Страница 7 из 129
В Грановитой палате Екатерина II наградила героев турецкой войны многими милостями. Из Грановитой палаты государыня возвратилась во дворец на Пречистенку уже в своей походной карете. За императрицей скакала на конях ее блестящая военная свита; здесь были гусары, кавалергарды, кирасиры, затем албанцы и множество разных военных.
Граф Румянцев ехал за императрицей в богатой карете цугом. В Воскресенских воротах государыню приветствовал хор музыки торжественным маршем. За государыней следовал верхом, в красном плаще, с двумя герольдами и князь Потемкин, бросая из мешка в народ серебряные жетоны, выбитые в память мира с турками. На жетонах изображены были две масличные ветви и надпись: на одной стороне – «Мир с турками», а на другой – «Приобретен победами». Через день был назначен большой приезд ко дворцу, где была представлена мать фельдмаршала Румянцева, на которую императрица возложила ленту св. Екатерины. Мать фельдмаршала, графиня Марья Андреевна, была дочь графа Андрея Артамоновича Матвеева.
По словам графа Сегюра: «Она в старости маститой, в параличе, была исполнена жизни: сохранила веселость, пылкое воображение, обширную память; разговор ее был столь же привлекателен, поучителен, как история, хорошо написанная». О браке отца Румянцева с ней существует следующее предание. Когда заслуги отца Румянцева при дворе Петра Великого стали заметны и последний сделался любимцем царя, то один из вельмож предложил ему руку своей дочери и тысячу душ в приданое. Румянцев, как известно, был бедняк, сын небогатого костромского дворянина. Осчастливленный подобным предложением, Румянцев бросился к ногам царя, испрашивая согласия на брак, от которого зависело все благополучие его жизни. Подняв Румянцева, Петр спросил:
– Видел ли ты невесту и хороша ли она?
– Не видал, – отвечал Румянцев, – но говорят, что она недурна и неглупа.
– Слушай, Румянцев, – продолжает государь, – балу я быть дозволяю, а от сговора удержись. Я сам буду на бале и посмотрю невесту; если она действительно достойна тебя, то не стану препятствовать твоему счастию.
До 10 часов вечера ожидали царя и, полагая, что какое-либо важное дело помешало ему сдержать данное слово, начали танцевать; но вдруг Петр явился в дом невесты своего любимца, увидел ее, стоя в дверях в толпе любопытных зрителей, и, сказав про себя довольно громко: «Ничему не бывать», уехал. Хозяин и жених были чрезвычайно огорчены этим неприятным событием.
На другой день Румянцев с печальным видом явился к царю.
– Нет, брат, – произнес царь, лишь только увидел его, – невеста тебе не пара и свадьбе не бывать, но не беспокойся, я твой сват. Положись на меня: я высватаю тебе гораздо лучшую, а чтоб этого вдаль не откладывать, приходи вечером и мы поедем туда, где ты увидишь, правду ли я говорю.
В назначенное время государь отправился с Румянцевым к графу Матвееву.
– У тебя есть невеста? – спросил Петр, когда Матвеев вышел ему навстречу, – а я привез ей жениха.
ГЛАВА III
Рассказы про Румянцева. – Пречистенский дворец. – Народное гулянье на Ходынском поле. – Фейерверк и парадные спектакли. – Устройство праздников по плану Екатерины II. – Присутствие императрицы на праздниках. – Приезд турецкого посла. – Парадный прием турецкого посланника Абдул-Керима. – Подарки султана. – Главнокомандующий Москвы князь М. Н. Волконский. – Характеристика этого вельможи. – Ассигнационный банк в Москве. – Первое появление ассигнаций. – «Меновные лавки». – «Фальшивые ассигнации». – Пугачевский бунт. – Толки о нем в Москве. – Привоз Пугачева в Москву. – Суд над Пугачевым и казнь его на Болоте. – Приезд императрицы в Москву. – Реформы Екатерины II и разные милости. – Указ об экипажах и ливреях. – Пребывание государыни в Москве.
Неожиданное предложение привело графа в большое замешательство, тем более что он считал Румянцева, как бедного дворянина, недостойным руки своей дочери. Государь тотчас отгадал мысль Матвеева.
– Ты знаешь, – произнес он, – что я его люблю и что в моей власти сравнять его с самыми знатнейшими.
Нечего было делать графу, пришлось согласиться на желание такого свата. Девятнадцатилетняя дочь графиня Марья Андреевна была объявлена невестою Румянцева.
Существует еще другое предание про эту свадьбу. Бывши еще в девушках, графиня Матвеева была замечена Петром I и однажды Петр из ревности, рассердясь на нее в Екатерингофе, телесно наказал ее на чердаке из своих рук и вскоре после того против желания ее родителей выдал за неимущего дворянина Румянцева.
После свадьбы Румянцев был произведен в бригадиры с пожалованием ему нескольких деревень. В царствование императрицы Екатерины I и Петра II он быстро шел по службе, но в грозное время временщика Бирона за отказ принять должность главноуправляющего государственными доходами был лишен чинов и знаков отличия и сослан в Казанскую губернию на жительство.
Там три года, как преступник, под строгим караулом влачил он бедственную жизнь. Наконец был прощен и назначен губернатором в Казань, а потом в Малороссию.
При императрице Елизавете Петровне он получил пост полномочного посланника в Константинополе, затем с успехом занимал на Конгрессе в Або место полномочного от Российского двора, где успел склонить шведских министров к выгодному миру для России, за что и награжден графским титулом; он вскоре после этого и умер в 1749 году, семидесяти лет от роду.
Жена его, графиня Марья Андреевна, скончалась 4 мая 1788 года на 90 году от рождения и погребена в Невском монастыре в Благовещенской церкви.
Сын фельдмаршала, граф Николай Петрович, был большой любитель и собиратель древностей, рукописей, редкостей и разных диковинок; музей его теперь известен в Москве. Граф имел свой дом на Покровке и там во многих комнатах на потолках были рисованные и барельефные изображения баталий, где участвовал его отец, Задунайский.
Этот дом впоследствии купил какой-то купец и соскоблил и счистил все эти славные воспоминания. Сын фельдмаршала живал неподолгу в Москве: он служил в Петербурге и был канцлером до 1812 года.
Под конец своей жизни граф Н. П. Румянцев отличался большими странностями. При нем самым приближенным человеком состоял его домашний шут, гермафродит «Ион Иванович», или, как тогда все называли, «Анна Ивановна»; последний ходил в чепце и женском капоте, вязал чулок и шил в пяльцах. Этот шут отличался крайне сварливым характером: брюзжал и злился на всех и часто дрался. Колотушки его нередко попадали и на долю самого графа, который сносил их с христианским смирением.
По рассказам, этот шут после таких побоев приносил к Румянцеву всегда горсть медяков – в вознаграждение за побои, и на эти медные деньги граф покупал деревянное масло, которое и теплил перед своим образным киотом в спальне.
Время пребывания императрицы в Москве, как мы выше говорили, ознаменовалось народными праздниками. Все эти празднества были устроены по мысли государыни.
Вот как она излагает свои планы празднеств в письме к Гримму:
«Так как вы говорите мне о праздниках по случаю мира, послушайте, что я вам расскажу, и не верьте всем вздорам, которые пишут в газетах. Сочинили было проект, похожий на все праздники: храм Янусу, храм Бахусу, храм диаволу и его бабушке и преглупые аллегории, нелепые уже потому, что они были чудовищно громадны: это были гениальные усилия породить что-то, вполне лишенное здравого смысла.
Сильно рассерженная этими великолепными и обширными проектами, которые я отвергла, я в одно прекрасное утро призвала своего архитектора Бажанова и сказала ему:
– Друг мой, в трех верстах от города есть луг; вообразите себе, что этот луг – Черное море, что из города доходят до него двумя путями; ну, так один из этих путей будет Дон, а другой – Днепр; при устье первого вы построите обеденный зал и назовете его Азовом; при устье другого вы устроите театр и назовете его Кинбурном. Вы обрисуете песком Крымский полуостров, там поставьте Керчь и Еникале, две бальные залы; налево от Дона вы расположите буфет с вином и мясом для народа, против Крыма вы зажжете иллюминацию, чтобы представить радость двух империй о заключении мира. За Дунаем вы устроите фейерверк, а на той земле, которая должна представлять Черное море, вы расставите освещенные лодки и суда; берега рек, в которые обращены дороги, вы украсите ландшафтами, мельницами, деревьями, иллюминованными домами, и вот у вас будет праздник без вымыслов, но зато прекрасный, а особливо естественный.
Мой друг, восхищенный этой мыслию, тотчас схватился за нее, и так готовится праздник. Я забыла вам сказать, что направо от Дона будет ярмарка, окрещенная именем Таганрога… Правда, что море на твердой земле не совсем имеет смысл, но простите этот недостаток!..»