Страница 24 из 25
Закручинился Панко, побрёл на берег моря, снова вынул уздечку и позвал коня Камберу.
— Эх, дружище! — вздохнул Панко. — Нет конца моим бедам! Теперь царь Малай хочет молока от каких-то морских кобылиц. Если он в нём выкупается, станет писаным красавцем. Не знаешь, как и где найти это молоко?
— А ты мехи взял? — спросил его конь.
— Взял.
— Тогда садись на меня быстрей! Я знаю, где пасутся морские кобылицы. Они очень смирные, а вот жеребцы их страшны. Я отвлеку их — предложу наперегонки бегать, — а ты в это время подоишь кобылиц и наполнишь мехи.
И вот друзья снова вернулись на далёкий остров. Конь Камбера заманил жеребцов бегать наперегонки, притворившись, что не умеет летать, и увёл их в глубь острова. А Панко тем временем принялся доить кобылиц и наполнять воловьи мехи. Целый день бегали наперегонки жеребцы, и целый день Панко доил кобылиц.
А наутро постучал он в царские ворота:
— Царь Малай, отворяй! Принёс я тебе мехи, полные молока морских кобылиц.
Отворили конюху ворота. Обрадовался царь. Слуги отнесли молоко в баню и наполнили огромный котёл.
— Позовите священников и звоните в колокола! — приказал царь Малай. — Как только я выйду из бани, отправимся в церковь. Бейте в барабаны, пусть соберётся весь город смотреть, какой у него красивый царь.
— Не спеши, царь! — опять молвила морская царевна. — Для того чтобы стать красавцем, тебе нужно окунуться в кипящее молоко.
— Где это видано, чтоб человек купался в кипящем молоке? — испугался царь.
— Где видано — не знаю! Только или ты выкупаешься в кипящем молоке, или я не пойду за тебя замуж.
— Ладно, выкупаюсь, только сначала на другом попробую, — решил царь и позвал Панно. — Слушай, конюх, много чудес совершил ты, думаю, что и это тебе будет по плечу. Искупайся раньше меня в кипящем молоке.
— Ладно, царь-государь, только пусти меня проститься с белым светом.
— Иди прощайся да поскорей возвращайся, а то уж народ на свадьбу стал собираться.
Бросился Панко на берег, зазвенел уздечкой, прилетел конь Камбера.
— Позвал я тебя, верный мой друг, чтобы навсегда с тобой проститься: царь Малай хочет, чтоб я раньше его окунулся в кипящее молоко.
— Не тужи! — успокоил его конь Камбера. — Я сейчас превращусь в осла. Ты отведёшь меня во дворец и привяжешь у котла, в котором будет кипеть молоко. Пока ты будешь купаться, я буду дуть из одной ноздри холодом, из другой — стужей. Поверь мне, ничего плохого с тобой не случится.
И, не договорив, копь Камбера превратился в тощего, ободранного, паршивого осла.
Панко повёл осла в царскую баню и привязал его к котлу. Потом разделся — и бултых в котёл. Огонь ярко пылал, молоко кипело, но осёл знай себе дул, и Панко не сварился. И мало того что не сварился, а ещё превратился в писаного красавца.
Увидела его морская царевна и обрадовалась.
А царь Малай чуть не лопнул от злости. Быстро разделся и вошёл в баню.
— Что это тут за паршивый осёл! — раскричался он.
— Осёл на молоко дует, — объяснил Панко.
— Так для этого я велю привязать к котлу самого красивого своего коня! — ответил царь Малай.
Слуги кинулись со всех ног. Прогнали осла и привели самого красивого царского коня. Привязали его уздечкой к котлу, но конь в страхе стал рваться назад.
Разозлённый царь прыгнул в кипящее молоко и не только что сварился, а даже испарился.
Услышав такую новость, все его подданные бросились к царскому дворцу.
— Правда, что царь в кипящем молоке сварился? — спрашивали старики и старухи, парни и девушки.
— Правда! — радостно отвечал Панко.
— Правда! — смеялась морская царевна счастливым смехом. — Нет больше царя Малая, безобразного, как жаба, и злого, как змея гадюка.
Загремела тут музыка, зазвенели песни — началось веселье, какого в этом рабском царстве-государстве не упомнят с тех пор, как мир стоит.
А Панко вышел во двор и прошептал что-то на ухо паршивому ослу.
И снова произошло чудо: осёл вдруг превратился в коня. Да в какого! Такого никто и не видывал. Белый, как снег на горных вершинах, и крылья белые, а копыта золотые, и алмазная звезда на лбу.
Обнял Панко морскую царевну, вскочил на коня Камберу и полетел в родной край, к своему стаду.
Страх-страшилище
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был один человек, по имени Кел-Хаса́н. Совсем никудышный. Только тем и прославился, что был из лентяев лентяй. Привык за чужой спиной жить. По целым дням во дворе под шелковицей валяется, пока рёбра от лежания не заболят. Потом соберётся с силами и закричит:
— Ох!
А это значит, что пора его на другой бок переворачивать.
Жена услышит оханье, придёт и перевернёт его.
И если бы не эта несчастная женщина, то так бы и пришлось ему страдать — на одном боку лежать. Ходила она по чужим людям, ни от какой работы не отказывалась. Наберёт бобов и муки, вернётся домой, замесит тёплую лепёшку да ещё приготовит мужу похлёбку.
— Иди, Хасан, есть, — зовёт мужа.
А он только одно знает:
— Ох!
Тогда жена возьмёт тарелку, пойдёт под шелковицу, накрошит хлеба и давай лентяя с ложки кормить.
Так Кол-Хасан думал прожить до конца дней своих. Но аллах смилостивился над его несчастной женой: позвал он её в рай готовить ему плов и подметать золотой пол в его небесных дворцах. Остался Хасан один-одинёшенек.
Лежал он день, лежал два и проголодался. Как же теперь быть-то? Голодным много не належишься. Принялся он думать, как ему дальше быть. Думал, думал и наконец надумал. Встал, пошёл по селу, собрал всех сельских бездельников и лентяев.
— Хотите, — сказал он им, без труда за чужой спиной жить? Около меня и вы сыты будете. Хотите?
— Хотим! Хотим! — закричали все бездельники.
— А раз так, слушайте… Что я вам скажу, то и делайте.
И, как он сказал, так они и сделали. Пошли бездельники по сёлам, по деревням, стали пастухам и пахарям рассказывать сказки, странные да дивные.
— Ох, боже! Знали бы вы только, что за страх-страшилище в нашем селе объявился!
— Что это ещё за страх-страшилище такой? — спрашивали доверчивые пастухи да пахари.
— Лучше и не спрашивайте! — отвечали бездельники. — Как бы он случайно не услышал, что о нём говорят! Зовут его Хасан-Силач, повелитель молний. Как заревёт — тучи собираются. Как скажет им: «Гремите и сверкайте!» — молнии с неба так и сыплются. Ох, боже, а до чего же страшно, когда Хасан-Силач разгневается! Вот почему слова ему наперекор никто сказать не смеет. Что ни пожелает Хасан-Силач, всё ему подавай! Барана пожелает — отдайте ему барана! Телёнка захочет телёнка ему давайте! Волов ваших потребует и их отдайте! А то как пошлёт молнии — от вас да от волов ваших одно воспоминание останется. Всё разнесёт в пух и прах!
— Ай-ай-ай! — качали головой простодушные люди. — Не дай бог с ним столкнуться да встретиться!
Уйдут бездельники. А на другой день лентяи тут как тут.
— Слушайте, пастухи, — затараторят они, словно от страха. — Послал нас грозный господин и повелитель молний. Слыхали о нём?
— Слыхали, слыхали, как не слыхать! — И добродушных людишек дрожь пробирает. — Говорите скорей, зачем он вас послал?
— Послал он нас за самым жирным бараном. Уж очень ему захотелось жирной бараньей яхнии[5]. Давайте лучше, а то рассердится да как нашлёт молний — ни человек, ни овца не уцелеют!
И отдавали запуганные пастухи и пахари кто барана, кто теленка, кто цыплят да белые пышные хлебы.
С богатой добычей возвращались лентяи и бездельники к Кел-Хасану. Одни костёр разводят, другие барана свежуют, третьи угощенье готовят. Наполнят тарелки, накормят главного лентяя, что в тени валяется, да и сами до отвала наедятся.
Ест Кел-Хасан вкусное мясо, заедает белым пышным хлебом, пока живот не раздуется. Тогда скажет: — «Ох!» — и опустится на мягкую подушку.
5
Яхни́я — национальное болгарское блюдо: мясо, тушенное с луком и овощами.