Страница 56 из 86
30 апреля начались бои в самом центре города. Вейдлинг сообщил Гитлеру, что немецкие солдаты к вечеру израсходуют все боеприпасы, и снова попросил разрешения на прорыв. Гитлер наконец согласился. Сам фюрер в этот же день совершил самоубийство, назначив адмирала Дёница рейхспрезидентом, а доктора Геббельса — рейхсканцлером. Никто не улыбнулся, хотя площадь всего тысячелетнего рейха к этому времени составляла несколько квадратных километров.
Вечером 30 апреля 150-я стрелковая дивизия генерала Шатилова при поддержке танков начала штурм Рейхстага.
1 мая над куполом было поднято Знамя Победы, хотя бои продолжались еще и на следующий день. Утром этого дня генерал Кребс обратился к Чуйкову с просьбой о перемирии, но получил отказ. Вечером 1 мая Вейдлинг отдал приказ защитникам центра Берлина прорываться, однако практически все попытки были отбиты советскими войсками. Удалось просочиться лишь отдельным мелким группам.
2 мая в 6 часов утра генерал Вейдлинг в сопровождении офицеров штаба перешел линию фронта и сдался в плен. Он был доставлен в штаб генерала Чуйкова. После недолгих препирательств Вейдлинг согласился отдать приказ о капитуляции не только своего LVI танкового корпуса, но всего гарнизона Берлина.
«30 апреля фюрер покончил с собой и, таким образом, оставил нас, присягавших ему на верность, одних. По приказу фюрера мы, германские войска, должны были еще драться за Берлин, несмотря на то что иссякли боевые запасы и несмотря на общую обстановку, которая делает бессмысленным наше дальнейшее сопротивление.
Приказываю: немедленно прекратить сопротивление.
Отдельные перестрелки еще продолжались некоторое время, но битва за Берлин закончилась. Дольше всех продержался гарнизон зенитной башни «Цоо». Это было такое сооружение, которое не брали даже 203-мм снаряды, и все-таки во второй половине дня его гарнизон тоже сложил оружие.
Что же можно сказать об участии танков в штурме самого Берлина? Мне представляется, что решение Жукова и Конева ввести в город целые танковые армии было ошибочным и привело к ненужным потерям. Как справедливо заметил Чуйков, танки были нужны, но еще нужнее оказались бы штурмовые орудия. В этом плане ИС-2 с его 122-мм пушкой оказался гораздо ценнее прославленной «тридцатьчетверки». Еще лучше были бы, конечно, ИСУ-152… Во время боев за Берлин танки вернулись к своей первоначальной ипостаси 1916 года — оружия поддержки пехоты.
Идеальной же комбинацией было бы сочетание штурмового орудия с танковым бульдозером, которых в Красной Армии, увы, не было вообще. Кстати, их не было и в других армиях, если не считать американской. Англичане имели некоторое количество «матильд» и «Черчиллей», переоборудованных в инженерные машины, но именно некоторое. Только у американцев имелось и другое идеальное оружие для данной ситуации — тяжелые самоходные гаубицы М41 и М43. Но я почему-то уверен, что даже американская армия, имевшая идеальную (на то время) бронетехнику для уличных боев, не справилась бы со штурмом Берлина не то что лучше, она не справилась бы вообще. Про остальные армии мы говорить даже не будем. Просто напомним, что немцы обломали зубы о Сталинград, и что могли сделать в Берлине всякие англичане и прочие разные шведы?
Потери танковых армий в этих боях оказались весьма серьезными. Генерал Рыбалко, очевидно, был не знаком с выводами А. Исаева, когда докладывал о потерях своей армии в ходе битвы за Берлин. «Выведено из строя 365/166 танков, в том числе от фаустпатронов 105/65. В числителе общие потери, в знаменателе безвозвратные», то есть, как нетрудно заметить, якобы ничтожные потери от фаустников составляют 28 процентов подбитых танков и 39 процентов безвозвратных потерь.
Того же мнения придерживался и генерал Катуков:
«Обычно саперы и автоматчики прокладывали путь танкам, предварительно выкурив из щелей фаустников. Попытки применять танки без прикрытия приводили лишь к большим потерям от огня артиллерии и фаустников. Но автоматчиков в бригаде было мало, и танкистам часто самим приходилось расчищать себе дорогу. По узким улицам одновременно могли продвигаться только две машины. Первые танки вели огонь, а следующие стояли на очереди. Если одна из машин выходила из строя, на ее место становилась другая. Так, метр за метром, подавляя огневые точки противника, гвардейцы прорубали себе путь в плотной обороне противника».
Наших полководцев одолела «фаустобоязнь», или они все-таки более реально представляли себе обстановку? Либо мы в принципе не верим ничьим мемуарам — ни «битых гитлеровских вояк», ни «прославленных советских полководцев». Если с первым все ясно, то за что попали в немилость вторые? Исаев приводит вроде бы убедительные цифры, но при этом он противоречит другим советским источникам, опирающимся на архивные данные. В книге «Георгий Жуков: последний довод короля» он пишет, что 1-я гвардейская танковая армия Катукова потеряла 232 единицы бронетехники, 2-я гвардейская танковая армия Богданова — 209 машин. Но А. Свирин указывает, что безвозвратные потери армии Богданова составили 289 единиц. Не слишком ли большое расхождение? Д. Шеин в своей книге «3-я гвардейская танковая Армия в боях за Берлин» приводит потери Рыбалко: 503 единицы, из них 198 безвозвратно. Но как это согласовать с данными книги «Гриф секретности снят», в которой говорится о потере 1997 единиц бронетехники? И еще одно смешное соображение: почему же тогда столь поспешно на вооружение Красной Армии был принят гранатомет РПГ-2, он же «Панцерфауст», если он так бесполезен?
В общем, как мне кажется, рассуждения А. Исаева в данном случае выглядят не вполне убедительно, и эта тема требует отдельного обстоятельного рассмотрения. Разброс в данных — потери от 10 до 49 процентов — слишком велик, чтобы согласиться с ним. А утверждение, что легенду о фаустпатронах породили недобросовестные мемуаристы, звучит легкомысленно и даже оскорбительно, если вспомнить, о ком именно идет речь.
После завершения Берлинской операции наиболее важной становилась задача освобождения Чехословакии. До сих пор советское командование не особенно спешило наступать на южном участке фронта, справедливо полагая, что главным является Берлин. К началу 1945 года войска 4-го и 2-го Украинских фронтов вышли на линию Ясло, река Ондава, юго-восточнее Кошице, Турна, северо-западнее Левице, Эстергом. Продвигались они медленно. Район этот горно-лесистый, маневрировать здесь можно было только в долинах, противнику же на такой местности было не так трудно организовать прочную оборону. Но предотвратить неизбежное немцы не могли и постепенно пятились назад. Судьба остатков групп армий «Центр» и «Юг», находившихся на территории Чехословакии, стала особенно незавидной после прорыва 1-го Украинского фронта маршала Конева, который решал свои задачи на берлинском и дрезденском направлениях, но при этом вышел глубоко в тыл войскам фельдмаршала Шернера.
Возникали и политические мотивы. В телеграмме президенту Трумэну 30 апреля премьер-министр Черчилль писал: «Можно почти не сомневаться в том, что освобождение вашими войсками Праги и как можно большей территории западной Чехословакии может полностью изменить послевоенное положение в Чехословакии и вполне может к тому же повлиять на соседние страны». Трудно сказать, насколько серьезным было это заявление, но с примерами фантазии сэра Уинстона мы сталкивались неоднократно.
Американское командование тоже стремилось занять западные районы Чехословакии и овладеть Прагой. 4 мая Эйзенхауэр, обратившись к начальнику Генерального штаба Красной Армии генералу А.И. Антонову, высказал предложение развить наступление американских войск до западных берегов Влтавы и Эльбы, то есть занять Прагу и прилегающие к ней районы. Это противоречило решению Крымской конференции о рубеже встречи советских и американских войск на территории Чехословакии. Генерал Антонов категорически ответил, что Красная Армия сама в состоянии очистить от противника западные берега этих рек, для чего уже создана соответствующая группировка. Лишь после этого американские армии по приказу Эйзенхауэра были остановлены на линии Карловы Вары, Пльзень, Ческе-Будеевице. Впрочем, не следует особенно винить Эйзенхауэра, он судил с чисто военной колокольни, а в политике проявил себя сущим младенцем, даже заняв пост президента США.