Страница 53 из 129
Ф. И. Толстой был очень видный, красивый мужчина и большой кутила. По возвращении из ссылки или бегства, так года за два или три до двенадцатого года, когда немного позабыли про его дуэль и другие грешки его молодости, он некоторое время в Москве был в большой моде, и дамы за ним бегали.
Про него сказал кто-то в Москве:
«Кажется, он довольно смугл и черноволос, а в сравнении с душою его он покажется блондинкою».
Толстой был лихой собеседник и гуляка; о нем рассказывает князь Вяземский, что однажды в Английском клубе сидел пред ним барин с красно-сизым и цветущим носом, и Толстой смотрел на него с сочувствием и почтением; но, видя, что во все продолжение обеда барин пьет одну чистую воду, Толстой вознегодовал и говорит:
– Да это самозванец! Как смеет он носить на лице своем признаки, им не заслуженные?
Раз Толстой написал своему приятелю в письме из Тамбова: «За неимением хороших сливок, пью чай с дурным ромом». Толстой был мастер играть словами. Один из его родственников, ума ограниченного и скучный, добивался, чтобы он познакомил его с поэтом-партизаном Денисом Давыдовым; Толстой под разными предлогами все откладывал представление, наконец однажды, чтобы разом отделаться от скуки, предлагает он ему подвести его к Давыдову.
– Нет, – отвечает тот, – сегодня неловко: я лишнее выпил, у меня немножко в голове.
– Тем лучше, – говорит Толстой, – тут-то и представляться к Давыдову.
Затем он берет его за руку и подводит к Давыдову, говоря:
– Представляю тебе моего племянника, у которого не много в голове.
Однажды Толстой заходит к старой своей тетке.
– Как ты кстати пришел, – говорит она, – подпишись свидетелем на этой бумаге.
– Охотно, тетушка, – отвечает он и пишет: «При сей верной оказии свидетельствую тетушке мое нижайшее почтение».
Гербовый лист стоил несколько сот рублей.
Какой-то князь был должен Толстому по векселю довольно значительную сумму; срок платежа давно прошел, а князь все не платил, несмотря на несколько писем Толстого; наконец, последний, выбившись из терпения, написал ему:
«Если вы к такому-то числу не выплатите долг свой весь сполна, то не пойду я искать правосудия в судебных местах, а отнесусь прямо к лицу вашего сиятельства».
Толстой был резкий тип прошлой эпохи; он был далеко не безупречен, но зато обладал неустрашимостью и силой характера; ему было море по колено; он не пресмыкался ни перед личностью, ни пред общественным мнением и признавался иногда в своих проступках с откровенностью, не лишенною цинизма. Впрочем, все эти недостатки не помешали ему в 12 году оставить калужскую деревню, в которую он сослан был на житье, и явиться простым солдатом на Бородинское поле, геройски сражаться с неприятелем и заслужить крест св. Георгия 4-й степени. Говорили тогда, что в азартные игры играл он не безупречно. Толстой и сам в этом сознался, отказав раз своему приятелю, князю С. Г. Волконскому, метать ему банк:
– Нет, мой милый, я вас слишком для этого люблю. Если бы вы сели играть, я увлекся бы привычкой исправлять ошибки фортуны.
Новосильцев55 приводит рассказ, как Толстой сошелся с Нащокиным, с которым он не расставался по смерть и даже умер у него на руках. Вот как описывает он первую встречу друзей. Шла адская игра в клубе; наконец, все разъехались, за исключением Толстого и Нащокина, которые остались за ломберным столом. Когда дело дошло до расчета, Толстой объявил, что противник должен ему заплатить двадцать тысяч.
– Нет, я их не заплачу, – сказал Нащокин, – вы их записали, но я их не проиграл.
– Может быть, это и так, но я привык руководиться тем, что записываю, и докажу это вам, – отвечал граф.
К.-Х.-Ф. Рейхель. Ф. И. Толстой
Он встал, запер дверь, положил на стол пистолет и прибавил:
– Он заряжен, заплатите или нет?
– Нет.
– Я вам даю десять минут на размышление.
Нащокин вынул из кармана часы, потом бумажник и отвечал:
– Часы могут стоить пятьсот рублей, а в бумажнике двадцатипятирублевая бумажка: вот все, что вам достанется, если вы меня убьете, а в полицию вам придется заплатить не одну тысячу, чтоб скрыть преступление: какой же вам расчет меня убивать?
– Молодец! – крикнул Толстой и протянул ему руку. – Наконец-то я нашел человека!
В продолжение многих лет друзья жили безотлучно, кутили вместе, попадали вместе в тюрьму и устраивали охоты, о которых их близкие и дальние соседи хранили долгое воспоминание.
Друзья в сопровождении сотни охотников и огромной стаи собак являлись к незнакомым помещикам, разбивали палатки в саду или среди двора и начинали шумный, хмельной пир. Хозяева дома и их прислуга молили Бога о помощи и не смели попасться на глаза непрошенных гостей.
Князь Вяземский говорит, что на одном из таких пьяных обедов, на котором был Толстой, подают к концу обеда какую-то закуску или прикуску. Толстой отказывается. Хозяин настаивает, чтобы он попробовал предлагаемое, и говорит:
– Возьми, Толстой, ты увидишь, как это хорошо; тотчас отобьет весь хмель.
– Ах, Боже мой! – воскликнул тот, перекрестясь. – Да за что же я два часа трудился? Нет, слуга покорный, хочу оставаться при своем.
Толстой одно время, неизвестно по каким причинам, наложил на себя епитимью и месяцев шесть не брал в рот ничего хмельного. В это время совершались в Москве проводы приятеля, который отъезжал надолго. Проводы эти продолжались недели две. Что ни день, то прощальный обед или прощальный ужин. Все эти прощания оставались, разумеется, не сухими. Толстой на них присутствовал, но не нарушал обета, несмотря на все приманки и увещания приятелей, несмотря, вероятно, и на собственное желание. Наконец, назначены окончательные проводы за городом, в селе Всесвятском. Дружно выпит прощальный кубок, отъезжающий сел в кибитку и пустился в дальний путь. Гости отправились в город. Толстой сел в сани вместе с Денисом Давыдовым, который, надо заметить, не давал обета трезвости. Ночь морозная и светлая, глубокое молчание. Толстой вдруг кричит кучеру: «Стой!» Сани остановились. Он обращается к попутчику и говорит:
– Голубчик, Денис, дохни на меня!
Относительно бегства из ссылки Толстого находим много разноречивых рассказов. Г-жа Новосильцева56 говорит, что он во время кругосветного морского путешествия поссорился с командиром экипажа Крузенштерном и вздумал возмущать против него команду. Крузенштерн вынужден был высадить его на каком-то необитаемом острове, оставив на всякий случай ему немного провианта.
Когда корабль удалился, Толстой снял шляпу и поклонился командиру, стоявшему на корабле. Остров этот оказался, однако, населенным дикарями, среди которых Толстой прожил довольно долго. Несколько лет спустя, на его счастье, какой-то корабль заметил его местожительство и отвез его в Европу.
В самый день своего возвращения в Петербург Толстой узнал, что Крузенштерн дает бал, и ему пришло в голову сыграть довольно оригинальный фарс. Он переоделся, поехал к врагу и стал в дверях залы. Увидя его, Крузенштерн не верил глазам.
– Толстой, вы ли это? – спросил он, наконец, подходя к нему.
– Как видите! – отвечал незваный гость. – Мне было так весело на острове, куда вы меня высадили, что я совершенно помирился с вами и приехал даже вас поблагодарить!
Вследствие этого эпизода своей жизни он был назван «Американцем».
По другим сведениям, этот рассказ вполне опровергается57. В первых годах царствования императора Александра I было снаряжено морское кругосветное плавание под начальством Крузенштерна. Толстой, служивший тогда в Преображенском полку, спросил позволения участвовать в этой экспедиции. У Толстого, по рассказам той же г-жи Новосильцевой, было несметное число дуэлей.