Страница 8 из 100
Через некоторое время, когда стало известно, что приближается катер кайзера, на палубе заволновались. Нэнси была очень разочарована, увидев Вильгельма. Он был совсем не таким, как король. Лицо его казалось строгим и суровым. Нэнси отправили поиграть с мальчиком в матросском костюмчике.
— Я не люблю девчонок, — нагло заявил он, и Нэнси чуть было не пнула его ногой, но тут появилась мать мальчишки.
Нэнси забыла о его грубости. Леди улыбнулась ей, словно сказочная фея.
— Меня зовут Зия Санфорд, — сказала она, протягивая ей руку, как будто Нэнси была взрослой.
— А я Нэнси О'Шогнесси, — застенчиво ответила Нэнси.
— Знаю.
Мальчик подошел поближе к матери, и Нэнси увидела, как они слегка дотронулись друг до друга. Этот жест удивил ее. Она никогда не видела прежде такого показного проявления любви между матерью и сыном за все время своего пребывания в Англии.
— Я тоже приехала из Бостона.
Нэнси посмотрела на нее округлившимися глазами. Эта женщина была совсем не такой, как ее мать или подруги матери. От нее не пахло лавандой или розовой водой, а исходил таинственный восточный аромат. Щеки были припудрены, а глаза необычно подведены черным карандашом. Веки подкрашены блестящей краской.
— Не похоже, что вы из Бостона, — заметила Нэнси простодушно.
— Я из Норс-Энда, — добавила Зия с улыбкой.
Недоверие Нэнси лишь усилилось. Она хорошо знала Норс-Энд. Это был бедный район, где отец с трудом проводил свою избирательную кампанию. Леди, подобные Зии Санфорд, никогда не жили там.
— Наверное, это было очень давно, — сказала она наконец.
Зия широко улыбнулась:
— Да. Тогда твои дедушка и бабушка жили на Ганновер-стрит.
Нэнси ничего подобного не знала. Ей захотелось узнать побольше, но в это время подошли ее родители, и на лице Зии появилось странное выражение.
— Мы уезжаем, — сказал отец, обращаясь к миссис Сан-форд, и Нэнси обратила внимание, что его голос прозвучал как-то необычно холодно. На лице проступила бледность, чего раньше Нэнси никогда не замечала. Она испугалась, не заболел ли он, поскольку они собирались на будущей неделе на Ривьеру.
Ее руки по-прежнему находились в плену у Рамона. Так и не тронутую ими оленину убрали со стола. Нэнси любила мороженое, и Рамон сделал знак официанту, развозившему по залу десерт. Их стол украсило мороженое с фруктами забавной формы.
— Ваша мать была такой красивой, — сказала она. — Сначала я решила, что она королева.
— Она до сих пор прекрасно выглядит. — Его чувственный жесткий рот неожиданно стал мягким. Нэнси вспомнила то проявление любви между матерью и сыном, которое ей довелось наблюдать в детстве.
— Она сказала мне тогда, что прибыла из Бостона, но я не поверила ей.
— Мне самому с трудом верится в это. Для меня мать абсолютно европейская женщина.
— Как и вы. — При свете свечи он выглядел иностранцем.
— Да, как и я. Мой отец был португальцем.
Нэнси не хотелось говорить о его отце.
— Вы приезжали в Каус еще раз? — спросила она, убирая свои пальцы из его ладоней.
— Да, но все было по-другому. В Англии появился новый король, худощавый и более сдержанный. А вместо кайзера присутствовал русский царь. Он еще меньше походил на прежнего короля Англии, чем Георг V, очень тихий и мягкий. После Альберта не было более веселого короля.
— Я больше никогда не встречалась с ним. Мой отец стал мэром Бостона, и мы с тех пор не бывали в Европе. До моего замужества.
Наступила небольшая пауза. Рамону не хотелось омрачать беседу воспоминанием о сенаторе, который был сейчас далеко.
— Я никогда так и не мог понять, зачем вас пригласили на борт «Виктории и Альберта». Я был ужасным снобом для мальчика восьми лет.
— Вероятно, вы слышали, как родители обсуждали это, — сказала Нэнси улыбаясь. — Аристократы едва терпели моего отца. Они считали его вульгарным выскочкой. Впрочем, так оно и было. Но кроме того, он отличался привлекательным и эксцентричным правом, а англичане вполне терпимо относились к таким людям. Думаю, именно это помогло ему. Родословная моей матери была безупречной. В генеалогическом древе ее семейства был Вильгельм Завоеватель, так что английская голубая кровь и американское богатство открывали перед ними практически все двери.
— Несмотря на ирландское происхождение вашего отца? — спросил Рамон усмехнувшись.
Нэнси улыбнулась еще шире:
— В наши дни ирландское происхождение моего отца не имеет существенного значения. Вы забыли, что он политик.
— Ваш отец никому не позволяет забыть это. Он снова собирается баллотироваться на должность мэра? Ему ведь уже около семидесяти?
Мороженое убрали, и на столе появились кофе и ликер. Нэнси постаралась не давать Рамону удобного случая снова завладеть ее руками. Она держала рюмку с ликером.
— Шестьдесят девять… но отец добьется своего. Если ничего не выйдет на выборах мэра, он выставит свою кандидатуру на должность губернатора штата.
— В таком случае пожелаем ему успеха на выборах мэра, — сказал Рамон. — Меня пугает мысль о том, что он может стать губернатором штата.
— Его сторонники думают так же, а они — верные ему люди.
— А вы?
— Разумеется, — ответила Нэнси. — Ведь он мой отец.
Они снова коснулись больной темы. Между ними стояли их отцы со своей непримиримой враждой.
— Я никогда не понимала, почему наши деды относились друг к другу как братья, а отцы… — задумчиво произнесла Нэнси.
Рамон пожал плечами:
— Трудно сказать. Это давняя история.
— Ваш отец обязан жизнью О'Шогнесси. С другой стороны, О'Шогнесси обязаны своим процветанием Санфордам. Однако это имя до сих пор запрещено произносить в присутствии моего отца. Это выше моего понимания.
— Не стоит думать об этом. — Рамону совсем не хотелось продолжать эту тему.
— Санфорды считаются англичанами, а ваш отец — португалец. Как вы это объясните? — спросила Нэнси после небольшой паузы.
— Мой дед, висконд Фернандо де Гама, занимал пост министра в правительстве королевы Марии. Бабушка была на двадцать лет моложе его и очень красива. Лео Санфорд влюбился в нее, однако повел себя совсем не как англичанин. Вместо того чтобы проявить сдержанность, он похитил ее. Скандал взбудоражил все португальское общество, и они вынуждены были несколько лет скрываться в Америке, пока мой дед не умер. Во время побега моя бабушка, испытывая глубокие материнские чувства, захватила с собой своего сына. Это был мой отец. Тогда ему было два или три года.
— И именно тогда мой дед спас его, вытащив из воды?
— Да. У любовников не было времени дожидаться отправления подобающего им роскошного судна. Оскорбленный висконд преследовал их по пятам, и они отправились в Новый Свет на корабле, набитом ирландскими эмигрантами.
— Какая романтическая история!
Рамону до боли хотелось поцеловать ее.
— У них больше не было детей, — сказал он. — Лео Санфорд оставил моему отцу все свое состояние. Торговые суда для перевозки вин, предприятия в Америке и в Европе. При этом он выдвинул условие, что тот возьмет фамилию Санфорд. Он отправил моего отца учиться в Англию и делал все, чтобы воспитать его в английских традициях. — Улыбка тронула губы Рамона. — Но он явно потерпел неудачу.
— Однако Санфорды жили в Португалии свыше трех столетий, — возразила Нэнси. — Несомненно, они должны считать себя португальцами, а не англичанами.
— Вы недостаточно хорошо знаете их, — сухо заметил Рамон. — Опорто — настоящий аванпост Британской империи. Там всегда начиная с 1700 года жили самые крупные экспортеры вина: Кокберны, Сандеманы, Санфорды — никто из них не говорит по-португальски. Они играют в крикет на своих великолепных площадках, они застроили все побережье в Фоксе, посылают своих сыновей в частные английские школы и выдают своих дочерей за сыновей других виноторговцев.
— Ваш дед не был таким.
— Нет, не был, и это стоило ему нескольких лет изгнания.