Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 32

В 1953 г. в Гослитиздате вышла книжка литовской поэтессы Саломеи Нерис (1904–1947) – «Стихотворения и поэмы». В этом сборнике переводы двенадцати стихотворений и отрывка из одной поэмы принадлежат Анне Ахматовой.

Какие именно четыре строчки она прочитала мне – не могу ни вспомнить, ни догадаться.

– а во второй половине:

Анна Андреевна убеждена, что в этом неоконченном, необработанном отрывке речь идет о могиле декабристов. Набросок был найден, как ей сообщил Томашевский, среди черновиков «Онегина», и, хотя это не онегинская строфа, он полагает, что место отрывку в «Путешествии Онегина» или в X главе.

Разумеется, я ничего не могла сказать – Онегин не Онегин, Путешествие или X глава – но несомненная верность основной догадки сразу поразила меня. «Печальный остров – берег дикой» – да, за звуками этих пустынных слов – одиночество и могила, а «отдаленное страданье» – это его память о погибших друзьях и братьях – «о тех, кто в ночь погиб», как о своих погибших друзьях и братьях сказала Ахматова[7].

Память и темное чувство вины.

Ахматова не рукопись пушкинскую расшифровала, а силою родства биографии вспомнила вместе с ним то, что и он, и она всегда носили в душе – казнь близких – и потому ясно увидела недописанное: запретную, пустынную могилу на диком берегу. Она не стихи дописала, а пошла следом за тем душевным движением, от которого стихи родились, доверилась звуку предстиховой тишины, и он повел ее точной дорогой: дорогой пушкинской памяти, которая казнью декабристов была ранена навсегда. Она проникла в «отдаленное страданье».

Я попыталась высказать все это ей, но не успела[8]. В дверь постучали. Вошла пожилая, неряшливо раскрашенная женщина, с соломенными волосами, уже почерневшими у корней. Анна Андреевна поднялась, накинула шаль и учтиво приветствовала гостью. Это оказалась редакторша, принесшая ей для перевода норвежские стихи. Подстрочники. Я притащила из кухни для нее табуретку, Анна Андреевна величаво опустилась на стул, я устроилась в углу постели.

Из разговора мне сделалось понятно, что норвежец в нынешнем году празднует свое пятидесятилетие, книжку его у нас выпускают молнией и по всему этому Ахматова должна переводить «в срочном порядке»[9].

– Вам, с вашей высокой техникой, это не составит труда, – объясняла редакторша. – Я выбрала для вас самые разные… Я уверена, вам понравятся… Вы будете довольны… Я придерживалась вашего вкуса…

(Словно речь идет о материи на платье, и продавщица подбирает подходящие цвета для дамы-покупательницы!)

Анна Андреевна внимательно прочитала подстрочники один за другим. Потом попросила редакторшу указать возле каждого стихотворения, какой где размер.

Та заметалась.

– Я не умею… я недостаточно овладела теорией… я занимаюсь этим недавно… я замещаю.

Анна Андреевна сняла очки, аккуратно собрала подстрочники и уложила их в сумку. Потом спросила у редакторши, когда договор. О договоре та знала столько же, сколько о размерах.

Анна Андреевна смолкла, явно ожидая, когда посетительница уйдет. На лице – оледенелый гнев.

Редакторша поднялась, я проводила ее в переднюю и заперла за нею дверь.

Когда я вернулась, Анна Андреевна уже снова лежала на спине, широкая, на своей неширокой постели.

– А помните, – спросила я, – очень давно, в Ленинграде, вы говорили, что никогда не станете переводить?

– Да, помню. – И, медленным голосом: – Теперь-то мне уже все равно, а в творческий период поэту, конечно, переводить нельзя. Это то же самое, что есть свой мозг.

31 августа 52 Несколько дней назад я забежала на минуточку к Анне Андреевне.

Она с распущенными волосами, только что после ванны. Вернулась из Крыма Нина Антоновна – веселая, энергичная, красивая, загар, как шоколад. Мне показалось, Анна Андреевна тоже повеселела.

Нина Антоновна командует ею с заботливой свирепостью:

– Не сидите после ванны так близко от окна. Пересядьте, дует.

– Вы надели не то ожерелье. Сейчас подам другое. Не ленитесь, наденьте.

– М-me, вы забыли, что вам до конца жизни запрещена ветчина.

Анна Андреевна слушается кротко и радостно[10].

4 сентябр я 52 Вчера я была у Анны Андреевны.





Она показала мне экземпляр своей книги – той, уничтоженной. Ей ее подарил Сурков, а титул украшен драгоценным автографом Еголина. Построен сборник так же, как и «Из шести книг»; есть и незнакомый мне отдел: «Нечет», на который я сразу накинулась*. Но Анна Андреевна вынула у меня книгу из рук, заявив, что ей скучно так сидеть: «лучше я расскажу вам о Пушкине».

Она по-своему анализирует обстоятельства, приведшие к дуэли. Исходит она из того, что роман Дантеса с Наталией Николаевной длился не два года, как принято полагать, а всего полгода.

Пушкин угадал автора анонимных писем – Геккерна – и убедил в его авторстве Бенкендорфа и царя; но на этом удачи его наступления кончились. Женитьба на Екатерине Гончаровой, к которой Пушкин принудил Дантеса, на самом деле вполне устраивала жениха, потому что Наталию Николаевну он уже не любил, а женитьба на девушке хорошей фамилии была ему необходима. Геккерн и Дантес, в противовес пушкинской, создали собственную версию этой женитьбы: Дантес, мол, героически женится на Екатерине Гончаровой во имя своей высокой страсти к Наталии Николаевне: чтобы быть поближе к любимой женщине. Этой версией они уничтожали пушкинскую, для Дантеса позорную.

Говорила Анна Андреевна с большой горячностью.

– Пушкин, который даже Музу свою не подпускал к своему семейному очагу! и вдруг царь унтер-офицерскими лапами лезет в его семейную жизнь и делает замечание Наталии Николаевне, «предостерегая ее отечески»! Мог ли он это перенести?[11]

Любовную связь Пушкина с Александриной Гончаровой Ахматова отвергает решительно.

Рассказала мне также о дневнике Александрины, найденном в Австрии во время войны.

Из него явствует, что Наталия Николаевна виделась с Дантесом, уже сделавшись Ланской.

– Конечно, она в ту пору была уже старая толстая бабища, так что никакие зефиры и амуры тут ни при чем. Ей просто захотелось дружески побеседовать с человеком, который убил ее мужа и оставил сиротами ее четверых детей[12].

Я спросила, прочитала ли Анна Андреевна «Грибоедова и декабристов» Нечкиной – книгу, которая мне кажется очень интересной, хотя Тамара Григорьевна считает ее неубедительной, «это собственно целый том одного лишь «и» – Грибоедова в книге нет, декабристов тоже нет, а на сотни страниц тянутся обоснования для «и»»[13].

7

«О тех, кто в ночь погиб» – строка из стихотворения Ахматовой «И вот, наперекор тому» – см. «Записки», т. 1, с. 128, а также с. 107 настоящего тома.

8

Приведенный разговор имеет прямое касательство к неоконченной статье Ахматовой «Пушкин и Невское взморье». Впервые эта статья была опубликована Э. Г. Герштейн в «Литературной газете» 4 июня 1969 года. Ныне все статьи Ахматовой о Пушкине, опубликованные ранее и неопубликованные, оконченные и неоконченные, а также многие из черновых набросков к задуманной книге – собраны и прокомментированы Э. Г. Герштейн в сб.: Анна Ахматова. О Пушкине. Статьи и заметки. Издание третье, исправленное и дополненное. М.: Книга, 1989 – ОП. Статью «Пушкин и Невское взморье» – см.: ОП, с. 153. (Список сокращенных названий см. на с. 869–872.)

9

Речь шда о переводах из Нурдадя Грига – см. Нурдадь Григ. Избранное. М.: Гослитиздат, 1953. (Нурдадь Григ – норвежский антифашист, погибший в 1943 году во время второй мировой войны.)

10

Речь идет о книге стихотворений Ахматовой, уже подписанной к печати в 1946 году и срочно уничтоженной после Постановления ЦК. Несколько экземпляров из отпечатанного тиража, однако, сохранились, и один оказался сначала у А. М. Еголина, а потом у А. А. Суркова.

А. М. Еголин – деятельный гонитель Ахматовой. После Постановления ЦК он выступил против нее с погромной статьей в журнале «Звезда», 1946, № 10. О Еголине подробнее в предисловии («Немного истории») и «За сценой»: – Примеч. 1978 г.

М. В. Латманизов в своих записях «Разговоры с Ахматовой» («Русская литература», 1989, № 3, с. 73) сообщает другое имя владельца уничтоженной книги: В.Ермилов. – Примеч. 1991 г.

11

Этот разговор имеет прямое отношение к неоконченной работе Ахматовой «Гибель Пушкина» – см. ОП, с. 110.

12

Об этом эпизоде рассказала Анне Андреевне известная пушкинистка Т. Г. Зенгер-Цявловская. Через некоторое время Цявловская сама усомнилась в истинности своего сообщения. Действительно ли Н. Н. Ланская, гостя у своей сестры в Австрии, в Бродянах, лично встретилась там с убийцей Пушкина – этот факт и по сию пору считается пушкинистами неустановленным. См. ОП, с. 119 и 280–281.

13

О Тамаре Григорьевне Габбе см. «Записки», т. 1, «За сценой»: 59.