно, — сказала она, с трудом сдерживая слезы. — А куда вас отвезут? Нам разрешат свидания?

Карл закрыл чемодан.

— Не знаю, куда-нибудь подальше от Лондона.

При этих словах слезы покатились по щекам Кейт. Она сцепила пальцы и, почувствовав себя совсем маленькой, воскликнула:

— Я буду скучать, папа! Я люблю тебя!

Карл нежно взял ее за руки.

— И я люблю тебя, дорогая!

Они обнялись.

— Все обойдется, вот увидишь. Впереди нас ожидают трудные испытания. В ближайшее время война достигнет решающей точки, но победят союзники. Торжество зла не вечно. Гитлера остановят прежде, чем он попытается напасть на Англию. Еще несколько месяцев — и жизнь нормализуется.

Стараясь не смотреть ему в глаза, Кейт припала щекой к груди отца. Она знала, что он лжет, потому что хочет ее успокоить. На самом деле жизнь никогда не будет такой, как прежде, чьей бы победой ни закончились сражения на фронтах Европы.

— Мистер Фойт, вы готовы? — послышался снизу незнакомый голос. — Нам пора ехать.

— До свидания, дорогая! — Карл нежно поцеловал Кейт в лоб. — Храни тебя Господь.

Он неохотно отстранился и поднял чемодан с пола.

— Я спущусь вместе с тобой, — осевшим голосом сказала она.

Отец кивнул, не в силах произнести ни слова, и молча пошел к ожидавшему полицейскому. Входная дверь была открыта, Карл не стал ее запирать, догадавшись, что его ждет, как только услышал характерный настойчивый стук. Когда он и его сопровождающий вышли за порог, Кейт, последовавшая за ними, увидела возле дома мисс Годфри толпу.

Среди любопытных была и Кристина. Ее точеное лицо оставалось бесстрастным, но большие темные глаза выдавали злорадство, обуявшее еврейку-беженку при виде немца, которого полицейский уводил из его дома. Рядом с девушкой стояли смущенный Альберт и безучастная Мириам. В этот теплый день она была в цветастом хлопчатобумажном комбинезоне. Скрестив на пышной груди полные руки, она всем своим видом демонстрировала, что не сомневается в законности решения властей. Ведь вряд ли за Карлом Фойтом явился бы представитель закона, если бы у полиции не было доказательств, что он замаскированный нацист.

Ее враждебная поза вызвала у Кейт недоумение и обиду. Столько лет они были добрыми друзьями и соседями!

Вдруг из толпы кто-то крикнул:

— Проклятый гунн! Мало сослать тебя в лагерь! Следовало бы тебя повесить, колесовать и четвертовать!

По толпе прокатился гул, но никто не вступился за Карла. Кейт скользнула пристальным взглядом по лицам: вот стоит мисс Хеллиуэлл, рядом с ней — Лия Зингер, чуть поодаль — Ниббс. Остальных зевак она не знала, они прибежали из соседних кварталов — посмотреть, как будут арестовывать немца.

Карл Фойт вышел из палисадника и запер за собой калитку прежде, чем Кейт успела выбежать на тротуар. Она вцепилась в ажурную чугунную решетку так, что побелели костяшки пальцев. Отец не хотел, чтобы она шла за ним и видела, с какой злобой пялятся на него злопыхатели.

Карл и его сопровождающий перешли площадь и стали спускаться по Магнолия-Террас. Зеваки начали расходиться. Альберт взял Мириам под локоть и увлек к дому. Лия Зингер поспешила следом. Мисс Хеллиуэлл недоуменно посмотрела на Кейт и, не желая покидать сцену последней, устремилась за Дженнингсами. На тротуаре остался только Чарли, в рубахе с засученными рукавами и в штанах, перехваченных на толстом животе широким кожаным ремнем. Возле его ног вертелась Куини.

— А ты, Чарли? По-твоему, моего отца непременно нужно повесить, колесовать и четвертовать? — спросила Кейт, и голос ее зазвенел.

Чарли проводил Карла и полицейского задумчивым взглядом, обернулся и промолвил:

— Мне кажется, вышло досадное недоразумение. Эти болваны чиновники совсем спятили. — Он сокрушенно покачал головой и побрел к пустоши. Верная Куини затрусила рядом с хозяином.

У Кейт вдруг потемнело в глазах. Она даже не поняла; из-за чего кровь ударила ей в голову: то ли потому, что хотя бы Чарли не отвернулся от нее, то ли из-за неизбежности долгой разлуки с отцом.

Она услышала голос соседки и обернулась. Мисс Годфри, бледная как мел, дрожащим голосом воскликнула:

— Нужно выпить крепкого чаю! И не возражай, тебе следует отдохнуть, чтобы привыкнуть к случившемуся и оправиться от потрясения. И откуда только взялся этот негодяй, оскорбивший твоего папу? По-моему, он из Льюишема или из Катфорда.

Кейт это было безразлично: все равно никто из бывших друзей не осудил выходку незнакомца. А ведь вокруг него стояли жители площади Магнолий, а не любопытные из соседних кварталов.

— Спасибо, мисс Годфри, — вежливо сказала она. — Мне нужно побыть одной.

— Но это неразумно, дорогая! — взволновалась мисс Годфри. — Я добавила в чай немного бальзама, и…

Кейт ощутила острую боль в сердце и, не ответив соседке, пошла по садовой дорожке к дому, с его пронзительной тишиной и звенящей пустотой.

Глава 9

Дверь глухо стукнула, захлопнувшись за нею. Отец обычно возвращался из книжного магазина раньше, чем Кейт из офиса, но после происшествия с влетевшим в окно кирпичом его уволили, и с тех пор он целыми днями слонялся по дому, читал или слушал радио. Теперь его кресло в гостиной пустовало, закрыт был и атлас на кухонном столе, в котором Карл отмечал передвижение войск Германии и союзников.

Кейт села и потерла пальцами виски. Как быстро и внезапно все случилось! Не долго же длилась их радость, когда выяснилось, что отца не включили в категорию опасных иностранцев и не интернируют — надо только регулярно отмечаться в местном участке и сохранять лояльность властям.

Спокойная жизнь быстро закончилась. Стремительное приближение гитлеровцев по Европе к Великобритании вынуждало английское правительство принять жесткие меры в отношении иностранцев немецкого происхождения. Карла сочли вражеским пособником, и с этим ничего нельзя было поделать. Власти не посчитались ни с тем, что отец Кейт двадцать лет прожил в Англии, женился на англичанке и имел дочь, родившуюся в этой стране, ни с тем, что за все это время он не выезжал за рубеж.

Она вяло встала и подошла к хлебнице, чтобы нарезать батон на гренки. Количество зевак, собравшихся поглазеть на Карла, сопровождаемого полицейским, враждебность толпы, злобный призыв к расправе над немцем — все это стало для Кейт полнейшей неожиданностью и глубоко ее потрясло. Хотя ей и следовало закалиться предстоящими событиями: оскорбительной отчужденностью соседей, унизительным изгнанием отца из местного крикетного клуба, просьбой Дженнингсов не заходить к ним в дом.

Положив ломтики хлеба на решетку, Кейт попыталась вспомнить, кого из соседей заметила в толпе. Слава Богу, среди любопытных не было Керри! И мисс Годфри тоже. А Чарли Робсон, хотя и находился там, был обескуражен и огорчен увиденным. Кто же еще там был? Родители Керри, естественно, ее бабушка и Кристина Франк.

Кейт достала из буфета масленку с маргарином. Неудивительно, что Кристина, так долго прожившая в доме Дженнингсов, оказала на хозяев влияние. Их можно понять: приютив беженку из Германии, семья которой пострадала от нацистов, они невольно воспылали враждебностью ко всем немцам.

Кейт перевернула ломтики хлеба на другую сторону. Еще там находились мисс Хеллиуэлл и бывший приятель отца Ниббс. Кажется, в толпе мелькнула и черная шляпка Хетти Коллинз. Но вот была ли Мейвис?