Страница 67 из 129
На Девичьем поле стоит огромное здание «Новодевичьего монастыря», строителем которого называют фрязина Алевиза, который в начале XVI столетия кроме этого монастыря построил многие каменные церкви.
В этом монастыре проживал у своей сестры отрекавшийся от престола Борис Годунов. Здесь умоляли его духовенство и бояре принять державу. Этот монастырь, как и Вознесенский, долгое время служил царскою усыпальницею. В нем погребены царевны, дочери царя Алексея Михайловича, Софья и Екатерина; дочь царя Иоанна IV – Анна, затем первая супруга Петра Великого Евдокия Феодоровна, урожденная Лопухина. В «Древней Вифлиофике» сказано, что тело царевны было сперва погребено в Софиевской церкви и уже впоследствии было перенесено в собор. Каменные гробы почивших цариц стоят на помосте храма, над ними устроены из кирпича надгробницы, покрытые суконными и бархатными покровами. В этом монастыре после заговора Щегловитого в 1689 году заключена была сестра императора Петра I, царевна и соправительница София «за известные подыскательства». Но не взирая на бдительность стражи, царевна чуть-чуть не бежала из монастыря; через пять лет София опять успела раздуть пламя мятежа в стрельцах, посягая на жизнь царя. Но бунт был вовремя усмирен царем и крамольные стрельцы повешены перед окнами кельи царевны с челобитными в руках, в которых умоляли ее принять престол. В этом монастыре провела царевна последние дни свои, до конца не оставляя властолюбивых своих замыслов.
В 1808 году умерла в Новодевичьем монастыре столетняя старица, которая помнила царевну и указывала ее келью. В монастыре была игуменья Елпидифория, из фамилии Кропотовых, у которой сохранялся портрет царевны Софьи. Император Павел навещал эту игуменью и жаловал наградами. По рассказам, она также была последней самовидицей жизни царевны в монастыре.
Близ Троицкой дороги, не доезжая села Рахманова, было село Сафрино, некогда принадлежавшее графине Ягужинской. Прежде это была собственность царевны Софьи, точно так же, как и село Сафрино, при берегах Москвы-реки по зимней Рязанской дороге. Тут были богатые плодовые сады, разведенные самою Софьею, а дом Ягужинских был некогда дворцом ее. Впоследствии он был перестроен.
В середине XIX в. помнили еще его: он был с чистыми сенями, расположенными посредине двух больших связей, из коих каждая разделялась на две светлицы.
В Сафрине светлел чистыми водами пруд опальной царевны, богатый рыбою и обсаженный вербами, на которых долго виднелись литеры, означавшие имена царевны и друзей ее. В литерах этих угадывали имена князя Василия Голицына, Семена Кропотова, Ждана Кондырева, Алмаза Иванова, Соковнина и других.
Народная молва передавала, что Сафрино прежде называлось Софьиным же, но что при пожаловании его в поместье имя «Софьино» изменено для каких-то причин.
Известный знаток московской старины А. А. Мартынов отвергает все эти предания, а предполагает, что село Сафрино принадлежало некогда роду дворян Сафариных.
В конце XVIII в. ходила молва73, что под мостом при деревне Голыгиной (на Троицкой же дороге) в каждую полночь жаловались и плакались души Хованских, казненных по домогательству будто бы царевны Софьи в селе Воздвиженском и потом затоптанных в гати под Голыгиной; что долго тени несчастных сына и отца Хованских выходили на Голыгинскую гать, останавливали проезжих и прохожих и требовали свидетельств по суду Божию на князя Василия Голицына и Хитрово. Говаривали, что один из Хованских, кланяясь прохожим, снимал свою отрубленную голову, как шапку. Через несколько лет после того тени Хованских были заменены под Голыгинскою гатью стоном лешего, но теперь нет, кажется, уже и лешего.
На Девичьем поле некогда стоял деревянный дом, знакомый каждому из москвичей; здесь проживал со своими рукописями, автографами и вековыми хартиями профессор Погодин. Им занесено на страницы издававшегося им «Москвитянина» следующее предание о Девичьем поле в день 1 декабря, чтимое в обители ежегодным торжественным всенощным бдением с акафистом, в свидетельство истины этого происшествия.
Рассказ этот Погодин слышал от старика, монастырского священника.
В морозную декабрьскую ночь очередной дьячок спал глубоким сном в сторожке у передних ворот монастыря. Вдруг чудится ему, что кто-то стучит в окно и велит идти благовестить к заутрени.
Он просыпается, выходит на двор, посмотрел на небо: нет, еще слишком рано; идет старик досыпать в сторожку.
Лишь только закрыл глаза, опять будто кто-то толкает его в бок: пора к заутрени. Очнулся – вышел в другой раз; смотрит опять на небо – нет, все еще рано. Ворча, опять уходит старик спать. – «Ступай благовестить», – в третий раз раздается у него в ушах, когда он едва уснул.
Дьячок вскочил испуганный; досада его взяла. «Ударю в колокол, – подумал он, – не стану смотреть на звезды; нужды нет, что рано: пускай посердится батько».
Вышел из сторожки и идет он стеною, и видит чрез зубцы, что по монастырю ходят взад и вперед какие-то люди с фонарями и свечами, что к паперти подъехало много пошевней тройками. Видит что-то недоброе. Бежит на колокольню и звонит во все колокола, что ни есть мочи. Раздается гром на все поле. Все в монастыре просыпаются и бегут со всех сторон к церкви узнать, что за тревога, и видят – в задние ворота скачет вон из монастыря что есть духу троек двадцать к Москве-реке. Слышит звон и царь Петр Алексеевич, пировавший в то время на Пречистенке. «Скорее сани! – кричит Петр. – Пошлите за солдатами». Думает царь: «В Девичьем монастыре живет заключенная его сестра – опять нет ли какого стрелецкого заговора?»
Прискакал царь со свитой к монастырю, стучится в ворота, не отпирают. «Ломай ворота!» – командует Петр. Приносят ломы, заступы, топоры, бьют, ломают, кто-то успел перелезть через стену и растолковать испугавшемуся причту, что приехал царь. Ворота отперли. «Что у вас тут деется?» – спрашивает государь.
Илья Репин. Царевна Софья Алексеевна в Новодевичьем монастыре в 1698 году. 1879 г.
И все в один голос начинают рассказывать, что к ним приезжали воры, все замки церковные сбиты, двери выломаны, образа, ризы, дорогие вещи собраны были уже в вороха и вынесены на паперть, но дьячок зазвонил тревогу, и воры, не успев покласть добра на воза, испуганные ускакали.
Петр обошел, все осмотрел и, обходя, заметил, что везде на полу, по снегу накапано было множество воску. «Перехватать завтра всех, – говорит он, – кто попадется в кафтане, залитом воском на рынках, площадях, по улицам и привесть ко мне». Приказ исполнен, и на другой день собрано было к нему со всей Москвы множество народа, закапанного воском, в котором по лицам легко уже было зоркому взгляду царя отличить виноватых от невинных. Таким образом грабители были пойманы.
В доме профессора М. П. Погодина было собрание русских древностей в полном объеме: здесь были древнейшие иконы – живописные, литые, резные, из кости, из камня, дерева, шитые; кресты, редчайшие старопечатные славяно-церковные книги, рукописи, монеты, различная утварь, оружие, грамоты и судебные дела древности, автографы, эстампы, лубочные картины, курганные вещи, первые издания и проч.
Много десятков лет тому назад Москва была богата такими музеями и имела многие частные собрания. Так, П. Ф. Карабанов собрал превосходную коллекцию, как бы служившую дополнением к древностям и редкостям Оружейной палаты: в нее вошли собрания А. В. Олсуфьева, П. П. Бекетова и Ф. В. Каржавина. В числе его редкостей у него было единственное собрание русских портретов и монет царского периода; последних также было весьма значительно и у А. Д. Черткова, гг. Раковых и С. Г. Строганова, профессора Буазе, графа Мусина-Пушкина, Бекетова, князя В. Д. Голицына, грека Зосимы, Шестынина, Нечаева, Головина, Макарова, Писарева, Шпревица (преимущественно восточная монета, описанная Френом). Собиратели монет для продажи были: гг. Лухманов, Шухов, Шульгин, Бардин, Волков. Большая часть таких нумизматических сокровищ уничтожена и вовсе теперь не существует.