Страница 42 из 81
Только в одном сумасшедший маркиз разделил судьбу Салтыковой — до самой смерти, до 1814 года, он был лишен свободы. Никто, правда, с садистской мелочностью не уточнял, что сидеть он должен на цепи и жить в полной темноте. Никто не мстил ему за отвратительные книги, за больную пропаганду своего уродства. Его даже водили гулять по улицам Парижа; маркиз развлекался тем, что покупал розы корзинками и с гадостной улыбкой швырял их в грязь, под колеса идущих экипажей. Ему это позволялось — законов, запрещавших мусорить на улице, еще не существовало; маркиз, помимо своего вывиха, оставался вполне вменяемым и тратил свои деньги как хотел.
Но богатый человек, известный писатель, носитель титула маркиза, де Сад был сочтен опасным для общества — и его лишили возможности причинять вред и быть источником опасности для других граждан.
А Жиль де Ре?! Обрадуется иной читатель — он-то убил несколько десятков ребятишек! Вот видите?!
Вижу. Вижу, что Франция XV века больше похожа на Российскую империю XVII века, чем на Францию XVIII. Простите, я об этом как раз писал: что Европа стремительно менялась. Стремительно и в очень большой степени. В XV веке во Франции рабства, бесправия, холопства было очень много. В XVIII веке, даже задолго до революции 1789 года, стало намного меньше.
Вообще, «фактор времени» часто малопонятен россиянину — даже ученому. Мне доводилось наблюдать, как вполне серьезные люди оказывались неспособны принимать во внимание быстро идущих изменений.
— У вас в Европе…
— Простите, в какое именно время?
И коллега недоуменно замолкает. Он не принял во внимание, что «у них в Европе» в разное время все было очень по-разному. В Российской Федерации и в других государствах России есть многочисленный контингент людей, очень не любящих того комплекса идей, которые составили «европейскую идею» — гражданства, свободы, равенства людей перед законом, индивидуальности и т. д.
Многовековое извращение русского ума под влиянием холопства и рабства заставило многих людей упоенно доказывать самим себе и всем окружающим преимущества рабского состояния. И уж, во всяком случае, свыкаться с ним, отращивать как бы оболочку любви к несправедливости и неравенству. Они ищут обоснований, объяснений и причин того, что рабом быть хорошо, а свободным — плохо. А главное — для того, чтобы обосновать: все это вранье — всякая там свобода, гражданское общество, независимость личности от государства. Что всего этого на самом деле вовсе и не существует. Что все это — пропаганда, обман, надувательство.
Эти люди, естественно, очень не любят Европу, а уж одна мысль о том, что Европа имеет перед Россией хоть какое-то преимущество, буквально приводит их в бешенство. Этим людям очень важно доказать, что никакого преимущества и нет, что «везде было, как везде», и что в Европе тоже происходили «такие вещи».
Получается не слишком убедительно — уже потому, что Европа у русского не только извне, но и внутри. Чтобы отказаться от того, что несет с собой европейский путь развития, приходится топтать что-то очень важное в самих себе, и потому неспокойная, недобрая позиция самоубеждения окончательно перехлестывает у них в натуральнейшую истерику.
Сколько нервов, эмоций и сил тратят эти бедолаги, чтобы обосновать главное вранье: в Европе человек так же слаб, незащищен, беззащитен, как и в Азии! Сколько сил приложил тот же А. А. Бушков, чтобы показать — Генрих VIII ничем не лучше Ивана Грозного!
Этим людям вполне искренне кажется, что самое главное в том, что в Европе тоже были садисты, подонки, тираны и всякая сволочь. А раз так, то чем же они лучше нас?!
Ну так вот: я в этой книге вовсе НЕ ДОКАЗЫВАЛ, что европейцы чем-то лучше неевропейцев. Я также НЕ ДОКАЗЫВАЛ, что Европа неспособна порождать разного рода чудовищ. Взять того же Жиля де Ре, ставшего прообразом Синей Бороды. Барон де Ре в середине XV века садистски убил несколько десятков ребятишек. Частью — приносил жертвы Сатане, частью просто развлекался таким образом.
Преимущество Франции перед Российской империей в XVIII веке не в том, что в Российской империи могла быть Салтычиха, а во Франции не могло быть маркиза де Сада. И тот, и другая вполне могли появиться, и появились. Более того, маркиз, судя по всему, гораздо опаснее Салтыковой. Во-первых, весь опыт человечества показывает — в совершении аналогичных преступлений мужчины гораздо опаснее женщин: крупнее, активнее, предприимчивее. Они и придумают больше, и осуществить сумеют лучше.
Во-вторых, маркиз ведь умнее и образованнее. Салтыкова отличается от мужиков только тем, что сидит у них на шее и имеет право их мордовать вплоть до человекоубийства. Ее страшный порок груб, совершенно лишен рафинированности, выдумки, изыска. Ничего похожего на многообразные, яркие фантазии маркиза де Сада, который уж умеет сам себя потешить, расшевелить, развлечь. Маркиз способен много придумать и выразить придуманное в виде каких-никаких, а литературных произведений. Салтыкова же если и умела писать, то очень плохо. И ничего никогда не читала.
Так вот, преимущество гражданского общества, личной свободы и вообще Европы в том, что во Франции смертельно опасному, крупному и сильному маркизу ходу не дали. Фантазируешь? Фантазируй. Книги пишешь? Пиши, а найдутся любители — издавай их и продавай, на здоровье. Но вот обидеть хоть кого-то, хотя бы бродячую торговку, уже нельзя. Общество не позволяет этого, и оно умеет оградить своих членов от насилия. Судьи социально гораздо близки маркизу, нежели торговке, но они именно маркиза быстро отправляют за решетку.
В Российской империи глупая, серая как мышь, примитивная Салтыкова смогла стать убийцей 157 человек, а скорее всего и еще больше. Потому что она была помещицей, владевшей несколькими тысячами человеческих существ, и все эти люди были в полной ее власти. Кстати, Салтыкова запарывала до смерти дворовых девок отнюдь не в такой уж глуши: в Подольском уезде Московской губернии. Мужики несколько раз обращались с жалобами, но ведь по ЗАКОНАМ Российской империи жалоба на помещика каралась каторжными работами. Подчеркиваю: по законам. А священники отпевали жертвы, записывая в церковные книги самые фантастические причины смерти, и притом прекрасно зная настоящую причину.
Сохранилась придворная легенда: после осуждения Салтыковой Екатерина II изящно погрозила пальчиком Шеншину: мол, ты тоже, смотри, доиграешься! Все ведь прекрасно знали, что Шеншин завел в своих имениях пыточные и подражает инквизиционному трибуналу. Так сказать, развлекается как может. Я же говорю — мужчины обычно опаснее.
Салтыкова не так уж сильно вышла за рамки допустимого по законам Российской империи. Ее беда еще и в том, что она — не из придворных кругов. Так, мелкая дворяночка, которую вполне можно и осудить.
Так вот — преимущество Франции над Российской империей, Европы над Азией не в том, что люди там — совершенство и чистое золото.
Преимущество — в законах, защищающих человека. И в правилах жизни, по которым и маркиз не может обидеть торговку.
Право же, в некоторых отношениях лучше быть пресловутой торговкой во Франции, чем помещиком в Российской империи: безопаснее как-то.
Часть III
НА ЗАПАДЕ РУСИ
Что же произошло с землями Киево-Новгородской Руси после ее неизбежного развала в XII веке?
На развалинах огромного государства возникает много государств гораздо меньшего масштаба. Действуют одновременно две тенденции: каждое из этих государств постоянно готово дробиться на еще меньшие. И вместе с тем жители этих государств прекрасно осознают, что все они — люди одного народа и обитатели одной страны. И эти государства постепенно, медленно, но верно собираются в два больших: Московская Русь и Великое княжество Литовское.