Страница 32 из 129
В этом доме в одной комнате стены были из цельных венецианских зеркал, в другой – обделаны малахитом, в третьей – обиты драгоценными гобеленами, в четвертой – художественно разрисованы не только стены, но и потолки; всюду античные бронзы, статуи, фарфор, яшмовые вазы, большая картинная галерея с картинами Рафаэля, Ван Дейка, Доминикино, Корреджио, Веронезе, Рембрандта, Гвидо Рени; большая часть картин была, впрочем, по смерти графа в 1788 году вывезена в Петербург и часть в Останкино; в некоторых комнатах висели люстры из чистейшего горного хрусталя.
Замечательны также были в кусковском доме огромная библиотека и оружейная палата; в последней было редкое собрание древнего и нового оружия: английские, французские, испанские, черкесские, греческие и китайские ружья, дамасские сабли, оправленные в золото и осыпанные драгоценными камнями, турецкие ятаганы, шашки и проч. В числе конских приборов было седло Карла XII, доставшееся вместе с его скакуном графу Борису Петровичу в Полтавском сражении.
В спальне покойного графа висел неоконченный его портрет, писанный пятнадцатилетнею его дочерью; смерть помешала кончить его, и неутешный отец не хотел, чтобы чья-нибудь рука коснулась работы милой его дочери. Других портретов его было здесь несколько: один – работы Гротта, простреленный десятью пулями; другой – в парадной столовой и также прострелен пятью пулями; рядом с ним – прорезанный портрет графини, жены его. Эти три испорченные портрета остались памятником пребывания здесь французов в 1812 году. По преданию, граф П. Б. очень не любил французов и был враг тогдашней французской философии.
В саду Кускова было 17 прудов, карусели, гондолы, руины, китайские и итальянские домики, китайская башня, наподобие нанкинской, с колоколами – граф называл ее Голубятней, каскады, водопады, фонтаны, маяки, гроты, подъемные мосты.
Теперешний дом и сад Кускова – только остатки прежнего великолепия: нынешний так называемый «гай» или роща возле театра был некогда превосходным английским садом, с такою обстановкою, что граф и его гости предпочитали его дому и французскому саду.
В этой роще стоял летний дом графа Петра Борисовича, где он постоянно жил в неприемные дни и где принимал своих друзей. Дом этот назывался «домом уединения».
Н. Деляпьер. П. Б. Шереметев в парадном облачении обер-камергера. 1770-е гг.
В этом домике жил граф, когда лишился милых сердцу жены и дочери, и оттуда выходил только для приема знатных гостей, иногда Екатерины и других государей. Только тогда он являлся еще истинно русским вельможею, и иностранные принцы с изумлением описывали его пиры; но, возвратясь в свой домик, в свое уединение, он снова был отшельником, верным памяти о сердечном счастии. Жена графа была красавица; она обладала такими роскошными локонами, что еще в бытность фрейлиной императрицы Анны ей одной позволялось носить их при дворе.
Дочь графа Петра Борисовича была невестою графа Никиты Ивановича Панина. Говорили, что отец был вдвойне огорчен как потерей дочери, так и горестию своего друга по ней. Тоска и чувствительность графа, можно сказать, была отличием всех Шереметевых. Кто не знает славной страданиями Натальи Долгоруковой, самоотверженная любовь которой к своему мужу увековечена в наших преданиях старины!
По преданию, княгиня Наталья Борисовна пришла из Сибири прямо в Кусково ночью, в темный осенний вечер, перешла сад и подошла к дому; но в нем все было заперто. Бедная путница с ребенком на руках едва дошла до дома священника и там провела ночь. Через несколько недель княгиня была уже при дворе и в милости. Екатерина возвратила ей все, что некогда потерял муж ее.
Позднее многострадальная приняла схиму и жила в Киеве в монастыре под именем старицы Нектарии. Княгиня Наталья, по преданию, бросила свое обручальное кольцо в Днепр и постриглась в монахини в одежде фрейлины с Екатерининскою лентою через плечо.
Сын ее, по семейным преданиям, был самым суетным, мелочным и тщеславным человеком и едва не попал в большую беду: он затеял заговор и хотел возвести на престол Ивана Антоновича при содействии родственника своего, князя М. И. Долгорукова, точно такого же тщеславного человека; по рассказам, последний у себя в преогромном деревянном доме имел на подмостках раззолоченный трон, на котором и сиживал, и редко в присутствии гостей сходил с него.
Существует рассказ, крайне, впрочем, сомнительный, будто бы он посещал в Шлиссельбурге Ивана Антоновича в одежде афонского монаха.
В «доме уединения» в 1810 году, помимо графа, жила еще Анна Николаевна – калмычка, весьма важное лицо в Кускове.
С 1810 года дом этот жадные опекуны стали отдавать внаймы, и его нанимала для летней дачи, прельщенная преданиями старины Кусковского театра, известная актриса Е. С. Сандунова; весною 1812 года нанял было его купец 1-й гильдии Чертков, но отказался из опасения сырости, затем в июне нанимал М. Ф. Бестужев за 500 руб. и также отказался из опасения сырости; уже в июле явилась придворная актриса Сандунова и давала 350 руб. ради упущенного времени, но опекуны, ценя дом в тысяч 50 и более, рассудили отказать «политическим образом», а в самом деле потому, что она жила с мужем в разводе; состояние ее было неизвестно, и опасались «неблагопристойных компаний».
Судьба спасла Сандунову от последующей встречи здесь с французами, а ограбленный ими дом был вскоре сломан (см. очерк П. Бессонова).
На конце рощи было небольшое озеро под названием Локасино; искусственная река соединяла его некогда с другими небольшими озерами; через рукава этой речки живописно перекинуты были красивые мосты с раззолоченными перилами; один из них вел в глубину рощи, к так называвшемуся «убежищу философов», или в Тентереву деревню, в красивый домик с зеркальными стенами, полами и плафоном, наполненный тысячами редкостей.
Недалеко от этого дома было другое здание под названием «Метрея»; это был небольшой скотный двор, куда приводили графу напоказ его любимых коров. У опушки «гая», недалеко от нынешней Гиреевской рощи и дороги в Косино, бил фонтан; в пятидесятых годах в этом гаю стояла еще «беседка тишины» и курган.
Беседку окружал некогда искусный лабиринт, а на кургане стояла статуя Венеры; возле нее была «Львиная пещера»; здесь на лаврах лежал лев, под ним была латинская надпись, и здесь же хранилась плита с допотопными окаменелостями, найденная в окрестностях Кускова.
Недалеко отсюда был знаменитый стог сена; при приближении к нему замечалась оригинальная беседка в виде русской избы, в которой за дубовым столом на тесаных скамьях сидели двенадцать мужичков в праздничных нарядах и в интересных позах и пили водку. Это была группа восковых фигур, которая называлась «пьяною компаниею». П. Бессонов говорит, что эта группа не изображала русских мужичков, а иностранцев, что тут были восковые фигуры какого-то «Вилиуса», «турка», еще «господина без печали, веселого брата», затем «француза» и доктора «Бамбаса вместе с дамой». Судьба этих кукол была самая печальная: портной Иван Пучков и обойщик Нефед Никитин в ночное время перебили их, отшибли им головы и руки, обобрали их платье и продали в Москве. Позднее опустошение этого «Шомьера» довершили мыши и всепожирающее время.
Также на идущей мимо театра во Владычино дороге, на том месте, где теперь мост через канал, прежде был так называемый «потаенный фонтан», и стоило только шутнику отвернуть кран, как на бедного, проходившего через мост, лился проливной дождь.
Говоря о бывшем великолепии Кускова, нельзя не вспомнить и о старинных его угодьях. К числу их принадлежала и та роща, которая теперь известна под именем «Зверинца»; зверинец был в окружности до трех верст; еще заметны теперь два пересекающихся под прямым углом в средине леса проспекта и видны следы каменной башни, служившей сборным местом охотников, но уже нет следов построек настоящего зверинца, где содержались разных пород звери: черные американские, серые русские и сибирские медведи, лоси, лисицы и проч. Стада оленей ходили свободно; их считалось до 600 голов; остатки этих стад выведены отсюда в 1809 году, и зверинец уничтожен. Охоту графа составляли обыкновенно сорок псарей, сорок егерей, сорок гусаров и т. д. – всего по сорок.