Страница 20 из 53
Нина слегка коснулась его руки кончиками затянутых в перчатку пальцев – и словно разряд электричества пронзил Гарри с головы до пяток. Боже милостивый, он ощутил сильнейшее физическое возбуждение. И это в то время, когда его горячо любимый дедушка лежит в гробу на расстоянии нескольких комнат отсюда!
– И Роуз, – услышал Гарри голос отца.
В отличие от почти непристойной реакции на ее сестру, на этот раз Гарри только пробормотал нечто вежливое, пожал руку и практически не запомнил лица Роуз, так же как и лица ее брата. Он мог думать сейчас лишь о невероятных ощущениях, им испытанных. Как такое называют французы? Coup de foudre?[13] Мгновенно вспыхнувшее, безрассудное, ошеломляющее сексуальное влечение. И к собственной кузине, помилуй Господи! Из Сагденов!
– Уильям и Лотти сейчас в маленькой гостиной, – услышал Гарри слова отца, обращенные к тетке, и увидел, что тот, все еще держа Лиззи за руку, направляется к выходу из ротонды. – Остальные скорбящие, которые поедут в собор из дома, собрались в гостиной в западном крыле. Мы, разумеется, поедем в собор и потом на кладбище в каретах. Это гораздо пристойнее, чем траурный автомобиль. Но сначала… – Голос отца слегка дрогнул. – Сначала мы с тобой, Лиззи, должны отдать последний долг отцу.
Гарри, радуясь возможности сопровождать Нину и подвергнуть проверке свое бурное физическое влечение, сказал:
– Я провожу Ноуэла, Нину и Роуз в маленькую гостиную и познакомлю их с Уильямом и Лотти.
Сердце у него прыгало, словно он пробежал большое расстояние. Что же произойдет, когда он вступит с ней в обычный, нормальный разговор? Очарование исчезнет, растворится в воздухе? А если нет? Если оно сохранится? Что тогда?
– Уильям и я уже попрощались с дедушкой, – сказал он Ноуэлу, когда его отец повел Лиззи в задрапированную траурными занавесями китайскую гостиную. – Вам это, наверное, показалось бы несколько странным, ведь вы его совсем не знали.
Ноуэл искоса поглядел на своего кузена – не иронизирует ли тот? Но ничего похожего на это не обнаружил на красивом и мужественном лице Гарри. Ни малейшего намека на сарказм.
Всеми фибрами своего существа Нина боролась за то, чтобы сохранять внешнюю невозмутимость. Так вот он какой, Крэг-Сайд! Здесь ее мать родилась и провела детские годы. Здесь и она сама могла бы проводить каникулы, уик-энды и Рождество, если бы ее дедушка не отнесся столь неодобрительно к избраннику дочери. Нина испытывала почти физическую боль от того, что ей этого не довелось. Как могла ее мать ни разу не выразить возмущения по поводу того, что ее отлучили от всей этой роскоши и великолепия? Как могла она, оставив дом, похожий на дворец, чувствовать себя счастливой на Джесмонд-авеню, не говоря уже о Бексайд-стрит? Для Нины это было непредставимо. Неприемлемо.
– Уильям, кузина Нина, – произнес кузен Гарри, и Нина обменялась рукопожатием с молодым человеком, который в один прекрасный день должен был унаследовать готическое великолепие семейной резиденции Рим-мингтонов.
Еще при первом взгляде на него, когда он вел Лотти в сияющий интерьер «Брауна и Маффа», Нина решила, что вид у Гарри куда более интеллектуальный, чем у его брата. Теперь она увидела, что Гарри очень привлекателен, хотя это не сразу бросается в глаза, потому что держится он скромно и спокойно. Волосы темные, прямые и гладко причесанные – видимо, особенно гладко сегодня, по случаю похорон. Высокий и стройный, в глазах сосредоточенное выражение – не только в связи со скорбными обстоятельствами, как она поняла, но и с другими, сугубо личными причинами.
– Лотти, познакомься, это наша кузина Нина, – сказал Гарри.
Девушка годом или двумя моложе Нины и одетая так, чтобы выглядеть еще моложе, вперила в нее каменный взор. На какую-то бесконечно страшную секунду самообладание Нины угрожало покинуть ее. Во время своих многочисленных визитов на Бексайд-стрит дядя Уолтер совершенно недвусмысленно обращался со всеми ними как с членами своей семьи, и Нина совершенно забыла о своих страхах по поводу того, что не будет принята в качестве таковой кузиной и кузенами Рим-мингтон.
Нина считала, что в своем изысканном черном костюме, придуманном и сшитом ею самой, она выглядит равной кому угодно. Выйдя из траурной машины, она ступила на мраморный пол великолепного холла в фамильном доме своей матери и тотчас почувствовала себя здесь своей, в той же мере членом семьи Риммингтон, как и Сагден, преемницей головокружительной материнской грации и ее врожденного чувства стиля. И если бы ее сверхизбалованная и всеми любимая младшая кузина позволила себе смотреть на нее свысока, Нина испытала бы огромное разочарование.
Когда Гарри знакомил Роуз с Лотти, она глянула на бледное, осунувшееся лицо двоюродной сестры и почувствовала к ней искреннюю симпатию. Лотти знала их дедушку. Его дом был для нее родным. Она ездила с ним на пикники и в гости. И если она не была с ним рядом, когда он умирал, то находилась совсем близко – скорее всего в соседнем номере гостиницы. Его смерть стала для нее тяжким испытанием, тоска и страдание ясно читались в ее глазах. Лотти любила дедушку и сильно горевала о нем.
– Я глубоко сочувствую тебе, – простосердечно обратилась Роуз к Лотти. – Так тяжело потерять того, кого ты любила и кто любил тебя так сильно. Я не была знакома с дедушкой, но очень хотела с ним познакомиться. Мир кажется таким странным теперь, когда дедушки не стало, не правда ли? Как будто все стало совсем другим. И уже никогда не станет прежним, верно?
Лотти широко раскрыла глаза и глубоко, прерывисто вздохнула. Эта девочка с необычной внешностью, с глазами как чайные блюдечки и ярко-рыжими волосами, в точности описала то, что переживала Лотти. И они с ней двоюродные сестры. Почти одного возраста.
– Дедушка нашел бы очень… необычным цвет твоих волос, – заговорила Лотти с такой безыскусной простотой, что Уильям покраснел от смущения, а Гарри решил, что у его младшей кузины и младшей сестры ужасно много общего. – Но я думаю, что ты бы ему понравилась. Правда, он никогда не говорил о тебе. И даже о твоей маме никогда не говорил.
Роуз давно уже понимала это. Но он тем не менее мог думать обо всех них. И не исключено, что он был таким же несчастным, какими сделал их.
– Волосы у нас от Сагденов, – сказала она, отметив про себя, что Уильям и Гарри оба темноволосые, а вот у Лотти волосы пепельные и такие светлые, что она кажется блондинкой.
Роуз услышала, как чуть в сторонке, слева от нее Ноуэл говорит Уильяму:
– Мы все трое посещаем Брэдфордскую школу искусств. Я занимаюсь на отделении изящных искусств, Нина изучает моделирование одежды, а Роуз – художественное оформление тканей.
– Ноуэл – звезда школы искусств. – Это говорила Нина, тоже чуть в стороне, но справа от них с Лотти. – Его избрали членом Ассоциации колледжей. Это дает возможность участвовать в выставках в Лидсе и Манчестере, а может, и в Лондоне.
Не было высказано, однако подразумевалось, что, хоть Сагдены и не пользуются преимуществами имени Риммингтонов и их богатства, они намного впереди них там, где ценят творческий талант.
Уильям, заинтригованный, бросил искоса взгляд на младшую кузину. Художница по тканям. Любопытно, знает ли об этом отец. И знал ли дед. И по крайней мере можно быть совершенно уверенным в одном: Сагдены отнюдь не брэдфордские парии в деревянных башмаках, как о них думали в Крэг-Сайде. Впрочем, для него это не так уж много значит. Он, Уильям, гораздо теснее связан с говорящими на простом языке, честными трудящимися мужчинами и женщинами, чем с высокомерными представителями высшего общества, к которым всю жизнь так стремился причислять себя дед.
Как только он начал размышлять о честных, говорящих в открытую людях (он удерживал себя от этого все утро из уважения к печальным обстоятельствам), мысли его сразу обратились к Саре и ее семье. Наступит ли после смерти деда облегчение для него и для Сары, или теперь, когда он стал прямым наследником фабрики, все станет еще сложнее? Правда, она уже больше не работает у Риммингтонов. Она не вполне понимала, насколько это важно для нее же самой, однако уступила ему и стала одной из множества ткачих на фабрике Листера. Жилка начала пульсировать где-то в конце челюсти, возле самого уха. Что бы ни говорили люди, если бы их связь сделалась достоянием гласности, никто не мог бы упрекнуть его, что он принудил к сожительству одну из работниц на фабрике отца, воспользовавшись своим положением.
13
Удар молнии (фр.) в переносном смысле: любовь с первого взгляда.